Сенара смотрела на него с напряженным вниманием, что было редкостью для нее.

— Когда я почувствовал доброту и спокойствие этих людей, а это совсем не походило на то, что я знал прежде, я спросил, можно ли мне остаться здесь в каком угодно качестве, — продолжал Дикон.

— Ты больше уже не учишь музыке и танцам?

— Нет, с этим покончено. Это все в той, моей прошлой, грешной жизни. Небеса не поощряют этого, я никогда больше не буду ни петь, ни танцевать.

— Очень жаль! Ты так хорошо это делал!

— Тщеславие, — сказал он. — Здесь я ухаживаю за огородом: овощи, которые вы ели, выращены мною. Я своими руками отрабатываю добро хозяев.

— Видишь, Дикон стал хорошим человеком, — сказала Сенара.

Мне пришло в голову сказать, что хотя попытка совратить дочь хозяина и порицается небесами, но что грешного в пении и танцах? Разве ангелы не пели? Но я промолчала. Эта семья была очень гостеприимна, а хозяин даже настолько любезен, что приехал к нам сказать, что с Сенарой все в порядке. Поэтому я не хотела говорить такое, что может обидеть их. Они твердо верили в свое учение, а таких людей очень легко или рассердить, если не согласиться с ними.

Когда мы поели, Сенара и я приготовились ехать обратно. Был еще только час дня, ибо за столом не сидели подолгу, как у нас в замке. Я догадалась, что здесь к еде относились не как к удовольствию, а как к необходимости. Наших отдохнувших лошадей вывели, и мы, поблагодарив хозяев, уехали.

Сенара и я ехали рядом. Два грума были впереди нас и два — позади.

— Теперь, — сказала я, — я бы хотела услышать объяснение всему этому.

Сенара улыбнулась, отвернувшись от меня.

— Я же сказала, что заблудилась в тумане, подъехала к Лейден-холлу и объяснила свое затруднительное положение. Они меня приняли, и, так как не разрешили мне ехать обратно, я осталась. Остальное ты знаешь.

— Кажется странным совпадением, что ты должна была заблудиться именно около дома, в котором служит Дикон.

— Жизнь полна странных совпадений, — серьезно сказала Сенара.

Когда мы подъехали к замку, слуги со страхом посмотрели на Сенару. Я видела как один из них тайком перекрестился. Это меня беспокоило, появилось смутное предчувствие беды. Сенара делала все, чтобы способствовать этому, что было очень легкомысленно с ее стороны.

— Ты что, — крикнула она служанке, которая смотрела на нее с открытым ртом, — подумала, что я улетела на метле? — Она подошла к ней и сощурила глаза так, что девушка побледнела. — Может быть, в следующий Хэллоуин я и улечу.

Когда мы остались одни в спальне, я предостерегла ее, но Сенара засмеялась. Она была так возбуждена, что я ее не узнавала.

— Вообрази, Дикон — пуританин.

— Ты думаешь, он искренен?

— Дикон всегда искренен. Он всем сердцем верит во все, что делает… в данный момент. Вот это мне и нравится в нем. Он заставил меня почувствовать, что и я могла бы стать пуританкой.

— Ты, Сенара? Ты — атеистка, а это совершенно противоположное.

— Я могла бы измениться, — сказала она, — может быть. Он говорил со мной об этом. Это вдохновляет… в некотором роде.

— Вдохновляет тебя? Да я никого не знаю, кто бы так любил пышные наряды, украшения. То ты хочешь быть ведьмой, то — пуританкой.

— Дикон говорил со мной об этой секте, они очень благородные люди. Димстерам он тоже нравится: они любят новообращенных. Понимаешь, когда он пришел туда, он был красивым молодым человеком, шагающим по пути в ад, а они спасли его душу. Ты знаешь, как притягательно все, что ты спас.

Она кое-что узнала об этих пуританах. Димстеры приехали из Линкольншира. Мать господина Димстера была датчанка, и у них есть еще кровные узы с Голландией.

— Они верят, что в жизни главное — простота, — сказала она, — и питают отвращение ко всем папистским идолам. Для пуритан их религия — самое важное в жизни. Их интересует только простая доброта, они не верят в жизненные блага. Они считают, что все должны жить смиренно, просто и что тщеславие — это оскорбление Господа. Они готовы умереть за свою веру.

— Только не надо бы им было этого делать! Король против них, он поклялся их преследовать. Он верит в то, что они, как шотландская церковь, с учением которой он знаком, и сказал, что это согласуется с монархией так же, как Бог с дьяволом.

Сенара засмеялась, будто это ей понравилось. Думаю, ей понравились пуритане потому, что, защищая свою религию, они подвергались опасности.

— Более того, — продолжала я внушать ей, — король сказал в Хэмптон-корте, что выгонит пуритан из страны, а может быть, и еще хуже сделает. Они должны признать авторитет англиканской церкви или смириться с последствиями.

— О да. Они знают это и не обращают внимания на угрозы. От одного только они не откажутся никогда — от своей религии.

Я видела, что она возбуждена своим приключением и что это в некоторой степени объяснялось тем, что пуритане были в опасности.

Я очень беспокоилась, когда обнаружила, что Сенара давно знала, что Дикон был в Лейден-холле. Одна из служанок узнала об этом, сказала ей, и она запланировала это маленькое приключение на Хэллоуин — вот какой бесстрашной и беспечной девушкой она была. Она притворилась, что заблудилась, чтобы увидеть Дикона и поговорить с ним.

С тех пор она много говорила о Диконе и часто ездила в Лейден-холл. Она стала интересоваться учением пуритан, что было странно для такой девушки, как Сенара.

Это было опять на Рождество. Мне было восемнадцать, а Сенаре — шестнадцать. Мачеха пригласила в замок гостей. Очевидно, она мечтала найти нам мужей, особенно мне, поскольку я была старше.

В последнее время Сенара любила уходить из дома одна. Думаю, что она ездила на лошади в Лейден-холл. Она все больше интересовалась новой сектой, члены которой именовали себя пуританами. Это забавляло меня, поскольку я не знаю никого, кто был бы так не похож на пуританина, как Сенара.

Она вынула перо из шляпы для верховой езды, ее лицо изображало скромность, хотя это совсем не сочеталось с глазами, в которых мелькала озорная искра. Я, конечно, никогда не была полностью уверена в Сенаре. Она разговаривала со мной о пуританах и часто при этом огорчалась.

— Они хотят, чтобы все было как можно проще, Тамсин, — говорила она. — И религия должна быть простой, разве нет? Неужели ты думаешь, что Богу нужны все эти церемонии? Конечно, нет, ему нужно поклоняться самым простым способом. Церковь всегда готова преследовать тех, кто не подчиняется ей.

— Ты, действительно, интересуешься этим, Сенара? — спросила я. — Ты изменилась с тех пор, как придумала потеряться у Лейден-холла.

— Я это придумала, как ты знаешь, — сказала она. — Я не могла поверить, что Дикон стал пуританином. Я должна была увидеть это своими глазами.

— Он не сделает тебя пуританкой? Это за пределами моего воображения!

— Нет, я никогда не стану пуританкой, но я восхищаюсь ими! Только подумай о Диконе!

— Мне кажется, ты много думаешь о нем.

— Он такой красивый… Даже сейчас, в этой простой одежде с остриженными кудрями, он выглядит красивее любого другого мужчины… Даже твоего Фенна, который уехал, не открыв своих чувств. Даже он кажется уродливым по сравнению с Диконом.

— Он околдовал тебя.

— Ты забываешь, что это я околдовываю других.

— Значит, это ты околдовала его?

— Думаю, да, несмотря на мои новые пуританские идеи. Ведь я очень способна к колдовству, Тамсин. Это так интересно, — продолжала она о пуританах, — и так опасно! Особенно после Хэмтпон-корта.

— Держалась бы ты подальше от этой опасной религии!

— Что ты говоришь! Как люди могут не верить в то, во что они верят? А если уж веришь, разве ты не должен защищать свою веру ценой жизни, если потребуется?

— Наша страна, как и моя семья, была разорвана религиозными верованиями: один из моих предков лишился головы при Генрихе VIII, другой был сожжен на костре при Марии. Мы больше не хотим религиозных конфликтов в семье.