Издали Алешка увидел Урагана, он лежал у порога и, как видно, поджидал его. Ураган взвизгнул и метнулся навстречу. Вместе они возвратились в хижину.

Валерка, оказывается, уже проснулся. Увидев брата, привстал на локте, старался заглянуть в котелок:

— Принес?

— Да… Сейчас нагрею… И еще погляди. — Алешка вытащил из кармана серый шерстяной носок.

— Носок?

— Нашел… Иду, а он лежит… Надень его — ноге будет теплее.

— Ладно.

С трудом Валерка натянул на больную ногу носок. Алешка между тем, присев возле печурки, сложил в ней полешки аккуратным столбиком, поставил и укрепил сверху котелок с водой.

— Сейчас закипит… Попьем.

— А… грибы искал?

— Смотрел… Нет их нигде… Может, дальше сходить?

Валерка сделал испуганные глаза:

— Не ходи, Лешка… заблудишься…

Валерка беспокоился о нем, Алешке, о себе же ничего не говорил, моргал пушистыми ресницами, пошмыгивал носом. Голова его на тонкой шее чуть-чуть дрожала, и кожа за ушами стала желтой, как у старика.

Вдруг послышался вздох. Это Ураган. Положив лохматую голову на лапы, он неотрывно смотрел на ребят.

— Что ты, Ураган? — спросил Алешка и погладил собаку. Подбросил несколько полешек, огонь вспыхнул ярче, языки пламени выпрыгивали из печурки, норовя опалить больную ногу Валерки.

— Отодвинься, я помогу тебе… И может, перевяжем?

— Давай.

Алешка осторожно снял носок и, чтобы не причинить боли, стал аккуратно разматывать потемневшую тряпицу. Процедура развязывания длилась долго, но Валерка все это время не произнес ни единого слова, что очень удивило Алешку. Наконец нога развязана.

— Во! Смотри!

Алешка радовался больше Валерки. В самом деле, нога стала мягче, а нарыв прорвался.

— Теперь мы снова положим подорожник, и он все вытянет. Посиди так, а я схожу принесу свежего.

Алешка вышел. Прошло немного времени, и он вернулся с темно-зелеными листьями подорожника; отмыв их горячей водой, приложил к ноге. Потом завязал и поверх повязки натянул носок.

— Порядок!

Между тем вода в котелке закипела, и Алешка палочкой достал его из печурки и поставил у порога.

— Пусть стынет.

Пока кипяток остывал, ребята сидели молча. Потом по очереди пили из кружки горячую воду. Валерка пил, вытянув губы дудочкой, Алешка хлебал громко, с шумом, вытирал влажный лоб рукавом, втягивал носом воздух и снова хлебал.

Кончив с чаепитием — ягод не было, и пришлось этим ограничиться, — Алешка помог Валерке выбраться на порог.

Щурясь от солнца, Валерка сказал:

— Будем ожидать охотников. Кто первый увидит!..

Алешка молча кивнул: ожидать так ожидать. В душе он уже не надеялся, что охотники найдут их в заброшенной лесной избушке. Надо самим думать, как выбраться из таежного плена. Самим… Нечего надеяться на охотников. Теперь он вспомнил, что хлеб был черствым, как камень, и такая же рыба. Значит, охотники здесь были очень давно, может, зимой еще. Алешка понял это раньше Валерки, но не хотел об этом говорить. Валерка надеется и пусть, так лучше, и он повторял за Валеркой, что охотники должны прийти, может быть, сегодня к вечеру или завтра, а послезавтра обязательно.

— Лешка, а можно… есть желуди? — спросил Валерка, укладываясь на бок у порога так, чтобы видеть кусочек поляны и зеленую тропку, ведущую на пригорок.

Алешка задумчиво покачал головой:

— Можно, но их здесь нет.

— Нет, — вздохнул Валерка.

Алешка внимательно посмотрел на Валерку. Какой он стал худой! Запавшие глаза и щеки, тонкая шея, на которой, казалось, еле держалась непомерно большая голова, Белые волосы прилипли к вискам. Руки как спички. И он, Алешка, такой стал. Сегодня, когда он брал воду в источнике, увидал себя — и не узнал. Из расстегнутой рубахи торчала плоская грудь, нос будто клюв.

Валерке есть хочется. Ему тоже. Полкружки ягод на день, да еще на двоих, — не попрыгаешь. Поэтому и сосет под ложечкой не переставая.

«А что, если сварить ботинки? Как Зиганшин и товарищи его…» — Алешка уставился на ботинки, стоявшие у порога. Валерка перехватил взгляд, спросил:

— Ты почему на них смотришь?

— Так… Думаю…

— О чем?

— Как сварить их.

— А ты… сумел бы?

Алешка взял ботинки и пошел к столу:

— Попробую.

Ботинки были как ботинки — еще хорошие, правда, подошва потертая, но верх почти новый, а это главное. Одно было не совсем приятно: накануне, перед походом в лес, Алешка намазал ботинки гуталином, и теперь даже под слоем пыли следы его оставались.

Но кто знал, что эти самые ботинки придется варить? Пораздумав, Алешка решил, что это не самая большая беда, горячей водой и ножом он все очистит.

Положив на стол ботинок — другой он оставил в резерве, — Алешка поставил рядом котелок и принялся за работу. Валерка не принимал в этом участия, но неотрывно следил за братом. Ураган, лежа у порога, тоже смотрел.

Работа, несмотря на кажущуюся легкость, очень утомляла. Надо было чистить и чистить, чтобы избавиться от гуталина и его запаха. Каждые две минуты Алешка откладывал нож, шумно вздыхал, вытирал обильный пот на щеках и подбородке и снова принимался за дело. Валерка, наконец, не выдержал:

— Скоро ты?

Алешка утвердительно мотнул головой, но ничего не ответил; склонив голову чуть набок и высунув кончик языка, он водил взад-вперед ножом.

Наконец ботинок очищен. Теперь надо его порезать.

— Здесь режь, — Валерка ткнул пальцем на пол рядом с собой.

— А зачем?

— Так.

— На столе лучше.

Очистил стол от грязи и, потрогав пальцем нож — острый ли? — Алешка положил перед собой ботинок и отрезал верх, потом разделил его на мелкие части — узенькие желтые полоски.

— Зачем так мелко?

— Они тоже так делали.

— Зачем? — не отставал Валерка.

— Сварится скорее… Понял?

— Ага.

От ботинка остались подошва и каблуки, все остальное — разрезанное на мелкие полоски — Алешка бросил в кружку и еще раз перемыл. После этого растопил печку и поставил котелок на огонь.

Валерка ползком придвинулся ближе к печке, чтобы видеть, как будет вариться ботинок.

В избушке становилось теплее, скоро печка раскалилась докрасна, но братья не отодвигались от нее. Наоборот, они одновременно подбрасывали в печку валежник и, если бы печка могла вместить больше, бросили бы всю охапку сразу. Лица их раскраснелись, и странно было видеть худенькие, острые подбородки красными. Большие уши просвечивали против огня папиросной бумагой.

В котелке появилась накипь, Алешка старательно снял ее палочкой.

— Попробовать бы, — вздохнул Валерка.

Алешка помешивал палочкой в котелке и вдруг, вспомнив что-то, встал.

— Я сейчас.

— Куда ты?

— Помешивай пока, я сейчас…

Алешка вышел и тотчас вернулся, в руках он нес небольшую березовую палку.

— Зачем она?

— Ложки сделаю.

Алешка подточил на пороге нож и принялся за работу. Измерив примерную длину ложки, отрезал кусок палки, потом вырезал еще один такой кусок. Тщательно очистив от коры, принялся выстругивать углубление, какое бывает в ложках.

— Не сделаешь ты.

— Ты знай помешивай.

Алешке пригодились навыки, приобретенные дома, когда он, бывало, помогал отцу мастерить. «Человек все может, — говорил отец, — если поверит в свои силы». Силы у него теперь не ахти какие, но все равно он ложки сделает.

Ложка — пустяк, а попробуй выстругать. Необходимы сноровка, терпение и аккуратность. Сноровка у Алешки была, дома он рамку для дедова портрета смастерил, игрушки Катьке делал. Даже на школьную выставку брали мельницу и бодающихся козлов.

Первая ложка была почти готова, оставалось очистить ее от сучков и задирок.

— На, возьми.

Валерка взял ложку, осмотрел ее:

— Чур, моя.

— Твоя… Я еще сделаю.

Алешка принялся за вторую ложку, а котелок между тем уже закипал.