— Значит, тут история такая, — переключаясь на деловую волну, доложил Оборотнян, — Я вчера съездил в газету с твоим заказом. Всё, в общем, хорошо, они ставят. Единственный момент — там подорожало это дело слегка, так что надо будет… В общем, надо позвонить им, договориться, чтобы они доплату сделали. Иначе ничего не выйдет.
— А насколько подорожало? — довольно беззаботно спросил я. Надо признать, что в чем-то Оборотнян был прав, и неискушенность наша в подобного рода житейских вопросах по-прежнему была чрезвычайно велика. То есть, каким-то местом я сразу почувствовал, что под ногами моими разверзается пропасть — но вот сразу всю глубину её оценить был пока еще не в состоянии.
— Ну-у… — слегка замялся Оборотнян, — Где-то в два раза… (Глубина пропасти таким образом, равнялась ровно одной бесконечности — прим. авт.)
— И когда же оно подорожало? — холодея, спросил я.
— Да вот прямо вчера и подорожало, — облек свой доклад Мастер в стройную, логически завершенную форму.
— Э-э-э… а-а-а… — охватившее автора волнение помешало ему выполнить даже простейшее арифметическое действие, — Это сколько же, получается, они должны, так сказать, доплатить?
— Сколько-сколько… — раздраженно сказал Оборотнян, — Вас там в вашем научно-техническом считать не учат, что ли? Если в два раза — то еще ровно столько же! Давай, звони ему, а то уже среда, выход у них в пятницу, а у меня на сегодня и так еще куча дел…
Я живо представил себе еще одну набитую деньгами сумку, отчего мне стало слегка нехорошо. Надо думать, мебельные люди вряд ли изъявят острое желание непринужденно с ней расстаться. Но, повторюсь, я был еще настолько наивен, что, хотя и без особого жжения в ладонях, но все-таки принялся за поручение Мастера…
— Добрый день! (очень добрый — прим. ред.) — произнес я заплетающимся языком, заслышав в трубке голос Мебельного, — Тут, значит, у нас такая ситуация сложилась. Популярнейшее-то это московское издание… того… в два раза. В общем, надо вам доплатить бы… еще, как бы, столько же, выходит… Мы тогда подъехали бы к вам прямо через…
Разумеется, привести развернутую ответную тираду в полном объеме нет никакой возможности по соображениям цензуры, морали и нравственности. Если же резюмировать кратко, то обещание разобрать по кирпичикам наше едва-едва новорожденное агентство в случае недолжного или ненадлежащего исполнения принятых им на себя обязательств — было наиболее гуманным из всего предложенного спектра вариантов. Зато наконец-то стали ясны масштабы обрушившегося бедствия! Ужас окутал автора… Нет, в самом деле — вот так запросто взять и «развести» ни в чем неповинных людей на такое бабло! И таким милым и безобидным показался мне сразу несчастный Роберт Аронович… да, двести! Но двести, в конце-то концов — сумма реальная, можно насшибать по мужикам, у того же Армейца занять, но тут… Я лихорадочно прокрутил в голове все предшествующие катастрофе события, и неожиданно…
О, Провидение! Пусть и не с той стороны и по явно остаточному принципу — но ты всё же хранило меня! Прайс, прайс с моим домашним телефоном — тот самый, которого больше не было!!! Который закончился ровно в тот самый миг, и ни одним клиентом раньше или позже!!! И газеты я тогда все забрал за бесперспективностью и по причине легкой обидки за «сто долларов»… От сердца автора маленько отлегло. По сути, как выяснилось, с мебельным салоном в районе исторической застройки нас, кроме честного и крепкого мужского слова, мало что связывало. Конечно, теоретически можно было разыскать газету «The Moscow star», хотя и это для неподготовленного человека было задачей непростой, так как продвинутое издание, напомню, нельзя было увидеть в киоске или на развале у метро… Да и деньги, в конце-то концов, брал Оборотнян, а не я, а это, если верить опять же Армейцу, по «понятиям» можно было однозначно трактовать как…
— Ну, что он ответил? — требовательно спросил Оборотнян, — Когда можно подъехать? А то я опаздываю уже…
— Ну, как бы это потактичнее сформулировать… В общем, Сергей, он ответил в том ключе, что единственно верным поступком с нашей стороны он видит публикацию «панорамного дизайн-проекта» в оговоренные сроки и исключительно за уже перечисленную на наш расчетный счет сумму, безо всяких там «небольших доплат». И что если мы хотим ноги свои видеть по-прежнему в том месте, из которого они на данный момент растут, то… Как-то так, в общем.
— Да-а-а, — разочарованно протянул Оборотнян, — Я вижу, совсем ты не умеешь с людьми общаться! Неудивительно теперь, что у тебя за полтора месяца это только второй заказ.
Я лишь виновато кивнул, мол, ну что поделать, ну не умею — и с готовностью протянул трубку Мастеру. Тот было даже решительно взялся за нее — но, осознав, видимо, все-таки некоторую зыбкость нашей доказательной базы, мрачно положил на место.
— Это всё этот… — тут Оборотнян неласковым словом помянул своего давешнего сотрапезника, главного редактора популярнейшего московского издания, — Такая подстава!..
Забегая вперед. Тяжело говорить об этом, но редактор тут был, безусловно, абсолютно ни при чем. И подорожало оно, конечно, далеко не вчера. И вообще, кое-кому, если уж берешься за что-то, следовало бы в первую очередь… хотя ладно.
— Делать-то теперь чего? — осторожно поинтересовался я, на всякий случай еще раз восстанавливая всю последовательность: «прайса» не было… телефон свой не диктовал… газеты забрал… или нет? Нет, вроде точно забрал… уфф!
— Да придумаю что-нибудь, — заверил меня Оборотнян. — Ладно, пойдем. Ты куда сейчас?
Тревога за судьбу «панорамного дизайн-проекта» отступила, и на первый план вновь вышел Роберт Аронович.
— Не скажу, — честно ответил я.
«Береженого бог бережет» — и на ближайшие дни я перешел на нелегальное положение в любезных стенах комнаты 1505, покидая ее только в случае крайней на то нужды, пригнувшись и короткими перебежками. Вечером, обливаясь холодным потом, звонил домой. К чести Оборотняна, надо признать — Роберт Аронович более со своими нелепыми претензиями и ссылками на несуществующие законы меня действительно не беспокоил. Окончательно уяснив этф, утром пятницы я наконец-то вышел на улицу в полный рост и весело поспешил к ближайшему киоску, дабы приобрести в нем популярнейшее московское издание и сполна насладиться…
Разумеется, никакого «панорманого дизайн-проекта» я не увидел, (разумеется, «разумеется» это для автора в его нынешнем состоянии. А в тот момент он абсолютно искренне полагал, что… — прим. ред.). Я ошарашенно перелистал страницы еще два раза, сверил на всякий случай число и даже зачем-то потряс, словно бы надеялся, что «макет» просто случайно застрял где-то внутри…
С экспоненциально нарастающей тревогой я вызвонил Оборотняна и, презрев все нормы субординации, заорал так, что оглянулись даже люди из соседних телефонных будок:
— Серег, аллё??? Где реклама-то???
— Какая реклама? — недоуменно ответил Маэстро, — Ты чего так орешь-то?
— Да моя! — продолжал я неистовствовать, — Моя, салон этот мебельный, он же сегодня должен был выйти! Сегодня же пятница!!!
— Салон, салон… — пробормотал Оборотнян, — Ах, салон! А я разве не сказал тебе?
— Что???
— А, точно! Ну, ты бы прятался бы меньше… Я его, короче, вместо этого в «Рекламное приложение» поставил.
Там как раз размер похожий, и даже два раза получилось вместо одного!
— А ты их-то хоть предупредил? — спросил я, медленно оседая вниз.
— Как я их предупрежу, если ты мне даже телефон их не оставил? — совершенно неподдельно возмутился Оборотнян, — Это же твой клиент!
«Рекламное приложение», замечу в скобках, было приложением к другому московскому изданию. Между прочим, в своё время это была единственная рекламная газета в Советском Союзе, содержавшая разного рода частные объявления граждан уровня «Продам козу и подержанный баян», а еще, говорят, там был самый лучший кроссворд, ради которого она зачастую и покупалась… С другой стороны, с наступлением Новых времен популярность как самого московского издания, так и приложения к нему, несколько померкла. Посему имелись все основания полагать, что от такой замены в мебельном салоне вряд ли придут в неописуемый восторг. Хотя бы даже и в количестве двух…
