Лет пятидесяти с небольшим, высокий, крепкого сложения, с подвижным лицом и быстрой улыбкой, Гарри выглядел как главный герой ролика, рекламирующего какой-нибудь чудодейственный способ восстановления волосяного покрова. Помимо жестких черных волос, таких густых, что, казалось, требовали каждодневного внимания парикмахера, у него были большие моржовые усы, а тыльные стороны ладоней его здоровенных рук так заросли, что он, похоже, не замерз бы зимой даже без одежды.
Работал Гарри за антикварным столом, мало напоминающим письменный, и когда он сел за него, а Билли — напротив, создалось впечатление, что встретились не адвокат и клиент, а два деловых партнера.
После вступительных реплик о здоровье и жалоб на жару Гарри спросил:
— Так что это за важный вопрос, который ты не мог обсудить по телефону?
— Обсудить я мог, — солгал Билли, зато продолжил правдой: — Но мне все равно нужно было приехать сюда по другим делам, вот я и решил повидаться с тобой и спросить о том, что меня тревожит.
— Тогда задавай вопросы, и посмотрим, знаю ли я что-нибудь насчет законов.
— Речь идет о доверительном фонде, который обслуживает Барбару.
Гарри Аваркян и Ги Мин «Джордж» Нгуен, бухгалтер Билли, были еще двумя попечителями фонда.
— Два дня тому назад я получил финансовый отчет за второй квартал, — сообщил ему Гарри. — Доход составил четырнадцать процентов. Отличный результат, особенно если принять во внимание нынешнее состояние фондового рынка. Даже с учетом расходов на содержание Барбары основной капитал устойчиво растет.
— Мы удачно инвестировали средства, — согласился Билли. — Но вчера я лежал ночью без сна и волновался: а нет ли у кого возможности залезть в горшок с медом?
— Горшок с медом? Ты про деньги Барбары? Если уж тебе нужно о чем-то волноваться, как насчет астероида, который может столкнуться с Землей?
— Я волнуюсь. Ничего не могу с собой поделать.
— Билли, я сам составлял документы фонда, там нет ни одной «дырки». А кроме того, с таким охранником, как ты, из сокровищницы не пропадет и цент.
— А если со мной что-то случится?
— Тебе только тридцать четыре года. С высоты моего возраста, ты едва вышел из пубертатного периода[18].
— Моцарт не дожил и до тридцати четырех.
— На дворе не восемнадцатый век, и ты не умеешь играть на рояле, поэтому сравнение неуместное. — Гарри нахмурился. — Ты заболел или как?
— Бывало, чувствовал себя лучше, — признал Билли.
— Что за повязка у тебя на лбу?
Билли и ему рассказал байку о коварном сучке.
— Ничего серьезного.
— Для лета ты бледный.
— Давно не рыбачил. Послушай, Гарри, рака или чего-то такого у меня нет, но я всегда могу попасть под грузовик.
— В последнее время они охотились за тобой, эти грузовики? Тебе приходилось от них убегать? С каких это пор ты превратился в пессимиста?
— Как начет Дардры?
Дардра и Барбара были близняшками, только разнояйцевыми. И разительно отличались друг от друга как внешне, так и внутренне.
— Суд не только отсоединил ее от сети, — ответил Гарри, — но перерезал провод и вытащил батарейки.
— Я знаю, но…
— Она — кролик «Энерджайзера»[19], только злобный, но уже стала историей, как тот бифштекс, который я съел за ленчем на прошлой неделе.
Мать Барбары и Дардры, Сисили, была наркоманкой. Отец так и остался неизвестным, поэтому в свидетельства о рождении близняшек внесли девичью фамилию матери.
Сисили попала в психиатрическую клинику, когда девочкам исполнилось два года, ее лишили родительских прав, а Барбару и Дардру отправили в приют. Через одиннадцать месяцев Сисили умерла.
До пяти лет девочки жили в одном приюте. Потом их разлучили.
В двадцать один год Барбара нашла сестру и попыталась наладить отношения, но получила отказ.
Пусть и в меньшей степени, Дардра унаследовала пристрастие матери к химическим стимуляторам и вечеринкам. И нашла свою правильную и трезвую сестру слишком скучной и пресной.
Восемью годами позже, после того как пресса уделила трагическому случаю с Барбарой повышенное внимание, а страховая компания учредила семимиллионный трастовый фонд, чтобы оплачивать ее длительное лечение, у Дардры вдруг прорезалась любовь к сестре. Будучи ее единственной родственницей, она попыталась через суд стать единственным попечителем фонда.
К счастью, по настоянию Гарри, вскоре после помолвки Билли и Барбара в этом самом кабинете составили и подписали короткие завещания, согласно которым каждый становился единственным наследником другого.
Прошлое Дардры, ее методы, нескрываемая жадность вызвали презрение судьи. В иске ей отказали, а в частном определении судья указал, что Дардра преследовала исключительно личную выгоду.
Она попыталась обратиться в другой суд. Но вновь ничего не добилась. Последние два года они о ней не слышали.
— Но если я умру…
— Ты уже выбрал людей, которые могут стать попечителями вместо тебя. Если тебя переедет грузовик, один из них займет твое место.
— Я понимаю. Тем не менее…
— Если тебя, меня и Джорджа Нгуена переедут грузовики, — оборвал его Гарри, — более того, даже если каждого из нас переедут три грузовика подряд, у нас есть наготове кандидаты в попечители, которые в любой момент могут нас сменить. А до того времени, как их полномочия признает суд, повседневные дела фонда будет вести сертифицированная фирма, специализирующаяся на управлении трастовыми фондами.
— Ты подумал обо всем.
Большущие усы приподнялись в улыбке.
— Из всех моих достижений я более всего горжусь тем, что меня еще не выгнали из коллегии адвокатов.
— Но если что-то случится со мной…
— Ты сведешь меня с ума.
— …должны ли мы волноваться о ком-то еще, помимо Дардры?
— Например?
— Все равно о ком.
— Нет.
— Ты уверен? -Да.
— Никто не сможет заполучить деньги Барбары?
Гарри наклонился вперед, навалившись локтями
на стол.
— И что все это значит?
Билли пожал плечами:
— Не знаю. В последнее время меня преследуют… страхи.
Гарри помолчал.
— Может, тебе пора вернуться к жизни?
— Я и так живу, — ответил Билли излишне резко, учитывая то, что Гарри был его другом и порядочным человеком.
— Ты можешь приглядывать за Барбарой, хранить верность ее памяти и при этом жить.
— Она — не просто память. Она живая. Гарри, ты — последний человек, которому я хотел бы дать в зубы.
Гарри вздохнул.
— Ты прав. Никто не скажет тебе то, что может сказать только сердце.
— Черт, Гарри, наверное, от меня ты так и не получишь по зубам.
— Я выгляжу удивленным?
Билли рассмеялся.
— Ты выглядишь самим собой. Ты выглядишь как маппет[20].
Тени залитых солнцем олив двигались по стеклу окон и комнате.
Гарри Аваркян заговорил после долгой паузы:
— Бывали случаи, когда люди выходили из комы, вызванной ботулизмом, сохранив все свои способности.
— Такие случаи редки, — напомнил Билли.
— Тем не менее подобное возможно.
— Я стараюсь быть реалистом, пусть мне этого и не хочется.
— Раньше мне нравился вишисуас[21], — вздохнул Гарри. — А теперь меня мутит, когда я вижу его на полке супермаркета.
Однажды в субботу, когда Билли работал в таверне, Барбара открыла на обед банку супа. Вишисуаса. Сделала и сэндвич с сыром.
Когда в воскресенье утром она не ответила на телефонный звонок, Билли поехал к ней, открыл дверь квартиры своим ключом. Нашел ее без сознания на полу в ванной.
Проведенная в больнице токсинонейтрализующая терапия позволила сохранить Барбаре жизнь. И теперь она спала. Спала.
Определить степень повреждения мозга не представлялось возможным до того момента, когда она проснется. Если бы проснулась.