Пускай делает, что хочет. У меня своя задача.
— Ну?
Они моментально сбились в стадо. Десять человек. Князь настаивал на двадцати, я клялась, что больше, чем с пятью не управлюсь. Сошлись на десятке. Лучшие из лучших, как заверял Володар. Девять стражников, в числе которых я не без удовольствия отметила Ильяса, и Вальрик. Он и в самом деле сын князя, младший и, по мнению Володара, совершенно никчемный. Как же, полные пятнадцать лет, а выглядит ребенком, драться не умеет и учиться не желает, большую часть времени прячется или книжки читает, а князю за такого сына стыдно.
Вальрик — юноша болезненный, но при этом чертовски упрямый, он и на ногах-то держится из чистого упрямства. Боится до дрожи в коленях, но взгляд не отводит. Гордый. Пожалуй, из него будет толк.
Остальные попроще: Край — черноволосый красавчик, гибкий и подвижный, прирожденный мечник. Фалько — гигант, гора мышц и редкостная злопамятность. Если бы я могла выбирать, этот человек никогда не попал бы в десятку, но князю Фалько приглянулся своими размерами и свирепостью. Ингар, улыбчивый и глазастый. Тилор и Тилар — братья-близнецы. Немой Масуд. Нарем, не расстающийся с потрепанной Библией, и дебошир Селим, взявший на себя роль шута.
Мой отряд.
Мое наказание.
Мое испытание.
Володар требовал, чтобы, к концу обучения каждый из этих людей стал Воином, что было в принципе невозможно. Только да-ори способен быть Воином и дело не в предрассудках или моем отношении к людям, дело в физиологии: скорость реакции, сила, выносливость, регенерация… Опыт, в конце концов. Жаль, что для Володара все это — пустые слова. Он хотел воинов, он их получит.
А я получу свободу.
Наверное.
Фома
"И, коли ночь настигает путника в поле, лесу либо ином месте, где нет ни человеческого жилья, ни храма Божия, способного стать защитой от тварей ночных, надлежит трижды прочертить на земле круг ножом. В центре оного круга крест воздвигнуть, и трижды вознести молитвы к Святому Антонию-защитнику. А тако же по разу Святой Венесуэле и Святой Агриппине-Милосерднице…" Фома отложил книгу. Везде одно и то же: круг да молитва, молитва да круг. Правда, "Откровения Базилевса" рекомендовали воспользоваться серебряным кинжалом, освященным в Московском Храме, а "Полное описание тварей ночных и средств борьбы с оными" настоятельно советовало отгонять все порождения Тьмы солью и святой водой.
Но ни в одной из тысяч томов, хранящихся в библиотеке храма, не было информации о том, как же удержать вампира. Фома перебрал все известные и неизвестные источники. Ноль. Полный ноль. Никакой информации. В дозволенных к прочтению источниках не было ничего кроме проклятий, насылаемых святыми на головы порождений Тьмы, заклятий и общих рекомендаций. А к недозволенным его, несмотря на аудиенцию у Святого отца, не допустили. Более того, Фоме казалось, что с той самой аудиенции за ним начали пристально наблюдать, и наблюдение это являлось признаком неудовольствия со стороны Святой Инквизиции.
Каждый знает, что Александр 18 новаторскими идеями своими и новым подходом к управлению Святым городом вызывал среди инквизиторов раздражение, однако же посягнуть на самого Александра 18 они не осмеливались, а вот на Фому…
Нельзя, нельзя давать повода, вот и приходилось сидеть в открытом отделении, штудируя рекомендованные к прочтению работы святых сподвижников.
Голова болела от долгого чтения, а глаза слезились, но Фома не обращал внимания на подобные мелочи. Завтра, уже завтра он отправится в путь, дабы по мере слабых сил своих послужить Святому престолу и роду человеческому. Вернется ли он сюда? Путь до крепости князя долог, а дороги ненадежны. Ходят слухи, будто многие люди, отринув Слово Божие, грешат разбоем и не чураются замарать душу свою кровью других детей Господних. И весьма вероятно, что действовать придется не словом, как в Храме, а оружием. Не даром же брат Николаус учит Фому использовать и кинжал, и кривую саблю, милую сердцу безбожников-степняков, и тяжелый рыцарский меч, который слабосильный послушник и поднимает-то с трудом. Брат Николаус учит, не жалея плетей за нерадивость, да только пользы от того учения мало. Презирает благородная сталь Фому, не идет в руки писца. Рукоятка так и норовит выскользнуть, а хищное лезвие тянется не к соломенной мишени, а к ногам неумехи. В конце концов, брат-оружейник, плюнув на правила, вооружил Фому не саблей, как предполагалось вначале, а короткорылым пистолетом из личных запасов.
— Беда с вами молодыми, — сокрушался Николаус. — Держи уж. Только зря не махай, и патроны понапрасну не расходуй!
Собственное оружие привело Фому в восторг. Он то и дело извлекал пистолет из кобуры, вертел в руках, нюхал ствол, и даже целился в воображаемого врага. Естественно, нелюдь: выросший в Храме и помыслить не может о душегубстве!
Господь, не оставь Фому милостью своей!
2*
Вальрик
Если поднять голову вверх, то создается впечатление, будто находишься не во внутреннем дворике замка, а в самом что ни на есть настоящем колодце. Высоченные стены тянулись ввысь, будто желали сомкнуться над головой, чтобы не оставить на виду ни лоскутка темно-синего, изукрашенного звездами неба.
Вальрик любил смотреть на небо, а теперь все больше приходилось под ноги, чтоб не споткнуться о какой-нибудь особо крупный камень, больным зубом вылезший из кладки, или наоборот, в яму не угодить. В первый же вечер Вальрик умудрился попасть сапогом в трещину и растянулся прямо посреди лужи, то-то остальным потехи было…
Теперь-то он этот замурованный, заморенный пятачок двора знал лучше, чем собственную комнату, каждый камешек, каждую ямку, каждую щербиночку с завязанными глазами нашел бы. А звезды, они всякий раз другие, и звезды никогда не смеялись над ним, какие бы глупости Вальрик не совершал. В отличие от людей звезды понимали и принимали Вальрика, не требуя при этом невозможного, например, чтобы он стал другим.
Нелегко быть сыном князя, особенно младшим, каждый сравнивает тебя не только с отцом, но и со старшими братьями, которых аж четверо. И все четверо — воины, а вот Вальрику воином нипочем не стать, даже отец и тот признал, что учить Вальрика бою — пустая трата времени.
А что поделаешь, когда судьба у него такая? Дворня поговаривала, будто мать Вальрика откуда-то издалека привезли, почти что с самого края мира, где небо с землей сливается, и будто бы князю Володару так приглянулась иноземная рабыня, что заплатил за нее, не торгуясь. Цену, правда, всякий раз другую называли, ну да разве ж в цене дело? Слабой оказалась полонянка и ребенка слабого родила, который по всем признакам помереть должен был, однако ж выжил.
Иногда Вальрику казалось, что лучше бы он умер в раннем младенчестве, тогда б и отца уберег от многих разочарований, и сам бы не мучился. С самого раннего детства Вальрика окружали лекари, знахари, наемники, убеждавшие князя, что знают, как воспитывать телесную крепость. Чего только ни приходилось делать: и водой ледяной обливаться, и спать на голых камнях, и печень сырую — от одного воспоминания тошнота к горлу подкатывала — есть, и настойки из трав, тиной болотной пахнущие, потреблять, и в лесу неделями жить…
Вальрик старался, ему хотелось стать достойным отца, и потому, когда очередной лекарь уходил из замка, расписавшись в собственном бессилии, чувствовал себя еще более никчемным. Айвор вон безо всяких лечений с десяти лет наравне с отцом в походы ходил, Серж в тринадцать дружину собрал да соседскую деревню разграбил… порот был, правда, но это ж больше для порядку, чтоб вперед отца не лез. Грег с Тилли тоже в свое время отличились…
Вальрик, вздохнув, с откровенной ненавистью посмотрел на меч в руке, старый, со сточенной кромкой, точно игрушечный — вот, даже меча приличного для него не сыскалось… небось, братья сразу за нормальное оружие взялись, никто их не берег, не боялся, что порежутся ненароком.
Мышцы болели, ни согнуться, ни разогнуться… ни один из прежних наставников не гонял Вальрика так, как эта нелюдь черноглазая.
