– Это отель, – Филипп перехватил ее взгляд, – очень дорогой и очень шикарный, а это, – он указал рукой в сторону стоящих тут и там белоснежных парусников, – лодки, ожидающие, пока их владельцы отобедают на берегу.

Владельцы яхт обедали с размахом. На многих столах Марина заметила огромные трехлитровые бутыли вина. Порции еды тоже были весьма нескромными. Гигантские рыбины, целиком зажаренные на гриле или запеченные в соли, едва умещались на подносах сбивающихся с ног официантов.

Для себя Марина заказала салат с теплым сыром сен-марселен и полюбившуюся ей рыбу махи-махи, приготовленную со специями в белом вине. Филипп ограничился тартаром из тунца, сказав, что потом обязательно возьмет себе десерт. Он говорил, что после обеда непременно надо съедать что-нибудь сладкое для улучшения работы печени.

Официант открыл розэ, предусмотрительно заказанное Филиппом, и Марина взяла в руки прохладный бокал. Пока не принесли еду, ей хотелось рассмотреть своих соседей по трапезе. Ее внимание привлекли две пары, сидящие через один столик от них. Мужчины выглядели очень представительно. (Впрочем, как и все мужчины в ресторане.) Один, седовласый, был явно постарше, второй более моложавый, но тоже очень солидный. Одеты они были практически так же, как и Филипп: в рубашках с длинным рукавом и шортах. На руках у обоих – внушительного вида часы, стоимость которых не вызывала сомнений. «Униформа у них тут такая, что ли? – Марина покосилась на Филиппов турбийон. – Ну прямо как дети малые».

Что касается спутниц респектабельных посетителей, то Марине сначала показалось, что они близнецы. Именно их поразительное сходство и привлекло Маринино внимание к данной компании. Однако, присмотревшись, она заметила что-то странное в лице одной из сестер. Какую-то неестественность. В этот момент женщина как раз начала что-то рассказывать, и Марина поняла, в чем подвох.

На ее лице полностью отсутствовала мимика. Лоб, глаза и даже рот были совершенно неподвижны. Женщина оживленно беседовала, но ни один мускул на ее лице не приходил в движение. Марина перевела взгляд на ее сестру. Та весело смеялась, с успехом сопровождая свои эмоции соответствующими мимическими ужимками. Ее лицо было нормальным, живым.

Пронаблюдав некоторое время за сестренками, Марина догадалась: не сестры это вовсе, а мать с дочкой. Мать, по всей вероятности, являющаяся неугомонной пациенткой пластических клиник, добилась-таки ошеломляющего эффекта и почти сравнялась в возрасте с дочерью. Хорошим подспорьем в этом для нее явились стройная фигурка и длинные светлые волосы, постриженные точь-в-точь как у дочки. Сестры-близнецы, да и только! Все бы ничего, если бы не это жутковатое, мумиеподобное выражение.

Марина поймала себя на мысли, что очень надеется, что к тому времени, когда ей придется воспользоваться услугами специалистов по лицевой пластике, косметологическая мысль шагнет далеко вперед и предложит принципиально новый щадящий метод возвращения уходящей молодости. Метод, исключающий механическое натягивание кожи, которое почему-то лишает лицо присущей ему индивидуальности и ставит его в ряды аналогично прооперированных искателей вечной красоты.

Марине наскучило наблюдение за жертвой пластиче–ской хирургии, и она переключилась на гастрономические радости.

А порадоваться было чему. Козий сыр сен-марселен, завернутый в тончайший лист пресного теста и слегка подрумяненный на огне, таял во рту, свежайшая хрустящая руккола с кедровыми орешками отлично оттеняла насыщенный вкус сыра, а розовое вино с поэтическим названием «Petales de rose» («Розовые лепестки») впитывало проникающие в бокал солнечные лучи, становясь от этого еще более душистым и окрыляющим.

Марина смаковала последний кусочек теплого сыра, а Филипп все еще сражался с гигантской порцией тартара из тунца, когда в ресторане произошло некоторое оживление.

Лениво-размеренный сытый гул усилился и перестал быть ленивым. Многие из присутствующих повернули головы в сторону входа, а женщины заученными кокетливыми жестами принялись поправлять прически. Марина посмотрела по сторонам, желая понять причину общего возбуждения, и заметила, что столик с сестрами-близняшками, недавно привлекшими ее внимание, уже сервирован заново и ожидает новых посетителей.

Новые посетители, а точнее, посетитель и послужил поводом для внезапного пробуждения размягченных жарой и алкоголем гостей Никки-Бич. Все как один встрепенулись, забыли про кушанья и вино и стали с интересом поглядывать на вновь прибывшего.

Это был худощавый мужчина среднего роста, с мелкими чертами лица, совершенно непримечательной наружности. Сначала Марина подумала, что это какой-то известный актер, но, как ни старалась, узнать его не смогла. Нет, определенно никогда раньше она его не видела. Да и выглядит он настолько незапоминающимся, что, увидев, его можно впоследствии не узнать.

«Актер» сделал вид, что не замечает царящего во–круг него оживления, и уткнулся в меню, предварительно закрыв пол-лица огромными темными очками. Народ в ресторане постепенно вернулся к недоеденным блюдам, хотя кое-кто нет-нет да и бросал беглый взгляд в сторону нового гостя, будто ожидая от него чего-то.

Марина вопросительно посмотрела на Филиппа. Он наконец прикончил свой тартар и теперь уселся вполоборота, так, чтобы лучше видеть столик с невзрачным человечком. Поняв, что Марина ждет от него объяснений, он наклонился к ней и вполголоса проговорил:

– Это известный фокусник-чародей. Ну, или кто он там на самом деле, я толком не знаю. Только чудеса всякие показывает, мысли читать может. Здесь его все знают. Чудной он немного. Когда настроение есть, прямо в публичных местах может представление устроить. А если нет, то лучше его не беспокоить. Говорят, что он, если захочет, про любого узнать может все, что угодно. Ему для этого нужно лишь в глаза человеку посмотреть.

– А ты сам-то видел? Веришь в это? – недоверчиво спросила Марина, продолжая из-за очков наблюдать за фокусником.

– Да видел один раз. Забавно. Предметы у него по воздуху летают. А верить верю, конечно. Как же без веры-то? – философски подытожил Филипп и улыбнулся своей беззаботной младенческой улыбкой.

Марине очень захотелось, чтобы загадочный чародей продемонстрировал что-нибудь из своих неординарных умений. Фокусников-иллюзионистов она не очень уважала. Они ей всегда, даже в детстве, казались обманщиками. Что-то вроде карточных шулеров. Обманывают народ за его же деньги. Другое дело настоящие чудеса. Такие, чтобы кролика не из двойного дна вытащить и не из рукава достать, а прямо из воздуха.

Хотя чудо в общем-то тоже явление относительное. Для кого-то чудо, а для кого-то норма жизни.

Марина задумалась о чудесах и чуть было не пропустила новую волну оживления, прокатившуюся по пляжу. Народ снова зашевелился, некоторые даже привстали со своих мест, чтобы получше видеть происходящее. Все наблюдали за пожилым сильно загорелым господином, который с шумом поднялся из-за стола и, опрокинув бокал с недопитым вином, нетвердым шагом начал продвигаться в сторону увлеченного трапезой фокусника. Мужчина был, мягко говоря, нетрезв. Он широко размахивал руками, видимо, чтобы лучше удерживать равновесие, и делал подвыпившей компании за своим столиком красноречивые знаки. Мол, сейчас, сейчас, я все устрою. Люди вокруг притихли в предвкушении назревающего скандала.

Чудотворец, казалось, тоже заподозрил неладное. Во всяком случае, он на мгновение оторвал взгляд от тарелки с салатом и, моментально оценив обстановку, сделал рукой в воздухе быстрый жест. После чего он как ни в чем не бывало нанизал на вилку очередной кусочек моццареллы и, нимало не смущаясь воцарившимся в ресторане молчанием, отправил его себе в рот.

Пьяный джентльмен замер как вкопанный, не дойдя трех метров до цели своего путешествия. Со стороны казалось, что он ударился о какую-то невидимую преграду. Не понимая, что происходит, он снова попытался преодолеть неожиданное препятствие и снова стукнулся обо что-то твердое. Тогда он выставил вперед руки и стал на ощупь исследовать незримую стену. Удостоверившись, что стена существует независимо от его зрительного восприятия, настойчивый господин вознамерился взять ее приступом. Он сделал пару шагов назад и бросился на преграду всем телом. Преграда спружинила, и возмутитель спокойствия отскочил от нее, как туго накачанный резиновый мячик.