Кэти опустила голову.

– Она сюда не придет.

– Кто тебе сказал, что она не придет? – Бантинг выпрямился в своем кресле. – Ты у нее спрашивала?

– Нет, но… Ни одна женщина из поселка не придет в этот дом, и вы сами это знаете.

Едва сказав это, она сама удивилась своей храбрости. Но сейчас она почувствовала, что больше не боится Бантинга так, как боялась в первое время. Ей вдруг показалось, что она стала взрослее, сильнее и в случае необходимости смогла бы ему противостоять. Он, по всей видимости, уловил это, потому что вскочил на ноги и, подойдя к ее стулу, ткнул пальцем ее в плечо со словами:

– Завтра же пойдешь к миссис Морган и договоришься с ней. Если она благоразумная женщина, она согласится прийти.

Она покосилась на его тычущий палец – и снова, несмотря ни на что, решила сказать то, что думает.

– Я бы лучше пригласила маму. Она умеет принимать роды, – громким шепотом проговорила она.

Бантинг размахнулся и залепил ей такой подзатыльник, что она чуть не упала вперед со стула.

– Твоя мать сюда не придет. Я этого не допущу, – прорычал он. – Ни один из твоих ублюдочных родственников не придет в этот дом. Никогда! Ты меня слышишь?

Трясущимися руками она оторвала нитку и, сложив штаны, положила их возле камина, – Бантинг всегда оставлял свои вещи возле огня, чтобы наутро надевать их теплыми. Потом она принялась накрывать стол для ужина. Когда стол был накрыт, она сказала, стоя на пороге кухни:

– Я лучше пойду спать, я устала.

– Конечно, ты устала! Только я не позволю тебе уйти. Если ты ходишь на длительные прогулки, после которых устаешь, это не мое дело. Садись здесь! – он указал ей на стул. – Пойдешь, когда я закончу есть, и ни секундой раньше.

Она сидела с ним почти до десяти. Он бы, наверное, просидел и дольше, лишь бы только ее помучить, но мысль о том, что придется зажигать новую свечу, заставила его подняться наверх. Она последовала за ним, думая, что сегодня он обязательно втолкнет ее в свою комнату, но он этого не сделал.

Кэти родила в конце апреля, ранним утром в четверг. Это была девочка.

Кэти лежала, измученная мучительными родами, длившимися пятнадцать часов, и наблюдала сквозь полуопущенные ресницы, как миссис Морган приводит ее в порядок, меняет постель и пеленает ребенка. Покончив с этим, акушерка присела на стул возле кровати, ожидая, когда станет совсем светло, и она сможет пойти домой.

Когда солнце поднялось из-за горизонта и его лучи проникли в комнату сквозь большое окно, акушерка, вздремнувшая было на своем стуле, встала, надела пальто и повязала голову шалью. С порога она посмотрела на Кэти, лежащую в постели с ребенком на руках.

– Ты можешь гордиться своей малышкой, дорогая. Она у тебя самая настоящая красавица. Кстати, как ты собираешься ее назвать?

– Сара, – ответила Кэти.

В этот момент внизу хлопнула дверь, и миссис Морган, выглянув в окно, сообщила:

– Он ушел. – Подойдя к постели Кэти, она шепотом спросила:

– Ради всего святого, скажи, почему ты вышла за него замуж?

Кэти посмотрела прямо в глаза женщине.

– Из-за них, миссис Морган, из-за мамы, отца и их всех, – спокойно ответила она. – Я больше не могла смотреть, как они замерзают. А он пообещал, что сразу же восстановит моего отца на работе и даст им жилье.

– А твой отец нашел работу в Джарроу. Получается, что ты зря страдаешь, девочка моя, – сочувственно заметила миссис Морган. – А он… Как он с тобой обращается? Он тебя бьет?

– Нет, нет, миссис Морган, что вы.

– Ну, тогда, слава Богу. То, что он тебя не бьет, уже хорошо.

– Миссис Морган, – Кэти приподнялась на локтях. – Могу я попросить вас об одном одолжении? Не могли бы вы передать моей маме, что я родила, но чтоб она не приходила раньше вторника. Вторник – это самый безопасный день, по вторникам он возвращается очень поздно. Мои родители живут на Уолтер-стрит, номер…

– Я знаю, я знаю, где они живут, моя дорогая, – уверила ее акушерка. – Как только вернусь домой, сразу же пошлю Микки, чтоб сбегал в Джарроу и сообщил твоей маме… Но неужели она не может прийти повидаться с тобой, когда он дома?

– Нет, нет, миссис Морган, об этом и речи быть не может. Я не хочу, чтоб отец потерял новую работу.

– Что б он сгорел в аду, этот проклятый Бантинг, если он запрещает дочери видеться с собственной матерью! – в сердцах воскликнула миссис Морган. – Но что он может сделать у Палмеров? У него ведь нет там никакой власти. Он что, так и сказал: твоего отца уволят с работы, если мать придет тебя навестить?

Кэти на секунду закрыла глаза.

– Он сказал именно это, миссис Морган.

– Вонючий подонок! Ну, ничего, скоро кто-нибудь из поселка раскроит ему череп, потому что рано или поздно это должно случиться – я надеюсь, что это случится уже скоро. И ты будешь не единственная, кто вздохнет с облегчением, моя дорогая. Но сейчас тебе не надо думать ни о чем неприятном, лучше отдохни. – Она нежно потрепала Кэти по щеке. – А я еще загляну к тебе сегодня и осмотрю тебя. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо. А пока отдыхай, девочка моя.

– Спасибо, миссис Морган, спасибо вам за заботу. Вы так добры ко мне.

Кэти протянула руку и коснулась пухлой загрубевшей от домашней работы руки пожилой женщины. Ей очень хотелось заплакать, но она крепилась до тех пор, пока миссис Морган не вышла из комнаты. А потом слезы полились бесконечным потоком, падая на лицо ребенка, как капельки росы.

Саре было около месяца, когда у Марка Бантинга выдался случай переговорить с отцом ребенка с глазу на глаз.

Бернард Розье появлялся теперь на шахте достаточно редко, и на то у него было две причины. Во-первых, после свадьбы он поселился в Ньюкасле, в доме, который его жена получила в качестве свадебного подарка от своего отца. А во-вторых, его интересы расширились. Как говорили в округе, его тесть имел пай в палмеровской судоверфи, и мистер Бернард поставил себе целью войти в совет директоров компании.

В это утро Бантинг увидел его в рабочем офисе, где Бернард Розье искал помощника управляющего, Брауна. Офис находился отдельно от того помещения, где работали клерки, и Бантинг, зная, что Браун сейчас под землей, понял: это и есть самый подходящий момент поговорить о деле.

Когда Бантинг вошел в офис, Бернард Розье обернулся и вопрошающе посмотрел на него, уже догадываясь, что тот хочет обсудить с ним кое-что личное. Бантинг снял кепку и мял ее в руках, не произнося ни слова.

– Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать? – нетерпеливо осведомился Бернард Розье.

Бантинг облизал свои тонкие губы, глядя в пол.

– Я подумал, сэр, вам, может, будет интересно узнать, – пробормотал он, продолжая комкать кепку, – что ребенок родился около четырех недель назад. Это девочка. Я… я только подумал, что вам, быть может, было бы приятно об этом узнать.

Подняв глаза на Бернарда, Бантинг увидел, что кровь прилила к лицу хозяина, – и понял, что пошел неверным путем. Бернард Розье приблизился к нему вплотную и, гневно глядя, прошипел сквозь зубы:

– А теперь послушай меня, мой любезный. За то, что ты сделал, тебе уже заплатили, и заплатили щедро. Если ты собрался меня шантажировать, я советую тебе отказаться от этой затеи. Заруби себе на носу: ты уже получил все, что должен был получить. Больше ты не получишь от меня ни гроша. И не говори, что ты можешь разболтать обо всем. Ты можешь болтать, сколько твоей душе угодно, но кто тебе поверит? И даже если тебе поверят, для меня это уже не имеет значения. Ты не сможешь мне навредить, понял? – Он сделал короткую паузу и заключил:

– Но если ты еще хоть раз заикнешься об этом мне или кому бы то ни было, тебе придется искать другую работу. Надеюсь, тебе это понятно.

Он слегка наклонил голову и в упор посмотрел на Бантинга. Бантинг не проронил ни слова. Через секунду Бернард Розье взял со стола свою шляпу и, смерив Бантинга еще одним угрожающим взглядом, вышел из офиса.