«Ха! Спасибо вам, уважаемейший! Теперь-то мы непременно сможем выпутаться из любых неприятностей!» – съязвила про себя Марина.
Но что-то внутри ее откликнулось на эту информацию, почуяв в ней рациональное зерно. Марина на секунду задумалась, стремясь как следует осознать услышанное. Но процесс осознания был прерван самым беспардонным образом.
Послышался сильный толчок, затем звон битого стекла. Обернувшись, Марина увидела кота, запрыгнувшего на комод, где уже несколько десятилетий вполне мирно красовалась антикварная бабушкина ваза – символ благополучия и процветания, как любовно именовала ее старушка. «Береги ее, деточка, она принесет тебе счастье», – говаривала бабуля.
Марина с ужасом смотрела на мелкие осколки «счастья», усеявшие весь пол в гостиной. «Надо же, не такая уж большая была ваза, а сколько осколков», – промелькнуло в голове. Еще не успев зарегистрировать эмоции, посетившие ее по поводу разбитого символа процветания, Марина увидела следующую картину и похолодела.
Обожравшийся кот возлежал на комоде и нагло ухмылялся, поглядывая на Марину. В лапах он держал что-то недавно еще живое и такое прекрасное. Всем своим видом кот как бы говорил: «Полюбуйся, каков я! Молодец, да и только!» В кошачьих когтях была зажата птичка.
У Марины закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Она было стала терять сознание, но во–время вспомнила, что не умеет этого делать. В этот момент очень кстати раздался телефонный звонок, который пронзительной трелью вывел ее из состояния жуткого оцепенения.
Звонила Любаня.
– Мари-иш, – заныла она с ходу без «здрасте», – мне надо ставить брекеты. Представляешь, оказывается, у меня неправильный прикус. Нужно быстренько исправить, чтобы красиво…
– Люба, – каким-то несвойственным ей властным голосом проговорила Марина, – мне нужна твоя помощь! – Марина схватилась за Любку, как утопающий за соломинку. Она чувствовала, что рассудок начинает терять положенную ему трезвость.
Просьба о помощи в сочетании с железными интонациями голоса прозвучала для Любы как заклинание. Кажущееся легкомыслие и ветреность мгновенно улетучились, обнажив истинную сущность Любки – высокоорганизованную личность с тонкой интуицией и повышенным чувством товарищества.
– Маринка, держись, лечу к тебе. – Голос Любы изменился до неузнаваемости. Он выражал абсолютную готовность к бою. У Марины перед глазами возникла картинка: вооруженная до зубов подруга, помахивая «парабеллумом», выпрыгивает из окна прямо в седло бьющей копытом лошади и мчится во весь опор ей на выручку. Ассоциация вызвала у Марины приступ нервного хихиканья.
«Да, дело плохо, – подумала она, с опаской поглядывая на кота, который, дразня ее, лениво поигрывал со своей добычей, – сохранить бы разум».
«Собрать себя в точку» – кажется, так советовали мудрые психологи. Марина несколько раз глубоко вдохнула и сделала усилие по собиранию себя. Точка у нее получилась большая и расплывчатая. Скорее, пятно. Видимо, и здесь без упорных тренировок не обойтись. Она сконцентрировалась, медленно досчитала до 10. Точка приобрела более приемлемую форму.
– Ну, с Богом! – вслух произнесла Марина, уверенно подошла к коту и с чистым намерением легким движением руки вышвырнула за дверь обалдевшее от такой наглости и потому не сумевшее оказать сопротивления животное. Птицу, к сожалению, реанимировать не удалось.
Люба примчалась очень быстро. За это время Марина успела уговорить лишь полбутылки виски «Блю лейбл». Напиток очень тяжелый, но ничего другого в доме не нашлось. Вино и шампанское не в счет. Для данной ситуации они совершенно не годились.
После проведения операции по выдворению из дома окончательно обнаглевшего кота Марине удалось-таки разжечь огонь в камине. Затем силы оставили ее, и теперь она сидела у очага со странной улыбкой на лице и с одурманенным крепким алкоголем взглядом. В таком состоянии и застала ее подоспевшая на выручку подруга.
– Что это за котяра бродит у тебя под окнами и почему дверь не заперта? – Люба стремительно ворвалась в комнату и остолбенела, увидев Марину со стаканом в руках.
Не то чтобы она никогда ранее не видела подругу в состоянии алкогольного опьянения. Видела, и сама с ней не раз выпивала. Дело не в этом. Любу поразило выражение лица Марины. Черты заострились, стали жестче, под глазами наметились черные тени, а полубезумная улыбка просто наводила ужас.
Будучи девушкой энергичной и предприимчивой, Любаня с ходу взялась за дело. Ловко собрала осколки «битого счастья» с пола, охая и ахая про себя, как это Маринку угораздило расколотить такое сокровище. Заварила крепкий чай, сбегала на кухню за пирожками (интуиция подсказывала ей, что Маринка сидит не жрамши) и, принудительно накормив слабо сопротивляющуюся подругу, стала выслушивать сбивчивый рассказ.
Сначала Любке никак не удавалось извлечь из Марины какие-либо вразумительные сведения. Несмотря на Любин внушительный опыт в области добычи различной, в основном бытового характера, информации, процесс тормозил, не желая двигаться с мертвой точки. Некоторое время ничего, кроме нечленораздельного мычания и глуповатого подхихикивания вперемежку с кратковременными, но бурными рыданиями, она услышать не могла.
Спустя полтора часа благодаря обоюдно проявленной выдержке и умело сформулированным наводящим вопросам совместные усилия по установлению доступного человеческому восприятию диалога увенчались наконец успехом и ситуация начала проясняться. Люба поняла, что Маринка влюбилась и теперь страдает почем зря, так как ее чувство, похоже, безответно.
Огромная роль в повествовании отводилась объекту Маринкиной страсти – некоему прекрасному Сергею, волшебным образом сочетавшему в себе все известные человечеству на данном этапе эволюции достоинства.
По мере того как Марина трезвела, история обрастала новыми деталями и подробностями, многие из которых показались проницательной Любаше настораживающими. В част–ности, не вызывал особого доверия подарочный кот. Вообще на второй день знакомства дарить девушке кота – это как-то не очень. Тем более такого вызывающе невоспитанного.
Вскользь Марина упомянула, что с момента счастливого знакомства стала плохо спать, о чем красноречиво свидетельствовали темные круги под лихорадочно блестящими глазами. Люба всегда думала, что любовь красит человека, дает ощущение полета и радости, а тут совершенно обратный эффект.
Маринкин рассказ подошел к концу, и подруги молча пили чай. Марина – с чувством некоторого облегчения, которое всегда наступает, когда поделишься наболевшим с близким человеком, а Люба – с чувством непонятного беспокойства, от которого никак не могла отделаться на протяжении всей беседы.
Что-то ей казалось неправильным, каким-то неестественным во всей этой истории.
– Слушай, – вдруг сказала окончательно протрезвевшая Марина, – он весь день не звонил. Я сама ему сто раз набирала – абонент недоступен. Извелась вся. Давай доедем до его дома, хоть краем глаза взглянуть. Ну пожалуйста, ну Люб, а то мне совсем плохо.
Не понимая смысла затеваемой экспедиции, Люба все же согласилась. Во-первых, подругу, только-только пришедшую в себя, огорчать не хотелось, а во-вторых, она сама была не прочь пуститься в какую-нибудь авантюру. Очень уж это было в ее, Любкином, стиле. Не могла она отказать себе в очередном приключении.
Сказано – сделано. Ехать, естественно, решили на Любиной машине и в целях конспирации приняли необходимые меры предосторожности. Марину нарядили в нехарактерную одежду и платиновый парик, благо таковой имелся в наличии и ожидал своего звездного часа, схоронившись где-то в глубине антресоли.
Последний раз Марина использовала его, когда играла Мальвину в школьном самодеятельном спектакле. Тогда она страшно расстраивалась и даже плакала из-за того, что цвет волос был не голубой, как положено, а какой-то невзрачно-блондинистый. Она даже собиралась покрасить парик, но мама категорически за–претила. Теперь же Марина порадовалась естественной платиновости волос и мысленно послала маме привет. Хороша она была бы сейчас с голубой шевелюрой!