Но не получил Олаф поддержки в Норвегии, недовольных было больше (вспомним того же Торира Собаку), чем тех, кто хотел воевать на его стороне и, как в саге, «становилось ясно, что народ в стране больше не был верен своему конунгу». Кнут Великий воспользовался благоприятной для него ситуацией и в 1028 году, собрав войско, прибыл в Норвегию, созвал несколько тингов, где его провозгласили конунгом.
Потерпев такое сокрушительное поражение, Олаф Харальдссон в окружении верных людей по суше перебрался в Швецию, провел там весну, а когда наступило лето, раздобыл судно и засобирался в дорогу на восток, в Хольмгард, к свояку Ярислейфу.
Жену Астрид и дочь он оставил в Швеции, а Магнуса, своего сына, конунг взял с собой. Ярислейф принял свояка очень хорошо, предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько необходимо для содержания своих людей. Олаф с благодарностью принял приглашение и остался там жить.
Вскоре неспокойно стало на душе у Олафа, он часто предавался раздумьям о том, что же дальше делать. Ярислейф и Ингигерд предлагали конунгу насовсем остаться здесь жить, более того пообещали норвежскому конунгу передать в управление страну, которая называлась Вулгария (Vúlgáriá), якобы, являющаяся «составной частью Гардарики», причем народ там оказался некрещеный, а у Олафа был огромный опыт в этом деле. Задумался конунг над заманчивым предложением и пошел советоваться со своими людьми, но земляки сразу стали отговаривать против того, чтобы остаться в Гардарики, и убеждали своего предводителя вернуться в Норвегию. Принятию окончательного решения послужил сон, когда к нему явился Олаф, сын Трюггви, и развеял все сомнения по его возвращению на родину. Он убедил Олафа, что тот должен обязательно вернуться в Норвегию и победить своих недругов.
Когда Олаф принял решение вернуться, он сразу сказал об этом Ярислейфу и Ингигерде. Те снова стали уговаривать, что у них в стране он может получить владения, достойные конунга, просили не ехать навстречу с врагами с таким немногочисленным войском: у него тогда было около двух сотен людей. Но уже ничто не могло остановить Олафа. На прощание конунг Хольмгарда снабдил их всех лошадьми и необходимым снаряжением.
Когда Олаф собрался в путь, Ярислейф и Ингигерд проводили его с большими почестями. Своего сына Магнуса он оставил на попечение конунга Ярислейфа. Примечательны слова, произнесенные Олафом Харальдссоном, когда он передавал сына на воспитание свояку и бывшей невесте: «Думается мне, что нигде моему сыну не будет лучше, чем у конунга Ярислейфа и княгини, которую я знаю как самую выдающуюся из женщин и более чем дружелюбно расположенную ко мне». (Четыре норвежских конунга на Руси, перевод Т. Н. Джаксон.)
Олаф зимой, вероятно на лошадях, добрался до берега моря, а когда наступила весна и сошел лед, его люди стали снаряжать корабли к плаванию. Когда все было готово и подул попутный ветер, его суда от гостеприимных берегов Гардарики ушли в открытое море и взяли курс на родной Норег, где вскоре он найдет свою погибель.
Оставил ли какой след главный герой саги Олаф Харальдссон в отечественном летописании? Прежде чем остановиться на этом, укажем, что существуют другие скандинавские и латинские письменные источники, свидетельствующие о пребывании Олафа Святого на новгородской земле, которые дают, в частности, указание на присутствие в Новгороде церкви Св. Олафа.
Самым древним документом является руническая надпись XI века, найденная в Упланде, сообщающая о неком Спьяльбуде, который «умер в Холъмгарде в церкви [святого] Олафа». В житии Святого Олафа, в «Древненорвежской книге проповедей», «Легендарной саге» и других источниках описываются чудеса, связанные с именем Олафа: «В некоем городе Русции, который называется Холъмегардер, вдруг случился такой пожар, что, казалось, городу угрожает полное уничтожение. Его жители, лишившись от чрезмерного страха самообладания, толпами стекаются к некоему латинскому священнику по имени Стефан, который там же служил в церкви Блаженного Олава. Они надеются в такой крайней нужде воспользоваться помощью блаженного мученика и проверить наверняка то, что они узнали о нем по слухам. Священник же, нисколько не медля, идет навстречу их пожеланиям, берет в руки его образ и выставляет его против огня. И вот, огонь не распространяется дальше, и прочая часть города освобождается от пожара». («Четыре норвежских конунга на Руси», перевод Т. Н. Джаксон.)
Древнерусские летописи отмечают присутствие в Новгороде варяжской церкви, стоявшей на Торгу, правда без указания имени этого святого. Так Новгородская 1-я летопись под 1152 год сообщает о пожаре «в сред Търгу», в котором «церквии съгоре 8, а 9-я Варязьская», под 1181 год — о пожаре в церкви, возникшем от разряда молнии — что «зажьжена бысть церкы от грома Варязьская на Търговищи», существуют и другие, более поздние сообщения о варяжской церкви. Так анализ древней скры («Судебник немецкого двора св. Петра в Новгороде») 1270 года и других документов позволил сделать ученым вывод, что в Новгороде с конца XII века существовали два торговых иноземных двора: немецкий с церковью Св. Петра и готский с церковью Св. Олафа.
Следующий интересный момент. А что же заставило Ярослава Мудрого свататься именно к шведской принцессе? Как считают историки, на то было несколько причин. Одной из них явилось нападение ярла Свейна Хакорнасона на Гардарики, упоминавшееся выше, во времена смутного времени сразу после смерти князя Владимира. Ярослав, якобы, вынужден был пойти на этот шаг, чтобы предотвратить последующие нападения на новгородское княжество со стороны Швеции. По другой причине, Ладожская область (Альдейгьюборг) считалась буферной зоной между Скандинавией и Гардарики, положение там считалось нестабильным и небезопасным для новгородского князя, поэтому передача Старой Ладоги в управление дочери шведского короля исключало в дальнейшем нападение шведов на эту область, тем более — ярл у Рёнгвальду Ульвссону, который находился в дружественных отношениях с Олафом Святым, и тем самым иметь защиту и от нападений норвежцев. А главная причина состояла в том, что именно в 1018 году шла отчаянная борьба между Ярославом и Святополком (вместе с польской верхушкой) за обладание Киевом, и новгородскому князю, как воздух, необходимо было усиление связей со шведами или датчанами в целях создания антипольской коалиции. Именно для достижения этой задачи, а также решения других внутренних проблем и рассматривается такое неожиданное сватовство Ярослава к шведской принцессе некоторыми историками.
В древнерусских источниках сведений о жене Ярослава Мудрого очень мало. Так в одном из них, составленном в 1040 году митрополитом Иларионом, в «Слове о законе и благодати» он обращается к покойному князю Владимиру со словами: «Виждь и благоверную сноху твою Ерину». Подтверждением того, что Ингигерд получила на Руси второе имя Ирина, служит летописное сообщение под 1037 год об основании Ярославом Мудрым монастырей св. Георгия и св. Ирины, так как известно, что Георгием назывался в крещении сам Ярослав, а Ириной могла стать в православном крещении шведской принцессой. Еще известно, когда она умерла — по Лаврентьевской летописи имеется указание под 1050–1051 годы: «Представися жена Ярославля княгыни», а в Новгородской Карамзинской летописи дата ее смерти несколько иная, имеется сообщение под 1045 годом: «Того же лета умре княгини, маши Володимира, жена Ярославля, месяца октября 5 день».
В саге упоминается о возможной передаче Олафу в удельное правление Вулгарии, являющейся «составной частью Гардарики». У исследователей возник научный спор, не прекращающийся до сих пор, о какой же области Руси говорится в саге. Большинство из них, в том числе и зарубежные комментаторы Снорри Стурлуссона, справедливо, на наш взгляд, отождествляют ее с Волжской Булгарией. Но отдельные российские историки возмущенно опровергают эту версию, приводя основной аргумент, что Волжская Булгария никогда не была «частью Гардарики», да и «народ в той стране» не «языческий». Если, конечно, понимать все так буквально. А кто нам твердо и убедительно сейчас скажет, а что же, какие области (страны) включали составители саг в само понятие «Гардарики»? Мы уверены — никто. До сих пор ни один ученый точно не сказал, а что же все-таки это за упоминаемые у исландских скальдов в сагах «Гарды» и «Гардарики». Можно уверено констатировать, все остается до настоящего времени на уровне предположений, версий и догадок, просто, одни более аргументированы в своих доводах, другие — менее, причем чем авторитетней ученый, туда и склоняется чаша весов.
