– Ну ладно, история Второй Мировой войны – это очень интересно, – нетерпеливо проговорила Скалли. – А что же дальше?
Вместо ответа Молдер поменял на экране картинку. На ней тоже был изображен тонущий корабль, только на этот раз с другого ракурса.
– Эта фотография найдена совсем недавно в одном из малоизвестных немецких военно-морских архивов в Ростоке. Она сделана с эсминца «Бернд фон Арним», и на ней изображен тот же самый бой. Вот видишь, это нос «Адмирала Хиппера», это – корма другого немецкого эсминца, а вот это – тонущий британский корабль. Тебе хорошо виден номер у него на борту?
– Да, конечно, F97. Постой, но ведь «Глоуорм», если я не ошибаюсь, имел совсем другой номер!
– Ты абсолютно права. Он нес бортовой номер Н92. A F97 – это бортовой номер эсминца «Карнарвон». Я специально уточнил – другого корабля с таким же бортовым номером в британском флоте никогда не существовало.
Скалли молчала, задумчиво глядя на экран.
– Но это еще не все, – продолжил Молдер. – Ты слышала когда-нибудь о Филадельфийском эксперименте?
– Филадельфийский эксперимент? Но ведь это что-то совсем уже из области фантастики! По-моему, про него даже фильм был снят – «Секретный эксперимент». Или ты имеешь в виду что-то другое?
– Нет, я имею в виду именно этот случай. Фильм был прекрасной идеей – после него все разговоры о действительном содержании исследований отрезало, как ножом. Еще бы – кому из журналистов хочется быть обвиненным в переиначива-нии сюжетов дешевой фантастики? Правда, сюжет этого боевика не имел ничего общего с реальным содержанием исследований.
– А что там происходило в действительности?
Молдер усмехнулся.
– Как ты понимаешь, отчетов об экспериментах я тебе представить не могу. То, что мне давали читать, существует только в печатном виде и копированию не подлежит. В общем, эта программа была начата еще в 1942 году, во время Второй Мировой войны. Основной целью исследований была разработка способов сделать корабли и самолеты невидимыми на экране радара.
– Система «Стеле»?
– Нет, яйцеголовые пытались тогда замахнуться на гораздо более серьезные вещи. Насколько я понимаю, поначалу они хотели с помощью специально смонтированной на корабле аппаратуры сделать так, чтобы радиоволны проходили сквозь него, как сквозь пустоту. Сейчас бы сказали – искривить пространство и спрятать этот корабль в некий особый «карман». Или в пространственный туннель, своеобразную червоточину во времени.
– А почему во времени?
– Потому что практически сразу же выяснилось, что свойства пространства напрямую связаны со свойствами времени. Собственно, Эйнштейн предсказал все это гораздо раньше, но одно дело – знать о теории относительности, а другое – испытать описанные ей явления на практике. Вскоре от идеи устанавливать такую штуку на самолетах отказались – было ясно, что вес аппаратуры превысит вес машины. Но эксперименты с кораблями продолжались довольно долго. Правда, особых успехов ученые достичь так и не сумели. В лучшем случае удавалось заставить выделенный для эксперимента тральщик на короткое время исчезнуть. Не становиться невидимым, а именно исчезать – секунд на десять или пятнадцать. Рекорд, если я не ошибаюсь, составлял полторы минуты. Как ты понимаешь, в военном смысле толку с этого было мало. Поэтому в конце сорок четвертого года все ученые, занятые в Филадельфийском эксперименте, были переключены на Ман-хэттенский проект. Но на этом дело не закончилось. В 1947 году эти парни объявились в Росвилле, штат Нью Мексике.
– Это было как-то связано с той летающей тарелкой?
– Насколько я понимаю, да. Очевидно, в «тарелочке» из Розуэлла было обнаружено нечто, что дало возможность продолжить разработки «пространственных туннелей». Во всяком случае, осенью следующего года произошел крупный успех. Тральщик, на котором была установлена аппаратура, исчез из Филадельфии – чтобы появиться в Норфолке, штат Вирджиния.
– Телепортация? – удивленно подняла брови Скалли. – Значит, она все-таки была осуществлена?
– Не телепортация. Все гораздо хуже. Тральщик появился в Норфолке за двадцать восемь секунд до того, как исчез в Филадельфии. То есть в течение полуминуты на свете существовало два абсолютно одинаковых корабля – вместе со всем, что на них находилось. А там были и люди. Правда, немного – человек десять. О их дальнейшей судьбе мне, к сожалению, ничего не известно. Однако в следующем году в Норвежском море исчез английский сторожевик «Аспидистра».
– А почему ты считаешь, что этот случай мог иметь отношение к Филадельфийскому эксперименту?
– Потому что английские ученые тоже принимали участие в разработках. И в одном из отчетов мне встретилось упоминание «Аспидистры».
Скалли покачала головой.
– Все равно получается как-то странно и неубедительно. Ну, хорошо, Филадельфийский эксперимент, «Аспидистра»… Но какое это имеет отношение к исчезновению эсминца «Карнарвон»? Ведь он, насколько я могу понять, в подобных экспериментах не участвовал – иначе для расследования вызвали бы не нас, а кого-нибудь другого, кто лучше разбирается и в физике пространства, и в этом конкретном деле.
– Ты совершенно права. Более того, меня официально заверили, что ни ЦРУ, ни Госдепартамент не располагают никакой информацией о самостоятельном продолжении Британией экспериментов в этой области. Словом, с этого конца полный тупик. Но обрати внимание – исследования по Филадельфийскому проекту в итоге привели к управлению временем. А бедняга Харпер, судя по твоим впечатлениям, провел в море куда больше, чем восемнадцать часов.
– Непонятно, в море или где-нибудь еще – задумчиво произнесла Скалли. – Но, в любом случае, лейтенанту сейчас не двадцать восемь лет, а сильно за шестьдесят. Интересно узнать, где его носило… Похоже, нам все-таки придется отправиться в Норвегию. Лучший способ разобраться во всей этой истории – провести расследование на месте.
– Вот и мне пришла в голову та же идея, – широко улыбнулся Молдер и посмотрел на часы. – Я уже заказал билеты на вечерний авиарейс до Тронхейма. В течение ближайшего получаса их должны принести.
Тронхейм, Норвегия.
Бар «У Старого Боцмана»
– Да, это я и есть Старый Боцман, – улыбнулся возвышающийся над стойкой рыжебородый мужик и поправил висящую на груди латунную дудку. – А вам нужен кто-то еще?
– Нет, Тед Вильямсон направил нас именно к вам. Он сказал, что нужного человека проще будет найти именно в вашем заведении.
– Старина Вильямсон? – оживился боцман с дудкой. – Я не видел его уже добрый десяток лет. И как он поживает?
– Превосходно! – улыбнулся Молдер. – У него тоже бар – на Манхэттене, в Нью-Йорке. И, насколько я понял, он собирается расширять дело. Дети в полном порядке, дочка недавно вышла замуж.
– Надеюсь, не за адвоката? – осведомился бармен. По его тону было непонятно, шутит он или говорит всерьез.
– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками Молдер.
– Все равно отлично. Что будете брать – пиво, коктейль или что-нибудь покрепче? Кстати, у нас прекрасный выбор водки. Прямая поставка из России! – Бармен с гордостью указал рукой на полку за своей спиной. На полке громоздилась целая батарея бутылок самых причудливых форм, оснащенных яркими крикливыми этикетками – «Rasputin», «Yeltsin», «Smirnoff», «Zjuganoff» и что-то еще. К каждому названию прилагалась соответствующая физиономия, последняя была в кепке. Молдер покачал головой:
– Нет, мне лучше пива. Тед говорил, что оно у вас превосходное.
– Тед знает толк в моем пиве! – расплылся в улыбке бармен. – А вашей даме?
– Скалли, ты пиво пьешь? – обратился Молдер к своей спутнице. Та наградила его злобным взглядом, от которого полагалось вспыхнуть и сгореть на месте. Призрак вновь повернулся к бармену и развел руками:
– Леди предпочитает что-нибудь менее крепкое.
– Надеюсь, не пепси? – Старый Боцман неодобрительно нахмурился. – У меня, конечно, есть и эта гадость. Но то, что пьет новое поколение, – это же, прошу прощения у дамы за откровенность, настоящее дерьмо! Давайте я лучше налью вам квас. Это такой русский национальный напиток. Ручаюсь, вы его никогда не пробовали.
