Сумасшествие прекратил Брайан, который всегда появлялся очень вовремя. Он ухватил жену за талию, чуть приподнял ее, подержал в воздухе и только убедившись, что она успокоилась, осторожно поставил на пол. Анастейжия посмотрела на Илис, на мужа, фыркнула от смеха и вдруг убежала. Илис проводила ее недоуменным взглядом.

— Что это с ней? — спросила она у Брайана, пытаясь пригладить — безуспешно — растрепанные волосы. — Лал дома?

— Нет, не Лал. Лучше. Ты сейчас тоже запрыгаешь, — убежденно пообещал Брайан с улыбкой, необычайно оживлявшей его смуглое мрачноватое лицо. — Видишь ли, Илис… кажется, случилось чудо. Я никогда не верил в воскрешение мертвых, но теперь придется поверить.

— Ты о чем? — насторожилась Илис.

— Грэм жив! Он приехал месяц назад. Внезапно, как снег на голову, в своей манере. Его Лал привел…

— Грэм жив! — потрясенно повторила Илис.

Скакать и прыгать она не стала; напротив, испытала острую необходимость присесть. Ноги у нее подкашивались, и обеспокоенный ее видом Брайан поспешно подвинул ей стул. Неожиданная новость надолго заставила ее забыть то, ради чего она явилась в Карат. Грэм жив!.. Но ведь Барден сказал, что он умер, а Барден никогда не лгал! Никогда! Предположить, что его самого обманули, Илис не могла. Что же заставило его солгать? Неужели он таким странным и жестоким способом побуждал ее к ненависти и добивался ее отъезда? Но зачем?

Горькое недоумение и обида заслонили даже радость от преподнесенной Брайаном новости.

— Илис? — темные глаза Брайана обеспокоено заглядывали ей в лицо. — Илис, что с тобой? Воды дать?

— Нет, — выдавила Илис, неосознанным жестом прижимая руки к груди. — Все нормально. Просто… очень уж неожиданно.

— Это точно, — возбужденно подтвердил Брайан. Он быстро успокаивался. — Ты с такой убежденностью рассказывала о его смерти…

— Да я и была убеждена, хотя не видела Грэма мертвым, — вздохнула Илис. — Барден сказал мне, а ему я не могла не верить. Что ж! Грэм, наверное, сильно изменился?

— Еще как. И не в лучшую сторону. Он рассказывал, что был в плену, а потом воевал за медейцев. Все это, конечно, оставило свой след. Да ты сама увидишь: я уже посылал к нему Джем, сообщить о твоем приезде. Он редко к нам заходит, но ради тебя, надеюсь, снизойдет.

— "Снизойдет"? — удивилась Илис. — Он настолько изменился?

Брайан вздохнул о чем-то и нахмурился.

— Увидишь, — повторил он.

— А как Грэм вообще попал в Истрию? — продолжала недоумевать Илис. — И зачем?

— Как — это я тебе могу ответить. Случайно оказался на корабле, где служит Лал. Чудом он узнал мальчишку, ну а тот вспомнил его и пригласил в гости. А вот «зачем» — вопрос серьезнее, — Брайан снова вздохнул, и лицо его совсем потемнело. — Кажется, у него вышла какая-то размолвка с собратьями, — вот и все, что я знаю. Он же никогда ничего толком не рассказывает.

— Неприятности с собратьями? Это на него похоже. Он умудряется вызывать неприязнь в каждом, с кем сталкивается.

— Да… Даже мне стало тяжело с ним разговаривать.

— Что ж! — повторила Илис, уже почти совсем успокоившись. — Посмотрим. Пусть так, но все-таки я рада, что он жив, — добавила она искренне. — Когда ты его ждешь?

— Не знаю, — отозвался Брайан. — Я передал приглашение, не уточняя дня. Полагаю, Грэм должен придти сегодня или завтра.

Но ни в этот день, ни назавтра Грэм не появился. Чем дальше, тем сильнее Брайан хмурился, Анастейжия недоумевала, а Илис задумчиво наблюдала за ними и за Джем.

Поведение девушки заинтересовало ее особенно. Вела себя Джем весьма беспокойно. Заслышав что-нибудь, похожее на звук шагов или хлопанье входной двери, она вздрагивала и поворачивала лицо в сторону входа, причем взгляд ее выражал самое напряженное ожидание. Джем была хорошенькой девушкой, полненькой, но стройной и подвижной, и неудивительно было бы, если бы у нее в городе имелся кавалер. Но никто, кто мог бы претендовать на роль жениха Джем, вроде бы в дом не захаживал. Кого же она ждет? удивлялась Илис, и наконец решила прямо спросить у нее. Степень доверия между ней и Джем, как она надеялась, позволила бы ей стать наперсницей сердечных тайн девушки.

— Ты ждешь кого-то? — спросила Илис вкрадчиво, дождавшись момента, когда они с Джем остались вдвоем. Только что девушка очередной раз вздрогнула и обернулась к двери, но ожидание ее снова было обмануто. Вопрос Илис заставил ее покраснеть и склониться над шитьем так низко, как только было возможно.

— Я никому не расскажу, — пообещала Илис самым медовым своим голоском, вперив в Джем честнейший взгляд. Для пущей убедительности она широко раскрыла и округлила глаза. Этот маневр придавал ее личику очаровательное, детски-наивное выражение. — Правда-правда!

Джем быстро стрельнула в нее глазами и покраснела пуще прежнего.

— Мастер Соло давно уже должен был придти, — сказала она тихонько, почти прошептала. — Я боюсь, как бы с ним чего не случилось.

Интонации ее были таковы, что не оставалось никаких сомнений в чувствах, испытываемых ею к упомянутому человеку. Ну и ну! удивилась Илис. Да девчонка, кажется, влюблена в Грэма! Ее, вероятно, не смущает, что Грэм — друг ее отца и старше ее… на сколько? лет на пятнадцать, не меньше.

Удивление Илис было тем более сильным, что, как она полагала, девушки в возрасте Джем обычно ждут юного красавца-принца, желательно на белом коне. А Грэм на принца никак не походил даже в молодые годы и, по мнению Илис, никак не мог удовлетворить даже самые средние запросы юной, романтически настроенной девицы. Красавцем он отнюдь не был. Правда, он обладал неким мрачноватым обаянием, но его раздражающая, высокомерно-равнодушная манера обращаться с людьми скорее отпугивала, чем привлекала. Обходительным его Илис ни за что не признала бы даже под угрозой четвертования. За прошедшие годы едва ли он изменился в лучшую сторону, раз уж даже Брайан утверждал обратное.

— Раз он не хочет — или не может, — идти к нам, — бодро провозгласила заинтригованная Илис, — то мы сами пойдем к нему в гости! Джем, кто может проводить меня?..

В провожатые Илис дали Мануэля. Этот мальчишка лет восьми, вечно крутившийся в доме Брайана и водивший дружбу с его младшим сыном, еще в первый день был представлен ей как воспитанник Грэма, без уточнения степени родства. Крепкий, очень подвижный, черноволосый и сероглазый, с упрямым взглядом и большим ртом, мальчишка не походил ни на кого из виденных Илис родственников Грэма, и она терялась в догадках. Смущало ее и то, что мерещилось ей все-таки в его чертах нечто смутно знакомое, только она никак не могла понять, что именно.

Мануэль — или попросту Мэнни, — в тот же вечер проводил ее в дом своего опекуна, притулившийся на одной из окраинных улиц Карата. Дом больше заслуживал название хибары и вызвал у Илис сильнейшее недоумение. Что заставило Грэма приобрести эту пыльную развалюху? Хоть он никогда не был особо требовательным к жилью, не мог он быть настолько безразличным!

Дверь оказалась незапертой. В сильном волнении Илис переступила порог. Внутри дом выглядел несколько лучше, чем снаружи. Казалось даже, что к его обустройству приложена была женская рука. Илис нетерпеливо оглядывалась по сторонам, ожидая появления хозяина, но того не было видно.

— Сюда, миледи, — позвал ее Мэнни с порога комнаты.

Илис последовала приглашению, и в полутемной, скудно обставленной комнате увидела, наконец, высокую худую личность, с длинной нечесаной кипой белых волос, свисающих на спину. Повернутое на звук шагов лицо личности выразило злое недоумение, которое быстро сменилось изумлением. Илис тоже не смогла сдержать удивленного восклицания. Худой высокий человек носил, несомненно, имя Грэм Соло, но как он изменился!.. И ранее-то неприветливое лицо его стало попросту угрюмым, белые брови хмурились, от крыльев крупного хрящеватого носа по сторонам рта залегли глубокие складки. Осанка его оставалась великолепной — осанка аристократа и воина, — но теперь, как показалось Илис, держать плечи расправленными, а голову — высоко поднятой стоило ему некоторых усилий. А глаза! О, Безымянный, что это были за глаза!.. темные, безумные, больные, они смотрели на Илис с голодной злобой. В первый момент она даже отшатнулась, напуганная этим больным взглядом. Но Грэм прошептал: "Илис…", — и страх отступил. Илис поняла, о чем говорили эти глаза. Они принадлежали человеку, приучившему себя к одурманивающему зелью, и терзаемому жестокой жаждой в ожидании новой порции.