Ворота были гостеприимно распахнуты, тщательно выметенный двор резал глаза непривычной девственной чистотой. Даже молодцы Шрама, выстроившиеся для встречи знатного вельможи, казались аккуратными и подтянутыми. Маг остался доволен мимолетным осмотром и скорым шагом направляясь к посланнику герцога.

— Утро доброе, господин Кабраль! — еще издали приветствовал его Яхм-Коах.

— Оно действительно дивное, барон, — ответил юный рыцарь. — Будто день этот отмечен милостью самих богов. Взгляните, как прекрасен восход.

— О, да! Жалко я не родился поэтом… — поддержал его жрец, рее внимание которого было сосредоточено на воротах.

На мост ворвалось несколько свирепого вида всадников в полном боевом облачении, окруженных сворой громадных мохнатых псов. В гробовом молчании верховые разъехались по двору, придирчиво заглядывая в каждый угол, с подозрительным прищуром окинули оробевший и притихший караул. Собаки, между тем, расселись по периметру двора, и мало бы сыскалось храбрецов, рискнувших приблизиться к его светлости. Один из всадников направил коня к открывшему от удивления рот барону, неуклюже поклонился, не покидая седла.

— Все ли благополучно в замке, господин? Вопрос был в большей степени адресован Кабралю, и маг едва сдержал гнев, но смолчал.

— Ты можешь ничего не опасаться, Гланже. Скачи и сообщи его светлости, что все готово к его встрече, — ответил рыцарь.

Воин удовлетворенно кивнул и подал знак остальным.

Сигнальщик протрубил трижды, и вскоре все услышали на дороге шум приближающегося отряда. По двое в ряд в ворота въехали десять воинов, за ними слуги и ловчие с соколами, три фургона с подарками для невесты, снова воины, и лишь за ними появился штандарт его светлости и сам герцог Ренальд в окружении блестящей группы придворных. Рядом с герцогом катила двухколесная повозка, запряженная парой низкорослых лошадок, управляемая человеком в сером плаще, облик которого не вызывал сомнений в его ремесле. Маг был целиком погружен в себя и не обращал внимания на карусель из пестрой мишуры окружающую герцога.

Яхм-Коах настороженно прищурился, оценивающе оглядывая придворного чародея, но тот был слишком занят своими мыслями, и пока не представлял никакой угрозы. Широкий замковый двор едва вместил весь свадебный кортеж. Жрец терпеливо ждал, обычаи не позволяли ему приблизиться к высокому гостю и первым его приветствовать. А солнце уже припекало, и разбойники в плотном строю сердито пыхтели и обливались едким потом, растеряв весь свой бравый вид. Герцог заметил их плачевное состояние и поспешил избавить от мук. Он легко соскочил с коня и, бросив поводья в руки набежавших со всех сторон слуг, пружинистым твердым шагом направился к барону. Ренальд был высок и крепок в кости, весьма привлекателен внешне; массивный волевой подбородок слегка выдавался вперед, свидетельствуя о решительном и крутом нраве своего обладателя.

— Барон Сантос, позвольте мне обнять вас! — громко приветствовал он хозяина замка и заключил жреца, ткнувшегося носом в его плечо, i стальные объятия.

— Ваша светлость, — едва смог выдохнуть лаг, — я так тронут.

— Привет, Кабраль! Я вижу, ты тут зря времени не терял?

— О, да, мой господин. Мы ожидали только вас.

— Хорошо, но о делах чуть позже, — отмахнулся герцог. — Давайте-ка, барон, отпустим этих молодцов, изнемогающих под тяжестью кольчуг.

— Им это только на пользу, — злорадно ответил жрец. — К сожалению, годы берут свое, и руки уже до всего не доходят. Но, если вы настаиваете…

Они прошли перед строем измученных жарой и тяжестью снаряжения разбойников, осипшими полосами и нестройным стуком железных перчаток о щиты приветствовавших герцога и барона, л приняли рапорт сотника. После чего караул промаршировал через двор и рассеялся по всему 1амку.

— А теперь, дорогой барон, когда мы выполнили свой долг, я хотел бы познакомится со своей невестой, — дружески подмигнул магу герцог.

— Но, ваша светлость, это же против традиций! — неожиданно вмешался в их разговор Кабраль. — Проявите терпение, и уверяю, скоро вам будет завидовать вся Зингара. Не лучше ли пойти и немного перекусить с дороги. Таких тонких зин, как в погребе барона, вы не найдете во всей Хайбории.

Герцог метнул взгляд на рыцаря, дружески хлопнул его по плечу и громко рассмеялся:

— Что ж, не будем нарушать традиций. Ведите нас, господин барон!

Солано-пасечник жил с семьей на Дальнем хуторе и считал себя самым счастливым человеком на всем белом свете. С юных лет Солано, продолжая дело отца, работал с пчелами от зари до зари. Про себя он их называл не пчелами, а маленькими волшебницами, о которых так много рассказывалось в старинных сказках. Своих «волшебниц» Солано понимал как никакой другой пасечник, поэтому и мед с его ульев никогда не искал покупателей, наоборот, покупатели искали случай приобрести его у владельца Дальнего хутора.

Жена Солано, Элисия, когда они поженились, слыла первой красавицей в этих местах — сам управляющий барона Орландо приезжал свататься к ней. Да и сейчас былая красота женщины отнюдь не увяла. Дочери пасечника, ее звали Мира, шел пятнадцатый год, и уже было заметно: красой, да покладистым нравом девочка пошла в мать. Когда случались поездки на Овражный базар, на Миру все окрестные парни заглядывались. Солано любил сравнивать дочку с песенкой — такая же легкая, веселая, нежная.

Работа по душе, любимая и любящая жена, красавица дочь — Солано все это имел. А что еще человеку надо, чтобы чувствовать себя счастливым? И стоит ли удивляться, что каждый новый день он встречал с улыбкой…

Каждый, кроме последнего. С самого утра Солано не находил себе места — его терзало дурное предчувствие. Предчувствие большой беды. В попытках отвлечься, он суетливо пытался себя чем-нибудь занять: принимался за покосившуюся дверь — надо поправить, не завершив, бросался перебирать нехитрые рабочие приспособления, собираясь в неурочное время идти на пасеку.

А когда появились бандиты, с намалеванными на лицах волчьими мордами стало до боли очевидно — это оно!

Солано вспомнил ненастную ночь, когда из подземного хода появилась Ремина, вспомнил рассказ баронской дочери о захвативших замок разбойниках, ужасную правду о предательстве Яхм-Коаха. Проводы бежавшей из родного дома принцессы и ее спутника были недолгими. Элисия, относившаяся к Ремине как к своей дочери, быстро собрала в дорогу мешок со снедью. Мира, прощаясь с подругой, то и дело вытирала слезы.

У Солано тогда промелькнула мысль, что помощь эта им еще может аукнуться, но не такой был пасечник человек, чтобы из-за угрозы возможной кары предавать доверившихся ему друзей. И вот день расплаты настал.

Солано окинул бандитов долгим настороженным взглядом. Чужаки о чем-то между собой пошептались и подъехали к хозяину хутора. Тот, что был первым, на верхней губе у него смешно топорщился светлый пушок, попросил напоить коня. Солано тотчас принес полное ведро. Конь, опустил голову к ведру, и жадно стал пить. У пасечника проснулась надежда, что может быть беда минует его дом. И в этот момент, посмотреть на заезжих выглянула Мира — гости на хутор заглядывали редко. Солано, повинуясь неясному чувству, повернулся, намериваясь крикнуть, чтобы она возвращалась к своему вышиванию.

Но было поздно. Еще раньше пасечнику приходилось слышать, что человек в своей беспричинной жестокости гораздо страшнее дикого зверя. Однако то, что довелось испытать в этот день ему самому…

Должно быть, именно просыпающаяся, подобно созревающему бутону прекрасного цветка красота девочки, стерла у бандитов ту грань, отличающую человека от чудовища. Обнажив в ухмылке гнилые зубы, один из головорезов соскочил с лошади и кинулся к Мире. Солано, бросив ведро с остатками воды, отважно встал на пути разбойника. Солома, недолго думая, отпихнул пасечника в сторону и схватил девушку за волосы. Мира закричала. На крик дочери из дома выбежала мать. Бандиты, предвкушая потеху, оскалились и принялись грязными шутками подбадривать намерения своего приятеля.