— Ох, уморил совсем!

— Так я… любя, — попробовал оправдаться Кузьма, вспомнил про слегка остывший завтрак и стукнул себя по лбу, — Так я же за этим и уходил! Что, сударыня вы желаете на завтрак?

— Какой завтрак? Вечер уже… — отмахнулась Всеслава.

— А что, разве есть запрет завтракать вечером? — не сдавался Кузьма, — Так что вы желаете?

— Я бы сейчас… — Всеслава вздохнула, — Нет… как-то не романтично…

— Что? — настаивал Кузя.

— Я бы борща бы навернула…

Кузьма захохотал, как будто его защекотали, и подтянул к себе сервировочный столик. Там, на самом почетном месте, под нарядно сияющей крышкой-куполом, гордо подбоченившись, стояла пузатая супница, полная остро пахнущего, алого, горячего, словно только что из духовки, борща. Кузя открыл стоящий рядом с супницей горшочек со сметаной и вручил Всеславе ложку:

— Прошу Вас, сударыня…

— А ты?

— А что, я? — Кузя взял вторую ложку и гордо продемонстрировал ее возлюбленной, — Я присоединюсь.

На некоторое время связный разговор прекратился. Когда обширный то ли завтрак, то ли обед был съеден, любовники откинулись на подушки в полном изнеможении.

— У нас с тобой сегодня комплексный завтрак получился, — констатировал Кузьма.

— Это который завтрак, обед и ужин?

— Это который завтрак и обед. Ужинаю я поздно.

— Да уж. Если ты каждый раз так домой возвращаешься… как вчера…

— А, — махнул Кузя рукой, — Это нас с Федей в милицию замели.

— Вас? В милицию? — Всеслава восхитилась то ли смелостью стражей порядка, то ли "недисциплинированностью" Кузьмы.

— Да ладно, глупости. Мы с Федором на Банковском мосту танцы устроили… с саблями… А тут — саммит… А тут — менты… Им и привиделась демонстрация антиглобалистов… Ну и нас, как антиглобалистов… Антиглобализм в три часа ночи!

Кузя пустился подробно излагать события предыдущей ночи, подробно остановившись на роли Федора в истории, на перебранке милиционеров, и о умиротворении академиков. Об одном он только не обмолвился и словом — о том, что Федор показал ему этой ночью. Но это и была не его тайна, что ж о ней говорить…

Всеслава слушала, смеялась, затем спокойно спросила:

— А как же ты его оставил? Он же без оружия, один?

Кузьма поперхнулся:

— Он, без оружия? А! Ему и не надо! Это же его город… Здесь даже камни — ему подчиняются.

— Вот как… — Всеслава задумалась, — А он правда Достоевский?

— Нет, конечно, — засмеялся было Кузьма, но осекся, увидев округлившиеся глаза и раскрытый рот Всеславы.

— Ой, боженьки! А я же его… Я искала цитологию. И спрашивала, у кого узнать, какая книжка потолковее будет? Мне и сказали, это мол, Достоевский, он доктор… Я еще, дура, подумала, надо же, как совпало!

— И? — затаив дыхание, ждал Кузя продолжения рассказа.

— И! Подошла к нему и спросила — "Вы — Достоевский?!" А он… бровью не поведя, отвечает: "Я. А что Вам угодно, сударыня?"

— И? Дальше? — затаил Кузьма дыхание.

— А дальше… Ты пришел и стал про динозавров рассказывать. И Федор Михайлович… Он хоть Федор Михайлович?

— Да. Поэтому и Достоевский, — кивнул Кузя, — Что дальше?

— Не поняла. Как это поэтому? — наморщила носик Всеслава.

— Он — Беляев Федор Михайлович. Ну и все на эту тему острят. И дальше что?

— Ничего, он меня и отправил, сказал, книгу завтра принесу.

— Понятно…

— Понятно ему! Стыд-то какой! Подумал, наверное, что я дура деревенская!

— Ну, деревенские дуры "Nature" не читают.

— Тогда — просто дура голимая, что "Nature" читает, а кто такой Достоевский — не знает.

— Да перестань ты…

Тирада Кузьмы была прервана здоровенным бурого цвета пушистым котом, что вскочил на кровать и стал по-деловому исследовать пустые тарелки, что стояли на подносе. Обнаружив полупустую баночку со сметаной, засунул туда здоровенную морду и стал смачно ее лакать.

— Ой, какая киса! Сибиряк! — сказала Всеслава, осторожно погладив кота по кончику хвоста. Тот недовольно дернул хвостом, не желая отвлекаться от важного дела, и женщина убрала руку.

— Серьезный. У меня дома был такой. Свирепый! Что твой тигр.

Кот доел сметану, встряхнулся, погладил лапами пушистые усы и, зевнув во весь рот, сказал:

— Расскажу я вам, дети мои, сказку…

— Вали-ка ты отсюда, рассказчик! — с ленцой сказал Кузьма, — Ты где должен быть? На дубу? А ты чего здесь делаешь?

Кот обиженно замолчал и отвернулся. Всеслава откинулась на подушки и закрыла глаза:

— Хоть бы подольше в себя не приходить…

— Как не приходить? — перепугался Кузьма.

— Очень просто. Ты же мне кажешься… — пожала плечами Всеслава, — Какой-то галлюциноген мне вкатили, не иначе. Тут и ты, и дворец сказочный, и кот-баюн. Осталось только Змея-Горыныча увидать, и все — помирать можно.

Кузя улыбнулся и погладил Всеславу по голове:

— Нет, нельзя. Никак нельзя помирать тебе. Только начинается жизнь. Пойдем, ванну примем.

— А что ты ей не свиснешь? Что бы прибежала?

— А у меня не все как в сказке.

— Даже странно.

Всеслава села на кровати и пощекотала кота за ухом.

— Так что за сказку ты нам рассказать хотел?

— Про двенадцать утопших отроков! — отрезал кот и гордо ушел с кровати.

— Ну и сказочка! — опешила Всеслава, — Добрая у тебя зверушка…

— А то! Он у меня дуб заповедный сторожить назначен, а он тут ходит, сказки сказывает!

Засмеявшись, они встали с постели и темными лестницами пошли вниз, в роскошную ванную-спа Кузьмы. В холле их ожидало еще одно невиданное диво, невиданное, конечно, только Всеславой — Змей Горыныч, что удобно расположившись на персидском ковре, терпеливо натягивал себе на заднюю лапу высокий ботинок Всеславы.

— Это еще что такое? — взмутилась красавица.

— Где? — заинтересовались три головы Змея.

— А вот прямо здесь! Зачем мой сапог на ногу напялил?

— А интересно! — ответил Змей, но сапог отдал.

— Это — Вася, — представил Всеславе своего друга Кузьма, — Это — Вася-старший — указа он на левую голову, — Это Вася — средний, — указал на правую, — А это, — он погладил среднюю голову по носу, — наш младший Васенька. Вы бы, ребята, сходили, привели бы дуб, а то, он похоже, сбежал. И отнимите вы у него Лавкрафта, а то невозможно уже Тишку слушать!

Всеслава гладила головы за ушами и те блаженно щурили янтарно-желтые змеиные глаза.

— Да… Отнимите! — протянули головы, стряхивая дремоту, — Он не отдаст! Сказал, желудей давать не будет!

— А вы, что-нибудь другое ему предложите.

— И что? Что б и страшное, и интересное?

— "Смерть Артура", — предложила Всеслава.

— Надо попробовать… — задумался Васька и, ткнувшись еще раз в плечо женщины, пошел искать заповедный дуб.

Федор, узнав новую информацию о оживленных мертвецах, решил не терять времени даром и прямо в два часа ночи позвонил единственному существу в городе, кто был старше его и намного могущественнее.

Трубку взяли сразу и, не дав возможности Федору хотя бы открыть рот, приятный мужской баритон сказал:

— Повелитель Теней сможет принять Вас, Хранитель, только после пяти утра.

— Передайте мое почтение Повелителю и то, что я даже не надеялся быть принятым столь скоро, — ответил Федор.

В трубке раздались короткие гудки. Федор закрыл мобильник и стал готовиться к встрече.

Ровно в половине пятого он вышел из своего парадного. К нему аккуратно подрулил серый "Фольксваген", задняя дверца распахнулась и Федор сел в автомобиль, даже не взглянув на сидящих в машине людей. Автомобиль тронулся. Федор повернулся и вежливо кивнул сидящему рядом с ним существу:

— Я рад приветствовать Вас, Сильнейший.

Существо с полукабаньей, полукрокодильей мордой что-то приветливо хрюкнуло в ответ. Затем оно, явно смущаясь, что-то пророкотало в сторону то ли Федора, то ли окружающего их мира. Говорить на человеческом языке ему было явно затруднительно, но Федор все прекрасно понял и так.