Ее глаза гневно вспыхнули.

— До вас всегда так трудно доходит?

Митч проигнорировал ее реплику.

— У вас такое невинное, честное лицо, но я вам не верю. Если вам нечего больше сказать, то лучше отправиться в обратный путь.

Кэррол вздохнула и снова надела джемпер. На пару мгновений взгляд Митча устремился на аппетитную ложбинку между грудей, и он почувствовал прилив чувственного желания. Мысленно он тут же залепил себе пощечину.

Кэррол застегнула верхнюю пуговицу джемпера, и это показалось ему еще более соблазнительным. Чем-то вызывающим. На что она, без сомнения, и рассчитывала.

— Ладно, — сказала она. — Очевидно, мне дали плохой совет. Может, мы начнем все снова?

— Нет-нет. — Митч подавил желание, которое грозило поколебать его решимость. Он боялся, что это приведет к проигрышу пари и лишит его уверенности в том, что он способен контролировать себя, управлять своими сексуальными действиями. — Вы должны уехать. Немедленно.

— А нельзя ли войти в дом? Становится прохладно.

Митч выгнул дугой бровь, услышав столь дерзкую просьбу. Он посмотрел на термометр, висевший на веранде.

— Леди, сейчас девяносто градусов.

— Да, я знаю. Но если бы мы вошли в дом, я могла бы все объяснить. И тогда вы, возможно, пересмотрели бы свои взгляды.

— Я не намерен их пересматривать.

— Пожалуйста, не прогоняйте меня назад в Мизулу. В такую жару, не выслушав. Или по крайней мере предложите чего-нибудь освежающего.

Митч почувствовал себя в положении мяча на теннисном корте, который гоняют туда и обратно. То ей было холодно, то ей стало жарко и она закипает под слепящим солнцем. Решив, что он никогда не поймет женщин и что этот парадокс в какой-то степени и делает их привлекательными, Митч потер ладонью щетинистый подбородок.

— Что ж, думаю, я могу предложить вам стакан воды. А затем вам нужно ехать. Подождите здесь.

Он распахнул застекленную дверь и направился внутрь, бесшумно ступая босыми ногами по деревянному полу.

Кэррол последовала за ним, тихо прикрыв за собой дверь. Она была рада, что у Митча не было кондиционера. В помещении сохранялось приятное тепло, которое обволакивало ее, словно мягкая удобная шаль,

однако пальцы ее при этом оставались холодными.

Комната, в которой она оказалась, имела сводчатый потолок и галерею наверху. Можно было ожидать, что она увидит здесь медвежьи шкуры и чучела диких животных. Но здесь стояла искусственная елка, а дикие животные были изображены на расписанной масляными красками стене: это были гризли и лось на фоне естественной для них среды обитания.

Кэррол продолжала осматривать комнату: мебель обтянута коричневой кожей, подлокотники кресел, столы и светильники сделаны из полированного дерева. С одной стороны располагался большой камин, противоположная стена представляла собой нечто вроде бара и одновременно кухни.

Митч достал из буфета стакан, наполнил его водой со льдом, обернулся и застыл от удивления. Зеленые глаза его широко раскрылись. Насупив брови, он проговорил:

— Я просил вас подождать снаружи.

— Да, знаю, я нарушаю право владения. — Кэррол всю жизнь подчинялась законам и правилам, но сейчас отбросила их прочь. Это казалось невероятным. Опасным. Головокружительным. Лишь в мечтах она могла представить, что это такое, когда с тобой занимаются любовью. В особенности если это будет такой мужчина.

Сглотнув, она отвела глаза от его сердитого лица и устремила взор на картины в рамах, на фотографии Митча в разном возрасте — верхом на лошади, на водных лыжах, на рыбачьей лодке. Кэррол пробормотала:

— Надо же, а я никогда ничего этого не делала.

— Прошу прощения?

— Да нет, ничего, — сказала она, возвращаясь от мрачных мыслей к действительности. — Можно? — Она протянула руку к стакану. Митч подал его ей. Их пальцы соприкоснулись, и Митч отдернул руку, словно опасался даже малейшего контакта.

Он испугался? Ее? Или себя? Это было не похоже на того Митча Боханну, каким обрисовали его подруги. По их рассказам он представлялся ей как бесстрашное сексуальное животное, которое испытывает постоянное желание.

Что с ним случилось? Пытаясь это понять, Кэррол села на диван, оставив достаточно места для того, чтобы к ней мог присоединиться Митч. Но он предпочел сесть в кресло напротив, жестом указав, чтобы она пила. Его нетерпеливость в ответ на ее тактику потянуть время, кажется, выходила за рамки хороших манер.

Однако не только он был невежлив и груб. Прежняя Кэррол не стала бы вмешиваться в личные дела мужчины. А вот новая позволяла себе не придерживаться правил хорошего тона. Зная, что поступает дерзко и бесцеремонно, она спросила:

— А почему вы больше не занимаетесь сексом? Подцепили болезнь? Или стали импотентом?

— Что? — рявкнул Митч.

От гнева у него побагровела шея, он сжал подлокотники кресла с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Кэррол обратила внимание, что у него большие руки, длинные, довольно тонкие пальцы, кожа загорелая, ногти короткие и чистые — такие руки способны нежно ласкать женщину.

Он наклонился к ней всем корпусом.

— Хотя это вас и не касается, но… для сведения, чтобы вы не распространяли лживые слухи по всей Мизуле. Я в прекрасном здравии. В физическом и прочем. Просто я… — Он оборвал фразу и расправил плечи. — Я взял отпуск.

Кэррол была готова к любому ответу, кроме этого. Она выгнула дугой брови.

— Отпуск от секса?

— Да! — Слово прозвучало отрывисто и решительно. Как последняя точка в обсуждении темы. Митч провел рукой по волосам. Его взгляд красноречиво говорил, что вопрос закрыт.

— Я никогда не слышала о подобных вещах. — Кэррол сделала глоток воды и ощутила холод в желудке. И почему она не попросила кофе, когда Митч предлагал ей воду? Она с подозрением взглянула на Митча, затем обвела взглядом комнату. — Так вы по этой причине здесь прячетесь?

— Я не прячусь, — возмущенно возразил Митч.

Кэррол решила, что возражает он слишком громко и с обидой. Она наверняка попала в самую точку, и это давало ей надежду, что она сумеет нарушить его самому себе навязанный отпуск. Но как долго придется здесь оставаться, чтобы привести свой план в исполнение? Очень досадно, что она не знает, какое отношение имеет ко всему этому некий Чарли.

Кэррол медленно пила воду и обдумывала варианты. Она может сделать то, чего хотел Митч, — подняться и уехать в Мизулу. В конце концов, у нее в списке значились еще два кандидата. Но было в Митче Боханне нечто такое, что удерживало ее на месте.

Вызов с его стороны?

Или сам этот мужчина?

А может, то и другое?

Она какое-то время изучающе смотрела на него и вдруг поняла, что хотела бы узнать его получше, хотела бы, чтобы этот интригующий рот приласкал ее губы, чтобы эти сильные руки прикасались к ней так, как она только может вообразить в самых дерзких фантазиях.

Но каким образом уговорить его, чтобы он позволил ей остаться?

Если бы она могла вернуться на несколько минут назад и представить ему себя несколько иначе! Если бы она появилась и что-нибудь соврала ему, а не выпалила бы сразу, что хочет заняться с ним любовью. Кэррол почувствовала замешательство. Не следовало слушать подружек, которые говорили, что она должна все выложить этому человеку напрямик.

М-да… И вот теперь из-за их советов ей придется возвращаться в машину. Как-то надо переубедить его. Но как? Кэррол снова окинула взглядом комнату и задержалась на фотографиях позади бара. Понимает ли он, как ему повезло? Жизнь предложила ему все, в то время как у других не было ничего — кроме неисполненных фантазий и желаний. Всю жизнь ей хотелось делать то, что, судя по фотографиям, делал он.

Кэррол выпрямилась на диване.

— Если я заплачу вам, вы научите меня ездить на лошади?

— В какую игру вы играете? Сперва секс, теперь лошади… — Митч прищурился — казалось, он хотел сказать: «Она преисполнена решимости обязательно на чем-то покататься». Но вместо этого проговорил: — Я похож на человека, который нуждается в деньгах?