— К дворцу просто так пройти нельзя, это дьяволу известно! — произнес Элисар, разговаривая с самим собой и не отводя от окна глаза. — И спасти принца будет не очень легко!

Он обернулся к остальным и долгим взглядом посмотрел на каждого. "Нет, мы не будем спасать принца, — подумал он, — Мы ведь даже не знаем где он. Надо возвращаться, спасти самих себя!"

— Слушайте меня, — произнес он в слух. — Нужно…

Вбежавший солдат один из наружных дозоров, прервал его. Тот, чертыхаясь, начал объяснять, что в их направлении по улице движется военный отряд, тщательно обшаривающий каждый закоулок и щель на своем пути, заглядывая во все дома.

— Сколько их? — спросил Элисар оживленно.

— Человек сто, не меньше!

— Передай всем, что драться не будем, и пусть покидают город, разбившись на небольшие группы, встретимся на прежнем месте, откуда ушли! Понял? — сказал он, в сердцах чувствуя, что окружающие думали услышать нечто другое. Солдат нехотя кивнул и выбежал обратно. Потом, повернувшись своим телохранителям, предводитель сказал:

— Идемте! — и, не желая слышать какие либо возражения, спешно направился к выходу. Но вдруг, тот солдат, отчаянно вопя, вбежал обратно.

— Там… там, — выдыхаясь, выкрикнул он, — они заметили нас!

На ходу выхватывая мечи, они бросились во двор, где уже во всю начинала разворачиваться ожесточенная схватка. Целая ватага из числа нападавших, перепрыгивая каменную загородку, тут же кидались на защищающихся, вопя своими дикими боевыми кличами. На что солдаты, количеством не уступая им и отвечая, не менее устрашающим ором, устремлялись на непрошеного гостя.

Элисар и его охранники, охваченные неописуемой ненавистью с разбегу слились со своими и схватились.

Нападающие обладали неистовым напором, но, на свою беду, плохо уродуя мечом, оборачивали свой напор себе же в ущерб, и это сразу стало заметно сказываться на их боевой численности — один за другим словно не понимая, что жизнь дана всего на раз, опрометчиво кидались на верные клинки защищающихся, когда как последние отнюдь не отличались такой халатностью к жизнедеятельности своего организма. Поэтому перевес в численности постепенно перешел на сторону элисарцев. Поверенные Элисара, хоть и находящиеся, по известным причинам, не в лучшей форме, но имеющие в наличие не плохой в прошлом опыт, взбодрившись этим, еще успешнее рубили и протыкали ненавистные тела неприятеля. А Фарнак и Тарук, с недавних пор считавшие долгом защищать не только свои жизни, но и принявшие обязанность сохранить жизнь освобожденного ими предводителя, дрались по бокам Элисара, непрестанно держа краем глаза его на виду. Тот, не смотря на то, что тоже был не на шутку ослабевшим за три года узничества, на удивление двоих владел мечом не хуже каждодневно тренирующегося богатыря.

Бой предполагался протянуться не на очень долгое время. Зарубив очередного кифийца, Элисар ища глазами нового противника, с облегчением обнаружил, что те начали старательно отступать той же дорогой, что и пришли. И под позорные и ликующие крики догоняющих элисарцев, некоторые, избежав смерти, исчезли в сумраке.

На небольшом поле брани осталось добрая половина неприятеля. Среди своих, потеря составила число два, ранены: в ногу оказался Баллин (к нему подбежал на помощь его друг Яконт), и еще шестеро защитников, двое тяжело — у обоих в головах зияли нешуточные багровые раны — им были оказаны наивозможная помощь. Остальные не пострадали, если не считать тех маленьких царапин, коих заимели едва ли не каждый, но в силу ничтожности значения, эти раны были презрительно обделены вниманием.

— Солдаты, витязи Далая, слушайте! — сказал Элисар своим, засовывая меч в ножны, — Спасти принца, мы не сможем, а здесь оставаться нам нельзя! Вы видели этих напавших на нас недоумков, которых мы одолели с легкостью, но эти похоже были какие-то деревенщины, но заверяю вас — кифийцы отличные вояки, и если попадутся их истинные войны, то без труда переломают каждому из нас хребты. К тому же их много и скоро сюда нагрянут их сообщники. И поэтому, как это не прискорбно, я вынужден сказать, что нам придется оставить этот город и попробовать спасти свои жизни! Помогите раненым! Идемте!

И не дожидаясь ответной реакции — элисарский жест, он, не обинуясь, направился к воротам.

Те, среди которых хоть и отыскалось протестующие личности, видя каменные намерения предводителя, покорно пустились за ним.

— Постойте, — вдруг произнес кто-то. Элисар и его следователи обернулись. Сам предводитель грозно посмотрел на Тарука (ибо это был он).

— Послушайте, — промолвил Тарук, — Мы же не зря сюда пришли. Вы же сами говорили, что у нас миссия. Миссия освободить наследника короля Госоэна Первого Далайского. Пошли, перебьем их, этих кифийцев.

— Я понимаю тебя, доблестный Тарук, сын… — Элисар остановился, — извини, не знаю родителя твоего. Но ты же видишь, что у нас нет выбора! Мы все хотим спасти Росоэна Далайского и исполнены решимостью, как и ты, но взгляни на факты: армия побеждена, город повержен, население сдалось и все вокруг контролируется кифийцами, а нас мало и все мы еле держимся на ногах из-за заточения. Поверь, нам необходимо вернуться, выйти из города и присоединиться к непобежденным друзьям. Не вся же Далая пала! Сколько городов должно быть остаться, куда кифийцы еще не добрались. Ведь не бывает же такого, что бы враг захватил целую страну за одну ночь. То, что мы сюда пришли, была моей ошибкою. И прощения мне не будет, ежели мы не уйдем сейчас же.

— Мы должны! — ответил Тарук с решительным упрямством.

Все смотрели на него, не понимая, чего он упрямствует. Даже его друг, Фарнак, не думал увидеть его с такой стороны.

— Извини Тарук сын… Ты переутомился. Ты простой солдат, — он на последние два слова сделал особый нажим, — даже никогда не воевал в настоящей войне, не знаешь, чего хочешь. — И Элисар, повернулся к воротам, собираясь идти.

— …я сын Иллора! — воскликнул Тарук ему вслед, и тот запнулся на ходу, как подкошенный. Элисар медленно повернулся на него и посмотрел долгим изучающим взглядом. Никто из наблюдающих не понял, что это значило. А Фарнак удивился, потому что Тарук соврал с именем отца. Ему Тарук был известен как отпрыск какого-то Кредора.

Но вдруг, неведомо откуда на их головы со свистом посыпался град тяжелых стрел. Фарнак, обернувшись, только и успел заметить, как Тарук пытаясь прикрыть своим телом предводителя, кинулся на него, опрокидывая на землю. Мощная стрела угодившая сзади в правое плечо, отбросило Фарнака в сторону и от неописуемой боли у него помутились глаза и он, чувствуя, что умирает и, поблагодарив всевышнего за то, что тот забирает его простительным образом, провалился в темноту, так и не узнав ничего.

Повторной атаки не последовало. Тарука спасла кольчуга, и он не пострадал. Он, лежал на недвижимом теле Элисара, которого не успел отгородить от стрелы и с готовностью озирался по сторонам, пытаясь угадать место атаки. Многие товарищи были на смерть повалены, некоторые корчились в предсмертных судорогах, но заметил, что были и живые: Баллин, тоже в кольчуге, лежал невдалеке озираясь по сторонам, но его друг Яконт был недвижим — на спине торчала беспощадная стрела. И Тарук увидел, как Баллин с горя втемную метнулся на неведомого врага. Пытаясь остановить его, он крикнул:

— Лежи, глупец, пристрелят!

Тот остановился, рухнул. Но не потому, что послушался товарища, а неясная сила, словно рука огромного невидимого великана, прижала его к земле прямо на ходу. И не только его — Тарук сам почувствовал как его тело, точно оказавшийся под каким-то огромным камнем притиснулось к панели улицы. Остальные и в особенности раненные, очевидно, почувствовав ту же непонятную тяжесть от боли издали тяжелые стоны.

Прошло неясное количество времени. Никто не имел возможности шевельнуться. Неведомая сила, словно гвоздями приковала всех к земле и не спешила показать свое страшное лицо. Все, с трудом глотая пыльный воздух, ожидали свое будущее, казавшееся им далеко неотрадным.