Доклад произвел на всех потрясающее впечатление. На одну его особенность обратили Марковцы внимание: генерал Марков в своем докладе ни разу, ни словом не высказался о себе, будто он лишь наблюдал в боях, а не командовал и не участвовал в них.

К началу июня 1918 года Добровольческая Армия почти утроила свой численный состав, достигавший теперь 9 000 штыков и шашек при 21 орудии и 2 бронеавтомобилях. Теперь генерал-лейтенант Марков стал начальником 1-й пехотной дивизии, состоявшей из 1-го Офицерского пехотного полка, 1-го Кубанского стрелкового полка, 1-го Офицерского конного полка, 1-й Офицерской батареи, 1-й инженерной роты и отдельной конной сотни. Помощник Маркова полковник Тимановский заменял целый Штаб дивизии.

Вечером 11 июня Сергей Леонидович собрал всех начальников частей своей дивизии, чтобы осветить обстановку на фронте всей Армии и поставленную задачу. Предстояло атаковать противника в районах станций Торговая и Шаблиевка. 1-я дивизия, выступив задолго до рассвета, будет наступать прямо на Шаблиевку. Обратившись к артиллеристам, генерал сказал им: «А вам всем, господа, могу сказать вот что: на пехоту ляжет штурм станции, а вам придется принять на себя весь огонь артиллерии и бронепоездов в открытом поле. Будут потери, но учить мне вас нечему!» Отпустив начальников, Сергей Леонидович завернулся в бурку и уснул тут же у батарейного костра.

12 июня Марков выступил к железнодорожной ветке Царицын – Торговая и, выставив заслон для защиты со стороны Тихорецкой, вышел на Торговую. У хутора Попова (конный завод), лежащего вплотную к станции Шаблиевка, дивизия встретила сильное сопротивление красных. Бой сильно затянулся, но все же к полудню, сломив сопротивление противника, Добровольцы стали занимать хутор. Его взятие решило и участь Шаблиевки, от которой начался отход красных. Марков распорядился занять станцию и выслать к 9 часам вечера команду подрывников для порчи железнодорожного пути в сторону Великокняжеской. Сам же он перешел на открытое место вместе с полковниками Р. М. Тунебергом и Н. С. Тимановским и начальником пулеметной команды Э. Ф. Кариусом и устроил для себя наблюдательный пункт на железнодорожных шпалах, сложенных в штабель высотой в рост человека. Артиллерия красных тут же открыла огонь по появившейся группе офицеров. Едва успев распорядиться об уходе из сферы огня, Марков был сброшен на землю новым взрывом гранаты… Тяжело раненого в голову и левое плечо, его отнесли в дом. Доктор, увидев Сергея Леонидовича, ужаснулся: «Положение безнадежно».

Сергей Леонидович тяжело дышал. Спустя два часа он ненадолго пришел в сознание и спросил о боевой обстановке. Командир Кубанского стрелкового полка поднес к лицу генерала икону, которую всегда возил его ординарец. Марков поцеловал икону и сказал отрывисто: «Умираю за вас… как вы за меня… Благословляю вас…» Дальше уже ничего нельзя было разобрать. Через несколько минут его не стало.

А в это время Кубанские стрелки ворвались на станцию и отбросили красных за реку. Железнодорожный мост остался неповрежденным. Дивизия под командованием Маркова выполнила задачу, но какой тяжелой ценой!

«Сердце упало… Уныния не было, не было и отчаяния: была какая-то пустота. Отомстить, отомстить! Ко многим счетам прибавился еще один – огромный. Не такой смерти заслуживал генерал Марков», – рассказывал один из Марковцев. Наутро дивизия провожала своего героя-командира. Командир полка сказал глубоко прочувственное слово, многие рыдали.

В 5 часов 13 июня тело Сергея Леонидовича было перенесено в украшенный зеленью вагон на вокзале, и поезд с почетным караулом от 1-го отделения Инженерной роты отошел на станцию Торговую, где тогда находился Штаб Командующего Армией. Здесь генерал Деникин попрощался со своим верным соратником. Его приказом 1-й Офицерский полк стал именоваться «1-м Офицерским генерала Маркова полком».

В Новочеркасске в церкви епархиального училища была отслужена панихида по Маркову. В почетном карауле стояли его соратники. «Не помню уже, как долго я стоял над гробом, – записал один из них. – Мыслей не было, а я не мог оторвать взор от лица того, кого больше всех других уважал и более всех других боялся. И положив земной поклон великому воину и еще раз взглянув на того, который ничего не боялся, я поплелся домой. Если бы все генералы были такие, как он, – думал я».

Отпевали Сергея Леонидовича 15 июня в Свято-Вознесенском кафедральном соборе. На кладбище помимо семьи, генерала Алексеева и Офицерского полка присутствовала половина жителей Новочеркасска. Все поголовно плакали во время речи Алексеева, который подчеркнул верность Маркова России и его жертвенность Христианина-воина. Генерал Алексеев от имени Армии поклонился матери и жене Сергея Леонидовича и бросил первую лопату земли в могилу.

Смерть Маркова была трагедией не только для Добровольческой Армии, но и для его родных. Мать, жена и дети Маркова оказались в Новочеркасске еще до его приезда из Быхова, и здесь же им пришлось похоронить его. Последнее, что известно о судьбе родных Сергея Леонидовича, – их отъезд заграницу весной 1920 года из Новороссийска.

Смерть сразила Маркова, по словам генерала Деникина, тогда, «когда Добровольческая армия вышла из окружения на широкую дорогу, когда так нужны были люди таланта, воли и доблести; поразила человека, предназначенного, казалось, самой судьбой для командования Добровольческой армией в составе развернувшихся впоследствии Вооруженных сил юга России. Той армии, которая шла к Харькову и Орлу». Деникин был потрясен смертью соратника и друга и вспоминал впоследствии:

«В армии, в ее духовной жизни, в пафосе героического служения образовалась глубокая брешь. Сколько предположений и надежд связывалось с его именем. Сколько раз потом в поисках человека на фоне жуткого безлюдья мы с Иваном Павловичем (Романовским. – Н. К.), точно угадывая мысли друг друга, говорили со скорбью:

– Нет Маркова…»

Имя Сергея Леонидовича Маркова безупречно и славно. Офицер, Доброволец, Военный вождь, он любил Родину и честно и мужественно служил ей.

Н. Л. Калиткина

Кто в русской кавалерии не знал графа Келлера?!

От Российской Императорской Армии, в последние десятилетия ее истории, неотделима была его высокая фигура, до старости сохранившая юношескую худобу и гибкость, лицо с внушительными «кавалерийскими» усами, громовой командный голос, репутация сурового и требовательного, но и заботливого начальника. Приобретя немалую известность уже в мирное время, он прославился на полях последней войны Российской Империи, в нелегких раздумьях и колебаниях провел первый период наступившего Смутного времени, чтобы взяться за оружие, когда, быть может, было уже поздно, и пасть от предательской пули на главной площади Киева – «Матери городов Русских». И в этом славном и трагическом пути со столь скорбным финалом тоже, как в капле воды, отразился путь всей Императорской Армии, грозной в боях, беспомощной перед лицом политиканов и предателей, не сумевшей защитить даже самое себя… но во все века беззаветно умевшей жертвовать собою.

Федор Артурович Келлер родился 12 октября 1857 года. После непродолжительного обучения в частном пансионе в Риге, а впоследствии в Москве, он был определен в приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. «Выпущенному из 7-го класса» молодому графу открывалась прямая дорога в «Славную Школу» – знаменитое училище, но… начавшаяся война с Турцией заставила его поступить вольноопределяющимся в 1-й Лейб-драгунский Московский Его Величества полк: на эту войну, первую в его жизни, никак нельзя было опоздать.

Путь вольноопределяющегося пролег по полям самых известных сражений Русско-Турецкой войны 1877–1878 годов; два Знака отличия Военного Ордена («солдатских Георгия»), IV-й и III-й степени, украсили грудь Федора Келлера, о чем он спустя четверть века говорил с солдатской скромностью и генеральской иронией над пылким «вольнопером»: «Сам не знаю, за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!»