Не согласившись с мнением турецкого Douanier[24] , считавшего, что у меня слишком много туфель, я продолжаю покупать туфли. Покупать туфли в Бейруте – наслаждение. Если нет вашего размера, их для вас делают за пару дней – из хорошей кожи, точно по ноге. Нужно признать, что покупать туфли – это моя слабость. Я не осмелюсь возвращаться домой через Турцию!

Мы бродим по кварталам, где живет местное население, и покупаем заинтересовавшие нас куски ткани – это какой-то толстый белый шелк, вышитый золотой или темно-синей нитью. Мы покупаем шелковые «аба», чтобы послать домой в подарок. Макса потрясает разнообразие видов хлеба. Каждый, в ком есть французская кровь, любит хороший хлеб. Для француза хлеб значит гораздо больше, чем любая другая пища. Я слышала, как офицер Services Speciaux[25] говорил о коллеге, служившем на отдаленном пограничном форпосте: «Ce pauvre garcon! Il n`a meme pas de pain la bas, seulement la galette Kurde![26] » с глубокой, от самого сердца идущей жалостью.

Еще мы вступаем в долгие и сложные взаимоотношения с Банком. Я потрясена, как и всегда на Востоке, нежеланием банков совершать какие-либо деловые операции. Они вежливы, очаровательны, но стараются избежать совершения самой сделки. «Oui, oui!» – сочувственно мурлыкают они. «Ecrivez une lettre![27] » И снова успокаиваются, со вздохом облегчения отложив всякое действие.

Если же, несмотря на их сопротивление, их все-таки принуждают к действию, то они берут реванш с помощью сложной системы «les timbres». Каждый документ, каждый чек, каждая сделка вообще задерживается и усложняется требованием «les timbres[28] ». Уплачиваются нескончаемые мелкие суммы. Когда, как вы думаете, все уже закончено, снова возникает задержка!

«Et deux francs cinquante centimes pour les timbres, s`ill vous plait[29] ».

И все-таки наконец дело закончено, бесчисленные письма написаны, невероятное число марок приклеено. Со вздохом облегчения банковский клерк видит перспективу наконец от нас отделаться. Покидая банк, мы слышим, как он твердо говорит другому настойчивому клиенту: «Ecrivez une lettre, s`ill vous plait[30] ».

Все еще нужно найти повара и шофера.

Первой решается проблема шофера. Хамуди появляется, сияя, и сообщает, что нам повезло – он договорился с прекрасным шофером.

Как, спрашивает Макс, Хамуди заполучил это сокровище?

Оказывается, очень просто. Он стоял на берегу, а поскольку работы у него уже некоторое время не было и он был в состоянии полного обнищания, то он согласен на очень небольшую плату. Таким образом, мы еще и экономим!

Но можно ли как-то узнать, хороший ли это шофер? Хамуди отмахивается от такого вопроса. Пекарь это тот, кто ставит хлеб в печь и печет его, а шофер – это тот, кто берет машину и ведет ее!

Макс, без излишнего энтузиазма, соглашается нанять Абдуллу, если ничего лучше не найдется, и Абдуллу призывают на беседу. Он на редкость похож на верблюда, и Макс со вздохом говорит, что, по крайней мере, он глуп, а это всегда хорошо. Я спрашиваю, почему, а Макс говорит – потому что у него не хватит мозгов жульничать.

В наш последний день в Бейруте мы едем на Реку Собаки, Нахр-эль-Кельб. Здесь в лесистой лощине, ведущей в глубь страны, есть кафе, где можно выпить кофе, а затем с удовольствием бродить по тенистой дорожке.

Но главное очарование Нахр-эль-Кельб в надписях, высеченных на скале там, где дорога ведет вверх к перевалу над Ливаном. Потому что здесь во время бесчисленных войн проходили армии и оставляли свои надписи. Вот египетские иероглифы – Рамзеса II, и похвальбы ассирийских и вавилонских армий. Там фигура Тиглатпаласара I. Синнахе-риб оставил надпись в 701 г. до н э. Александр прошел и оставил свою надпись. Асархаддон и Навуходоносор увековечили свои победы, и, наконец, присоединившись к древним, армия Аленби написала фамилии и инициалы в 1917 г. Мне никогда не надоедает смотреть на изрезанную поверхность скалы. Здесь история делается зримой...

Я настолько увлекаюсь, что с энтузиазмом говорю Маку, что это просто потрясает, он согласен?

Мак вежливо поднимает брови и совершенно незаинтересованным голосом говорит, что да, конечно, очень интересно...

Следующее волнующее событие – это прибытие нашего нового грузовика и его загрузка. Верх корпуса, определенно, выглядит непропорционально тяжелым. Машина раскачивается и приседает, но при этом имеет настолько полный достоинства, даже скорее королевского величия вид, что немедленно оказывается окрещена «Королева Мэри».

В дополнение к Королеве Мэри мы нанимаем «такси» – «ситроен», который водит приветливый армянин по имени Аристид. Мы нанимаем несколько меланхолического вида повара (Ису), у которого такие хорошие рекомендации, что они просто очень подозрительны. И наконец наступает великий день, и мы трогаемся в путь – Макс, Хамуди, я, Мак, Абдулла, Аристид и Иса, – чтобы быть неразлучными спутниками в радости ли, в горе ли, на ближайшие три месяца.

Наше первое открытие – это что Абдулла самый скверный шофер, какого только можно себе представить; второе – что наш повар почти такой же скверный повар; третье – что Аристид хороший шофер, но у него неправдоподобно скверное такси!

Мы выезжаем из Бейрута по дороге, идущей вдоль побережья. Мы проезжаем Нахр-эль-Кельб и продолжаем ехать дальше так, что море все время слева от нас. Мы минуем небольшие группы белых домов и обворожительные песчаные заливчики и бухточки между скал. Мне ужасно хочется остановиться и выкупаться, но теперь мы уже отправились в путь, туда, где ждет настоящее дело жизни. Скоро, слишком скоро, мы свернем от моря в глубь страны, и тогда долгие месяцы не увидим моря.

Аристид, в манере, принятой в Сирии, непрерывно нажимает на гудок. За нами следует Королева Мэри, кланяясь и приседая, как корабль на море, со своим непропорционально высоким кузовом.

Мы проезжаем Библ, и теперь группки белых домов делаются все реже, все дальше друг от друга. Справа от нас скалистый склон.

И наконец, мы сворачиваем и направляемся в глубь страны к Хомсу.

* * *

В Хомсе есть хороший отель – очень хороший отель, сказал нам Хамуди.

Великолепие отеля, оказывается, заключено главным образом в самом здании. Оно просторное, с огромными каменными коридорами. Его водопровод и канализация, увы, не слишком хорошо функционируют. Его обширные спальни мало что могут предложить в смысле комфорта. Мы смотрим свои комнаты, а затем мы с Максом идем осматривать город. Обнаруживаем, что Мак сидит на краю кровати, сложив плед рядом, и серьезно пишет дневник.

(Что записывает Мак в дневник? Он не проявляет никакого энтузиазма взглянуть на Хомс).

Может, он и прав, так как смотреть особенно не на что.

Мы съедаем плохо приготовленный псевдоевропейский ужин и ложимся спать.

* * *

Вчера мы путешествовали в пределах цивилизации. Сегодня внезапно мы оставляем цивилизацию за спиной. Через час или два нигде не видно никакой зелени. Всюду кругом только коричневая песчаная пустыня. Дороги кажутся запутанными. Иногда, с большими интервалами, мы встречаем грузовики, которые возникают внезапно из ниоткуда.

Очень жарко. Из-за этой жары, и неровной дороги, и скверных пружин такси, и пыли, которую мы глотаем и от которой лицо становится малоподвижным и жестким, – у меня начинается дикая головная боль.

Есть что-то пугающее и в то же время завораживающее в этом огромном мире, лишенном всякой растительности. Это не равнина, вроде пустыни между Дамаском и Багдадом. Здесь, напротив, все время ползешь то вверх, то вниз. Ощущение, как будто ты превратился в песчинку среди песчаных замков, которые строил в детстве на пляже.