Другое дело — Илис. Обычно она предпочитала гулять на воздухе, а не сидеть с выздоравливающим, но Грэму было приятно снова видеть ее в веселом расположении духа. Да и вообще просто видеть ее. Когда она появлялась у Рады, вместе с ней в комнаты врывался свежий ветер, пахнущий весной. Она щебетала без умолку, пересказывая местные новости.

Что касается Роджера, то его выражение радости ограничилось фразой: "Как удачно, что ты все-таки не умер, Соло". Но никто и не ждал от него бурного проявления восторга. Довольно было видеть его просветлевшее лицо в ту минуту, когда, наконец, Грэм вышел во двор без чьей-либо помощи. В остальном же его поведение оставалось обычным: он подошел к Грэму и от души одобрительно хлопнул его по плечу, прекрасно зная, что тот все еще слаб; он только расхохотался, когда от такого проявления дружеских чувств Грэм пошатнулся и едва удержался на ногах. А потом бросил Грэму меч, который подобрал после сражения, вытащив из тела убитого разбойника. И добавил: "Нечего разбрасываться оружием, Соло. Хотя ты, конечно, молодчина".

А была уже весна, и хотя снег еще не стаял, солнце начинало понемногу припекать. Вскоре должна была начаться весенняя распутица. С каждым днем Грэм набирался сил и вскоре он стал в одиночку выбираться на прогулки, преимущественно не по селу, а по его окрестностям, чтобы не вызывать ненужного любопытства местных жителей. Раде не нравилось, что он ходит один, и она настаивала, чтобы его кто-нибудь сопровождал; с поразительным упорством она пыталась послать с ним Марьяну. У нее имелись какие-то свои соображения по поводу их отношений, растущей холодности Грэма к девушке она не видела. Грэм неизменно отвергал всякие предложения сопровождать его на прогулках, видя, что Марьяна ищет случая остаться с ним наедине и объясниться. Объяснений он не желал и потому избегал ее. Он знал, что обижает девушку, но угрызений совести не испытывал. Он готов уже был предложить ей остаться в Медее или в Наи в каком-нибудь из храмов Фекса. Такие мысли посещали его раньше, но теперь становились все отчетливее, а чувство вины, напротив, отступало.

Как-то Роджер набился к нему в компанию во время очередной прогулки и, как ни откручивался Грэм, завел речь о Марьяне. Его и без того ничтожное терпение истощилось, и он разразился в адрес бедной девушки такими злобными эпитетами, что Грэм, привыкший к его ярости, все-таки не удержался от удивленного взгляда. Роджер не стеснялся в выражениях и красочно описал, что случится, если Марьяна и дальше будет маячить у него перед глазами.

— Терпение у меня не железное, — заявил он со злостью, — и ты это прекрасно знаешь. Клянусь Рондрой, мне плевать, что Марьяна — женщина. Боюсь, однажды, когда она вякнет что-нибудь в своем духе, или посмотрит на тебя этим своим коровьим взглядом, я не сдержусь, и одной женщиной в этом мире станет меньше. Понимаешь, что я хочу сказать?..

— Понимаю. Только не понимаю, почему это тебя так волнует. Это мои проблемы, разве нет?..

— Нет. Это не только твои проблемы. Ты не один, как бы тебе того ни хотелось. Мы все связаны, и проблемы у нас общие. Разве не так?..

— Не понимаю. Почему все-таки тебя так волнует, что Марьяна добивается моего внимания?

— Меня волнует не то, что она делает, а то, как она это делает. Если она тебя любит, то выражает свои чувства как-то странно. Ведь это из-за нее тебя едва не убили! Да и вообще дело не в ее чувствах. В тот день любой из нас мог пострадать из-за этой дуры! Если попало именно тебе, так это исключительно из-за твоего проклятого благородства! Я, конечно, понимаю, что она девушка — слабое существо и нежный цветок, и все такое, но ведь от нее вообще нет никакой пользы, она тащится за нами, как гиря, сковывает нас. Она донимает тебя своими чувствами, ты срываешься, и под горячую руку попадем мы с Илис. Не знаю, как тебя, а лично меня такое положение не устраивает. Мне это надоело!

Грэм молча его выслушал. Роджер был совершенно прав, Марьяна и впрямь была мертвым грузом и выводила из себя по меньшей мере двух из четырех участников похода.

— И что ты предлагаешь?.. — спросил Грэм после продолжительного молчания.

— Есть два варианта, — с готовностью ответил Роджер. — Первый: мы прощаемся с твоей ненаглядной подружкой, и двигаем дальше втроем. Второй: разделяемся на пары. Мы с Илис идем… ну, неважно, куда. Где-нибудь да устроимся. А ты, если уж тебя так мучает совесть, оставайся с Марьяной, и чем вы будете заниматься и куда пойдете — уже ваше личное дело. Можешь хоть отвезти ее обратно в Самистр и вернуть в отчий дом, а потом догнать нас. Выбирай. И учти, что вместе с ней я никуда не пойду. Ну, разве что до ближайшего храма Фекса. Или я, или она.

Заявление это было несколько неожиданным. Грэм приготовлся к вспышке ярости, но не думал, что Роджер начнет ставить условия. Пристально взглянув ему в лицо, Грэм понял, что тот взбешен до крайности, еще немного, и сорвется.

— Это все?.. — спросил Грэм. — Все, что ты можешь сказать?..

— Да. А что, недостаточно?.. Я для себя все решил. Теперь решай ты.

Решать было нечего.

— Хорошо, — сказал Грэм. — В Танеле, — это почти на самой границе Медеи, — у меня есть друзья среди сумеречной братии. Я поговорю с ними о Марьяне. Думаю, они не откажутся ее принять.

Роджер явственно просветлел лицом.

— Другое дело! Избавимся от девахи, и тебе легче будет, и мне!

Грэм только вздохнул. Чувствовал он себя последним подлецом.

Но сказать легко, труднее сделать. Еще несколько дней Грэм избегал разговора с Марьяной, и злился, натыкаясь на требовательные взгляды Роджера. Когда он, наконец, собрался с духом для разговора и подошел к Марьяне, она не дала ему и рта раскрыть. Она очень волновалась и говорила быстро, не поднимая глаз; щеки у нее горели. Сначала она долго извинялась, потом, вдохнув поглубже, сообщила о своем желании расстаться с компанией. Говорила она очень решительно, и к Грэму в душу закралось подозрение, что Роджер уже успел ее припугнуть. Уж очень убитый вид был у Марьяны. Он нарочно спросил об этом, но она твердо ответила, что Роджер к ней вовсе не приближался. Грэм так и не понял, врет она или говорит правду.

Конечно, он не стал ее отговаривать, хотя по глазам ее было понятно, что она на это надеется. Он пообещал переговорить с хорошими людьми из братии, которые не откажутся принять ее к себе. Марьяна, окончательно поникнув, тихо поблагодарила и отошла. Грэм посмотрел ей вслед и ощутил непреодолимое желание зарезаться. Последнее время отвращение к себе появлялось все чаще и чаще, и ему снова начинало казаться, что он скоро потеряет к себе уважение. Семь лет назад он вовремя спохватился и сумел вытащить себя из этой трясины, но едва ли смог бы повторить этот подвиг еще раз.

8

В путь тронулись, уже когда начал сходить снег, по самой распутице. Грэм оправился достаточно, чтобы сидеть в седле. Правда, дневные переходы он переносил еще тяжело. В Танел доехали без приключений, хотя путь занял слишком много времени даже при таком состоянии дорог. Грэм быстро уставал, приходилось то и дело устраивать привалы, зачастую даже против его воли. Он почти падал с седла, но упорно продолжал путь, поскольку безумно хотел поскорее добраться до Танела, и покончить, по крайней мере, с одной проблемой. Упорства у него было, хоть отбавляй, не хватало лишь физических сил. Из-за несоответствия желания и возможности Грэм исходил злостью и раздражением, даже Роджер не рисковал к нему приближаться, не говоря уже о девушках.

В храм Фекса в Танеле Грэм пошел один. Почти перед самой дверью он спохватился и переместил серебряное кольцо с левого мизинца на правый. Появись он в храме с кольцом на левой руке, его попросту не поняли бы

Танелский храм Фекса был куда богаче каратского и сильно выделялся среди прочих зданий. Внутреннее же убранство не отличалось от всех остальных храмов Фекса во всех королевствах. Выставлять напоказ храмовые богатства священники не любили. Грэм усмехнулся, окинув взглядом пустые алтари в глубине помещения — все как всегда, — и поискал глазами кого-нибудь из служителей. Таковой нашелся около алтаря. Он был полускрыт драпировками, и поэтому Грэм не сразу его заметил. Это был темноволосый молодой человек лет двадцати восьми, одетый в длинный балахон с откинутым капюшоном. Он занимался своими делами и не замечал посетителя. Грэм безо всякого стеснения обогнул алтарь и тронул молодого человека за плечо. Священник вздрогнул и обернулся, распрямляясь, при этом уронил что-то. Грэм принялся проговаривать на пальцах обычное приветствие равного по статусу. Даже не глядя на сложные движения пальцев, священник махнул рукой.