Михаил вздохнул и продолжил:

— И знаешь же, с тех пор, как Кузьма родился, ни разу клинок не обнажал. Ни саблю, ни дагу, ни кинжал. Скальпелями только балуется.

— Балуется… Я так саблей не смогу, как он скальпелем.

— Сравнил мыша с горой. Где он учился, да как, да сколько веков? А ты того только и умеешь, чему он тебя научил. А он… кончились наши разговоры, вон, идут, рыболовы… Глянь-ка, щуку какую Кузьке приманил!

Петр выглянул в окно. Кузьма нес в сетке здоровенную щуку, и сияющий его вид говорил о многом — и о том, что мальчишка и думать забыл о Пушкине, и о том, что щуку поймал он сам. С какой-то долей неощутимой помощи Федора.

— А ты говоришь… Если бы он со мной на рыбалку хоть раз пошел… Я бы наверно, со страху бы помер…

Когда Кузьме исполнилось двенадцать лет, он в очередной раз задумался об ограничениях, наложенных на него родственниками. Обычный серый осенний день шел, как шел. Федор приехал как обычно. Дверь, как всегда, открыта — заходи, кто хочешь. Федор хотел. На веранде — ни души. Значит — все на кухне. Если вообще кто-то есть в доме. Федор снял куртку и ботинки, нашел "свои" тапочки и прошел темным коридором на кухню. В кухне горел неяркий свет, у плиты колдовала Людмила. Кухня, ее гордость и любимое место в доме, состояла из двух частей.

Первая — старинная, отделанная диким камнем и кирпичом, с огромным камином, переделанным в очаг, с пучками пряных трав и косичками лука, причудливыми банками солений и медными, ярко начищенными кастрюлями. Вторая — суперсовременная — кафель, фаянс, сталь, мягкие обтекаемые линии, кобальт и хром, синий, серый и белый. В центре композиции царил огромный холодильник кобальтового цвета, скрывающий достаточно еды, чтобы прокормить армию средних размеров. В углу кухни стояла плита, ослепительной окраской и размерами почти ничем не уступающая холодильнику. В ней сейчас пеклись пироги.

Федор несколько секунд постоял в тени, рассматривая ярко освещенную кухню, пахнущую пирогами и кофе, корицей, мятой и чем-то таким, от чего у Федора всегда щемило сердце… Обжитым домом.

— Привет, Феденька, — сказала Людмила, не поворачивая головы.

— Привет, Мила, — ответил Федор, выходя из тени, но, оставаясь за порогом, — Как ты всегда меня узнаешь?

— Не знаю, Федь… Ты какое-то тепло приносишь… Не знаю. Знаю, что это ты. Ты что на пороге стоишь?

— Уже не стою, — Федор прошел в кухню, в круг света.

Мила достала из недр ослепительно-синей плиты огненный противень и, через несколько мгновений Федор с наслаждением впился в лавово-горячий пирог.

Из ниоткуда, как все кошки, возник Тихон, расчесал лапами усы и завел любимую песню:

— Расскажу я вам, дети мои, сказку…

— Ты, давай рассказывай, а мы пока пироги есть будем, — сказала Людмила, а Федор добавил:

— С мясом.

— А мне?! — возмутился кот.

— Так ты же не хочешь? — удивилась Людмила, — Ты же сказки рассказывать станешь?

— Позже расскажу! — заявил Тихон и тут же утянул с противня только что отрезанный кусок.

Сказки от которых надолго пропал бы аппетит были отложены на неопределенный срок, Людмила и Федор с облегчением вздохнули.

Утолив первый голод, Федор долго пил чай и рассказывал Людмиле почему студенты лечфака нуждаются в тотальной лоботомии, она смеялась, пришел из школы Кузя и они долго болтали о пустяках. Наконец, весь чай оказался выпит, пироги съедены, Кузя отправлен учить уроки. Федор поднялся в кабинет Михаила Петровича.

Когда он вошел в кабинет, Кузя сидел на подоконнике и смотрел в окно.

— Что случилось?

— Ничего, — скучным голосом ответил Кузя.

— А! Значит, все хорошо, — согласился Федор, — Принеси мне, пожалуйста, "Альберта Великого".

— Он на столе лежит, — ответил Кузя, не пошевелившись.

— Спасибо, — вежливо ответил Федор, подошел к столу и, сев за него начал читать старинный травник, сам не заметив, как углубился в изучение рукописи, присланной Михаилу на экспертизу.

Кузя продолжал сидеть на подоконнике, хотя Федор краем глаза видел, что ему очень неудобно сидеть в такой позе. Федор делал вид, что ничего не происходит до тех пора, пока Кузя, не повернулся к нему лицом и не спросил:

— А ты можешь вызывать огонь? Ты можешь заколдовать ветер?

— Могу… А что случилось? — озадачился Федор.

— Дедушка сказал, что мне нельзя заниматься магией!

— Значит нельзя, раз Михаил Петрович сказал… — пробормотал смущенный Федор.

— Значит, я никогда не стану ведьмаком?! — резко спросил Кузя.

— Кузя, что случилось, кто тебя обидел? — совсем беспомощно спросил Федор.

— Никто меня не обидел! — взвился Кузьма, спрыгнул с подоконника и выскочил из библиотеки раньше, чем Федор успел открыть рот, чтобы ответить.

Несколько минут Федор сидел в раздумьях, обдумывая, что и как делать, для хоть какого-нибудь исправления ситуации… Вызывать огонь? Колдовской ветер? Что за черт?!

Так ничего и не поняв, Федор пошел искать Людмилу.

Людмила была где всегда — на кухне. Обложившись книгами и рукописями со всех сторон, она что-то увлеченно писала, перечеркивала, поправляла, записывала какие-то сноски на других листках и продолжала писать на том же самом листе, что и сначала.

— Мил, ты очень занята?

— Нет, Федь, не очень. Мне тут просто мысль пришла, я ее решила записать. Если вольфрам…

— Нет, солнышко, Милушка, химию свою оставь, — взмолился Федор, зная по опыту, что про металлические сплавы Людмила могла говорить часами, если не сутками, — Ты мне лучше скажи, что случилось с Кузей?

— Ой, он весь день сегодня смурной.

— Да я уж видел! Странно. Пока мы плюшки трескали, он веселился…

— Ой, да он как тебя увидит, будто солнцу радуется!

— Мила, ну что ты, право!

— Я же правду говорю! А почему он такой, я не знаю. Он, кажется, вчера с дедом поссорился…

— Пойду Михаила потрясу.

— А они с Петей уехали на рыбалку.

Мысленно Федор выругался так, что Мила, даже не слыша слов, поджала губы и неодобрительно покачала головой.

— Рыбаки! Ладно, пойду к Кузьке, — махнул рукой Федор и пошел искать Кузю.

Искать долго не пришлось — Кузя сидел на веранде. Федор вошел на веранду и неожиданно для себя самого спросил:

— Хочешь, научу тебя огонь вызывать?

— Научишь, что? — без выражения спросил Кузя.

Затем смысл дошел до его сознания:

— Правда?!

— Конечно, правда. Иди сюда, — Федор показал на камин, — А то на улице снег, а в комнате с непривычки ты можешь что-нибудь спалить.

Кузя подошел, как-то странно подобравшись. Федор раскрыл ладонь. На ладони плясал огонек.

Кузя в свои двенадцать лет еще не разу не видел магии в действии. Много лет назад на семейном совете было решено, что магическая подготовка внука ведьмака должна была начаться как можно позже. Но Федор понимал, если сейчас он не подбодрит подростка, то они рискуют не получить из него ведьмака вообще никогда.

Кузя остановился, не дойдя двух шагов до Федора.

— Возьми его. Так ты легче поймешь, как его вызывать.

На самом деле, это было неправдой. Без этой передачи, Кузя просто никогда не смог бы вызвать огонь сам. Кузя подошел и осторожно взял язычок пламени с ладони Федора. Тот заплясал на его ладони, а на ладони Федора возник еще один.

— Пусть почувствуют друг друга. Это им нужно. Ну-ка!

Огоньки коснулись друг друга.

— Вот теперь зажги дрова. Стряхни его, пусть огонь разгорится.

Кузя покорно стряхнул огонь в камин. Жарко полыхнули поленья.

— Осторожнее! — Федор ловким движением притушил пламя, и огонь весело заплясал на дровах.

Кузя тяжело дышал, переводя взгляд с огня на Федора.

— Что смотришь? Теперь сам.

— Сам? Я… смогу?

— Если захочешь, то сможешь.

Кузя осторожно раскрыл ладонь. Посмотрел на нее. Посмотрел на Федора.

— Разглядывать будешь позже. Давай.

Кузя сжал ладонь. Снова раскрыл. На ладони плясал крохотный язычок огня. Заморгал и потух.