Затем я выпиваю холодный чай, встаю, сама мою таз, выплескиваю воду, хорошенько закрываю дверь и начинаю день.

После завтрака Мансур приступает к уборке спальни. Первое его мероприятие после того, что он расплескал достаточно воды вокруг умывальника, это вытереть пыль, старательно и методично. Это дело он выполняет совсем неплохо, но занимает оно у него уйму времени.

Удовлетворенный первым этапом работы по дому, Мансур выходит, берет метлу местного образца, возвращается с ней и начинает яростно мести пол. Подняв жуткую пыль, так что воздух становится непригодным для дыхания, Мансур стелит постели – или таким образом, что ваши ноги немедленно оказываются голыми, как только вы ложитесь в постель, или же – по его второму методу, так, что одеяло и простыня до половины их длины подоткнуты под матрас, а их верхний край достигает только до вашей талии. Я не говорю уж про такие менее важные особенности стиля, как переслаивание простынь и одеял через одно или одевание обеих наволочек на одну подушку. Эти полеты фантазии проявляются только в те дни, когда стелется чистое белье.

Наконец, кивнув головой в знак одобрения, Мансур пошатываясь выходит из комнаты, измученный нервным напряжением и тяжелой работой. Он к себе и своим обязанностям относится очень серьезно и исключительно добросовестен. Это его отношение произвело глубокое впечатление на остальной штат, и Димитрий, повар, совершенно серьезно говорит Максу: «Субри очень усерден и старателен, но, конечно же, ему не хватает знания и опыта Мансура, который обучен всем порядкам, Хвайя!» Не желая подрывать дисциплину, Макс вынужден издавать звуки, означающие согласие, но мы оба с завистью наблюдаем, как Субри весело встряхивает и складывает одежду Полковника.

Однажды я вмешалась, попытавшись внушить Мансуру свои представления о правилах работы по дому, но это было ошибкой. Я только запутала его и пробудила его природное арабское упрямство.

«Эти идеи Хатун не практичны, – грустно говорит он Максу. – Она требует, чтобы я клал листья чая на пол. Но листья чая кладут в чайник, чтобы пить. А как я могу вытирать пыль в комнате после того, как я подмел? Я убираю пыль со столов и она падает на пол, а затем я ее подметаю с пола. Это только разумно».

Мансур очень тверд в убеждении о том, что именно разумно. Просьба Полковника подать джем, чтобы добавить его в лебен (кислое молоко), вызывает немедленный отпор Мансура: «Нет, в этом нет необходимости!»

В Мансуре сохраняются некоторые следы военной традиции. Если его зовут, он немедленно откликается «Present[81] ». И он объявляет и ленч, и обед простой формулировкой: «La Soupe![82] ».

Но вот час подготовки ванн, непосредственно перед обедом – это то время, когда Мансур чувствует себя уверенно. Здесь Мансур командует, и ему не приходится ничего делать самому. Под его руководящим взором Ферхид и Али приносят с кухни большие жестянки от керосина, полные кипятка, и еще жестянки с холодной водой (в основном с глиной) и выставляют ванны – это большие круглые медные предметы, похожие на огромные тазы для варенья. Позднее Ферхид и Али, опять же под наблюдением Мансура, вытаскивают эти медные тазы и выливают их, обычно сразу же за входной дверью, так что, если неосторожно выйти после обеда, то легко поскользнуться на жидкой глине и свалиться во всю длину.

Али с тех пор, как он был возведен в ранг почтового мальчика и стал обладателем велосипеда, чувствует себя выше примитивной ежедневной работы руками. На долю встревоженного Ферхида выпадает бесконечное ощипывание птиц и ритуальное мытье посуды, которое происходит с использованием огромного количества мыла, но почти без воды.

В тех редких случаях, когда я вхожу в кухню, чтобы «показать» Димитрию приготовление какого-нибудь европейского блюда, тотчас настойчиво начинают внедряться самые высокие стандарты гигиены и вообще чистоты.

Стоит мне только взять вполне чистую на вид миску, как у меня ее сейчас же отбирают и вручают Ферхиду: «Ферхид, вымой это, чтобы Хатун могла пользоваться».

Ферхид хватает миску, старательно намыливает ее внутри желтым мылом, быстро протирает мыльную поверхность и возвращает миску мне. У меня возникают внутренние опасения, что суфле, сильно приправленное мылом, не получится действительно вкусным, но я подавляю их и заставляю себя продолжать.

Все это вместе – сильное испытание для моих нервов. Начать с того, что температура в кухне обычно около 99о F, а для того чтобы удерживать ее хотя бы на этом уровне, отверстие, пропускающее свет, сделано очень маленьким, так что создается общий эффект духоты и полумрака. К этому добавляется дезорганизующий эффект полного доверия и почтительности, выражаемых всеми окружающими меня лицами. А этих лиц очень много, так как кроме Димитрия, его раба Ферхида и высокомерного Али наблюдать за происходящим приходят Субри, Мансур, Серкис-плотник, водовоз и любой случайный рабочий, который в этот день работает в доме. Кухня маленькая, толпа большая. Они окружают меня, восхищенными и почтительными глазами наблюдая за каждым моим движением. Я начинаю нервничать и чувствую, что наверняка у меня ничего не получится. Я роняю на пол яйцо и разбиваю. Доверие ко мне настолько велико, что не меньше минуты все думают, что это тоже часть ритуала!

Я продолжаю, мне все жарче и жарче, и я все более и более неуверенна. Сковородки непохожи ни на какие из тех, с которыми мне приходилось иметь дело; у взбивалки для яиц внезапно отцепляющаяся ручка; все, чем мне приходится пользоваться, странной формы или размера... Я беру себя в руки и в отчаянии решаю, что все равно, что бы ни получилось, я сделаю вид, что именно это я и намеревалась сделать!

В действительности результаты флуктуируют. Лимонный крем получается очень удачно; песочное печенье настолько несъедобно, что мы тайно захораниваем его; ванильное суфле, к удивлению, получается хорошо; а вот цыпленок по-мэрилендски получился (как я поняла позднее, из-за исключительной свежести и неправдоподобного возраста птицы) таким жестким, что в него просто не вонзить зубы!

Могу сказать, однако, что теперь я знаю, чему стоит обучать, а с чем лучше и не связываться. Ни одно блюдо, которое надо есть как только оно готово, не следует пытаться делать на Востоке. Омлеты, суфле, картофельные чипсы с неизбежностью будут приготовлены, по крайней мере, за час и поставлены в духовку дозревать, и никакие протесты не помогут. С другой стороны, любое блюдо, каким бы сложным оно ни было, если оно требует длительного приготовления заранее и если его можно долго держать уже готовым, получится удачно. Суфле и омлеты с сожалением вычеркиваются из списка блюд Димитрия. С другой стороны, ни один шеф-повар не смог бы так регулярно, день за днем, готовить более совершенный майонез.

Еще одно можно упомянуть, говоря о кулинарии. Это блюдо, фамильярно известное нам как «бифтек». Снова и снова, когда объявляется этот деликатес, в нас оживает надежда, надежда, обреченная смениться разочарованием каждый раз, когда перед нами ставят блюдо со скрюченными кусочками упругого, как резина, мяса.

«Оно не похоже, – говорит грустно Полковник, – даже на вкус на говядину».

И в этом, конечно, и есть истинное объяснение – у нас никогда говядины не бывает.

Торговля мясом представлена тут очень простой процедурой. Время от времени Михель отправляется на грузовике в ближайшую деревню или племя. Он возвращается, распахивает заднюю дверку Мэри, и оттуда вываливаются восемь овец!

Этих овец расходуют по одной, по мере необходимости. Ради меня издан строжайший указ, что их не следует убивать непосредственно под окнами гостиной! Я опять-таки против того, чтобы видеть, как Ферхид с длинным острым ножом в руках приближается к курицам.

На эту излишную щепетильность Хатун наши слуги смотрят снисходительно, как на еще одну западную странность.

Однажды, когда мы копали около Мосула, наш старый формен подошел к Максу в большом волнении.