Много-много лет назад, когда я ездила на Ривьеру или в Париж, меня всегда завораживал вид Восточного Экспресса в Кале, и я мечтала отправиться на нем в путешествие. Теперь это старый добрый друг, но восторженный трепет так все-таки меня и не покинул. Я на нем поеду! Я уже в нем! Я действительно в синем вагоне с простой надписью снаружи Calais – Istanbul. Это, без сомнения, мой самый любимый поезд. Я люблю его темп, как он начинает с Allegro con furore[9] , раскачиваясь и грохоча, бросая вас из стороны в сторону, в дикой спешке стремясь покинуть Кале и Запад, затем постепенно сбавляет ход rallentando10[10] по мере продвижения на Восток, пока не переходит к совершенно определенному legato[11] .
Ранним утром на следующий день я поднимаю шторку и смотрю на неясные очертания гор Швецарии, затем следует спуск в долины Италии, мимо чудесной Стрезы и ее синего озера. Затем, позднее, въезжаем в нарядный вокзал – и это все, что мы видим от Венеции, и снова в путь, вдоль моря к Триесту и в Югославию. Ход становится все медленнее и медленнее, стоянки все длиннее, показания станционных часов противоречивы. H.E.O.[12] сменяется C.E.[13] . Названия станций написаны потрясающими неправдоподобного вида буквами. Паровозы становятся толстыми и уютными на вид и изрыгают на редкость черный и противный дым. В вагоне-ресторане счета выписывают в сбивающих с толку денежных единицах и появляются бутылки незнакомой минеральной воды. Маленький француз, сидящий за столом напротив нас, несколько минут молча изучает свой счет, затем поднимает голову и встречается взглядом с Максом. В его полном эмоций голосе звучит жалоба: «Le change des Wagon Lit, c`est incroyable![14] ». Через проход от нас смуглый человек с крючковатым носом требует, чтобы ему сказали, чему соответствует сумма в его счете в а) франках, б) лирах, в) динарах, г) турецких фунтах, д) долларах. Когда многострадальный служащий вагона-ресторана это выполняет, путешественник молча погружается в расчеты и, явно будучи финансовым гением, расплачивается в валюте, наиболее выгодной для его кармана. Таким способом, объясняет он нам, он сэкономил пять пенсов в английских деньгах!
Утром в поезде появляются представители Турецкой таможни. Они никуда не торопятся, и наш багаж вызывает их глубокий интерес. Зачем, спрашивают они у меня, столько туфель? Это слишком много. Но, отвечаю я, зато у меня нет сигарет, так как я не курю, а тогда почему бы не взять еще несколько пар туфель? Douanier[15] принимает мое объяснение. Оно ему кажется разумным. А что это за порошок, спрашивает он, в этой маленькой жестяночке?
Это порошок от клопов, говорю я, но вижу, что он меня не понимает. Он хмурится и смотрит с подозрением. Меня явно подозревают в контрабанде наркотиков. В его голосе звучит обвинение: это не порошок для зубов, и не для лица, а для чего же он? Исполняю яркую пантомиму! Я чешусь, очень реалистично, я ловлю виновника. Я опрыскиваю деревянные части. А, все понятно! Он запрокидывает голову и хохочет, повторяя турецкое слово. Так это для них, этот порошок! Он повторяет шутку коллеге. Они уходят дальше, очень довольные шуткой. Теперь появляется проводник Wagon Lit, чтобы дать нам наставления. Придут с нашими паспортами и спросят, сколько у нас с собой денег «effectif, vous comprenez?[16] ». Мне очень нравится определение effectif[17] , оно так точно описывает именно ту наличность, которая есть на руках. «У вас будет ровно столько-то effectif!» – продолжает проводник, он называет сумму. Макс возражает, что у нас больше. «Это неважно. Если сказать это, у вас возникнут сложности. Вы скажете, что у вас кредитное письмо, или туристские чеки, а вот effectif – столько-то!» Он добавляет, поясняя: «Понимаете, им все равно, что у вас есть, но ответ должен быть en regle. Вы скажете – столько-то».
Наконец появляется господин, отвечающий за финансовые вопросы. Он записывает наш ответ, прежде чем мы успеваем его произнести. Все en regle[18] . И вот мы въезжаем в Стамбул, пробираясь между странными домами из узких деревянных дощечек, причем справа иногда мелькает море и тяжелые каменные бастионы.
Возмутительный город Стамбул – пока вы в нем, его не видно! Только покинув европейский берег и пересекая Босфор на пути к азиатскому, вы действительно видите Стамбул. Он очень красив в это утро – ясное, бледно-сияющее утро, без дымки, когда мечети с минаретами четко выступают на фоне неба.
«La Sainte Sophie[19] – она очень красива», – говорит французский джентльмен.
Все соглашаются, за печальным исключением одной меня. Я, увы, никогда не восхищалась Sainte Sophie! Достойный сожаления недостаток вкуса, но это так. Мне всегда казалось, что она определенно неправильного размера. Стыдясь своих извращенных мыслей, я молчу.
Теперь в поезд, который ждет в Хайдарпаша, и когда наконец поезд трогается, завтрак – завтрак, по которому вы к этому времени просто изголодались! Затем целый день чудесного путешествия вдоль извилистого берега Мраморного моря, мимо множества островов – чуть неясных и прелестных на вид. В сотый раз я думаю, что хотела бы владеть одним из этих островов. Странная вещь – желание иметь собственный остров! Большинство людей рано или поздно проходят через это. Остров в нашем сознании символизирует свободу, уединение, беззаботность. Однако я думаю, что на самом деле это означало бы не свободу, а заточение. Все ваши хозяйственные проблемы, скорей всего, зависели бы от материка. Приходилось бы постоянно писать длинные списки продуктов для заказов в магазины, договариваться о доставке мяса и хлеба, выполнять всю домашнюю работу, поскольку вряд ли кто-то из слуг захочет жить на острове, вдали от кино и друзей, даже без автобусного сообщения с себе подобными. Вот остров в южных морях, как мне всегда казалось, это было бы совсем другое дело! Там можно было бы сидеть и лениво есть самые лучшие фрукты, не затрудняя себя проблемами тарелок, ножей, вилок, мытья посуды и жира, оседающего в раковине! Но на самом деле единственные жители островов южных морей, которых я наблюдала за трапезой, ели из сервированных на очень грязной скатерти тарелок, полных горячего тушеного мяса, плавающего в жире.
Нет, остров (и только таким он и должен быть) – это остров-мечта! На таком острове не нужно мести пол, вытирать пыль, стелить постели, стирать белье, мыть посуду, нет жирных пятен, проблем с едой, списков необходимых продуктов, требующих ухода керосиновых ламп, чистки картошки, мусорных ведер. На острове-мечте есть белый песок и синее море – и волшебный дом, построенный, должно быть, между рассветом и закатом, и яблоня, и пение, и золотые...
Тут мои размышления прерывает Макс, спрашивая, о чем я думаю. Я отвечаю просто: «О рае!»
Макс говорит: «А, подожди, пока ты увидишь Джаг-джаг!»
Я спрашиваю, очень ли он красив, а Макс говорит, что не имеет ни малейшего представления, но это исключительно интересная область мира и на самом деле никто ничего о ней толком не знает.
Поезд, извиваясь, пробирается вверх по ущелью, и мы покидаем море, оставляя его позади.
На следующее утро мы приезжаем к Киликийским воротам и любуемся одним из самых прекрасных видов, которые я знаю. Кажется, будто стоишь на краешке мира и смотришь на Землю обетованную, и понимаешь, что должен был испытывать Моисей. Ибо сюда тоже не суждено вступить. Эта мягкая, дымчато-синяя прелесть – это край, который недостижим; настоящие города и деревни, когда в них попадаешь, оказываются всего лишь обычным повседневным миром, а не этой зачарованной красотой, которая влечет тебя вниз...
