Части судна все еще плыли на воде: бесполезные куски дерева, остатки того, что когда-то было величественным кораблем. И опять я подумала об отце, плывущем по предательским водам, которые могли быть такими спокойными, а через час — такими жестокими. Люди, которые ходили в море, делали это, конечно, на свой страх и риск. Все они знали, что нужны удача и умение, чтобы благополучно добраться до суши. Всю свою жизнь мой отец был моряком, и удача сопутствовала ему. Такие мужчины считали себя непобедимыми, даже море не могло укротить их.

Прилив играл куском дерева, и вдруг большая волна принесла его прямо к моим ногам. Я подобрала его и прочитала — «Сан-Педро».

Значит, корабль был испанский? Меня пронзила мысль — амулет, который я нашла во дворе, был тоже испанский! Во всем этом была какая-то странная значимость, но я еще не знала, какая.

Время родов быстро приближалось, и матушка приехала с Дамаск, чтобы остаться со мной. Она привезла с собой Эдвину и ее малыша, так как приближалось Рождество. Отец был в море, а с ним Карлос и Жако, уже женатый к тому времени. Они еще не вернулись из Восточной Индии, и матушка сказала, что многое будет зависеть от их первого путешествия.

Я всегда была счастлива, когда матушка была со мной. Я была так поглощена приготовлениями к рождению ребенка, что почти не думала ни о медальоне, ни об амулете. Колум тоже ничего мне не говорил, и я думала, что он забыл об этом. Время от времени он уезжал по делам, и я его не сопровождала.

Итак, опять было Рождество, и наши мысли были с теми, кто в море. Эдвина нервничала, а матушка была, казалось, безмятежно спокойна и верила, что отец пройдет сквозь все невзгоды. Она сказала мне, что жена Фенимора в сентябре разрешилась мальчиком, которого назвали, как и отца.

Матушка и Эдвина служили украшением большого зала. Я была слишком громоздка, мои роды ожидались с часу на час, и в самое Рождество, в год 1590 — й, родился мой ребенок.

На этот раз родилась девочка. Я думаю, Колум был разочарован, ибо он предпочел бы еще сына, но это было мимолетное неудовольствие. Мне было всего двадцать лет, и я уже была матерью двух здоровых детей.

Матушка была в восторге от ребенка.

— Девочки могут быть утешением, — сказала она и поцеловала меня. Дамаск так полюбила дитя, что, когда матушка уезжала в Лайон-корт, хотела остаться с нами. Однако это было невозможно, и они уехали сразу после Нового года.

Некоторое время я занималась детьми. Коннелл был подвижным ребенком, таким, как его отец в этом же возрасте. Колум не мог на него надышаться и не мог дождаться, когда же сын вырастет, хотя все в замке считали, что он в своем развитии опережает возраст. Считается, что матери одинаково любят своих детей, но я любила дочурку с такой искренностью, которую никогда не смогла бы чувствовать по отношению к другим детям, если бы они у меня потом могли быть. Вероятно, подобное чувство у меня возникло потому, что ее отец проявлял к ней меньше интереса, чем к мальчику. Мы назвали ее Тамсин: женская форма от Томас, имени отца Колума, а я добавила еще Кэтрин — имя моей матери. Девочка казалась более ранимой. Коннелл уже родился с той самоуверенностью, которую унаследовал от отца.

Остаток зимы, весну и лето я чувствовала себя отрезанной от остального мира — весь мой мир заключался в детской. Мы стали очень дружны с Дженнет, которая обожала малышку, и я была рада, что матушка послала ее ко мне.

В августе того же года к нам приехала погостить матушка. Ей очень хотелось увидеть детей. Тамсин было почти восемь месяцев, и она уже показывала свой характер. Она собиралась вырасти энергичной девочкой и уже не была такой беспомощной, как в первые месяцы, и проявляла живой интерес ко всему окружающему.

Новости матушки были тревожные. Отец с Фенимором и его отцом, Карлос и Жако благополучно вернулись из Восточной Индии. Они привезли богатые товары и начали торговать с той частью света. Увы, путешествие было опасным, и не все из пятнадцати кораблей вернулись. Некоторые утонули со всем экипажем, два корабля были захвачены пиратами, а три приняли бой с кораблями неизвестной страны. Из пятнадцати только восемь вернулись в гавань, но зато с большим грузом специй, слоновой кости и золота, поэтому предприятие можно было считать выгодным.

— Я благодарю Бога, что наши мужчины благополучно вернулись, — сказала матушка, — но я молюсь за тех, кто не был столь удачлив!

Я кивнула и вспомнила о выкинутом на скалы «Сан-Педро».

— Иногда я хочу, чтобы отец и все остальные не были моряками. Насколько было бы лучше, если бы они выбрали сухопутную профессию, — сказала я.

— Тебе повезло, что Колум занимается своими землями, — ответила матушка. — Я рада за тебя, Линнет, что он не совершает этих длительных и опасных путешествий.

Я кивнула и подумала о Колуме, который временами таинственно исчезал и не говорил мне, куда.

Матушка осталась до конца сентября. Я очень скучала после ее отъезда, и мною овладело беспокойство. Во мне росла уверенность, что в замке Пейлинг происходит много такого, о чем я не знала.

Стоял октябрь. Вечера быстро угасали, в воздухе уже чувствовалась осень. Скоро, подумала я, начнутся сильные ветра.

Я стояла во дворе, глядя на башню Изеллы, где я нашла амулет, и, приблизившись к обитой железом двери, я почувствовала, что в ней что-то изменилось. Потом я поняла: дверь двигалась, она качалась на петлях. Я толкнула дверь и вошла. Первое, что меня поразило, — это запах. Он был странным, но все-таки знакомым. Потом я поняла: это был запах морской воды, водорослей, плесени.

Дверь выходила в зал, похожий на залы в других башнях. Темно было не только потому, что поступало мало света, но и потому, что зал был заполнен вещами. Там были большие ящики и много разнообразных предметов, разбросанных на полу. Я наступила на что-то и вскрикнула. Мне показалось, что это человек со связанными руками, но это был тюк материи. Я склонилась: сильно пахло морем, тюк был слегка влажный.

Я прошла через зал, осторожно обходя товары всех видов. Что бы это могло значить? Я ничего не Понимала. Как давно эти вещи лежат здесь, и откуда они? Я поднялась по лестнице. Вся галерея была пропитана сырым запахом моря. Толкнув дверь, я вошла и, увидев деревянный ящик, заглянула в него. В нем лежали разные безделушки. Они были сделаны из золота и серебра. Я подняла одну. Это была длинная золотая цепь. Она напомнила мне цепь с рубиновым медальоном, которую Колум подарил мне.

Вдруг я услышала шум. Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове. Я вдруг вспомнила, что нахожусь в башне Изеллы, башне с привидениями, где Изелла втайне жила долгие годы.

Почти сразу же я преодолела страх: кто-то был внизу, дверь же была открыта. Должно быть, он вошел, чтобы что-нибудь взять. Я пошла по галерее и дошла до лестницы: в зале никого не было. Я торопливо спустилась вниз. Внезапно мною овладела паника: зал казался темнее, чем раньше, и я увидела, что большая обитая железом дверь была теперь заперта.

Я поспешила к ней и попробовала открыть. И тогда я поняла, что дверь закрыли на замок. Ответ был прост: кто-то входил сюда или был уже здесь, когда я вошла. Не увидев меня, он вышел ненадолго, оставив дверь незапертой, а потом возвратился и запер ее.

Что бы ни произошло, факт оставался фактом: я была заперта в башне Изеллы! Я стала стучать кулаками в дверь: кто бы ни запер дверь, он не мог далеко уйти. Но я быстро поняла, что так я только в кровь разобью руки. Я кричала, но голос мой не проникал сквозь толстые стены.

Итак, я заперта в башне Изеллы. Что я могла сделать? Может быть, был другой выход? Я не должна паниковать, я должна все исследовать. Вполне возможно, что есть другая дверь. Я знала план башни, потому что они все были одинаковы. Хотела бы я избавиться от ужасного заплесневелого запаха, который с каждой минутой становился сильнее.

Я нашла место, где в дни Изеллы была кухня. Там были большая печь, очаг, вертелы и несколько котлов, полные каких-то предметов. В одном было несколько монет. Я посмотрела на них: это были не английские монеты. В другом горшке лежали драгоценности. Я подумала: «Когда Колум хочет что-нибудь подарить своей жене, он идет и выбирает».