— Ты женился на моей сестре, — сказала я. — Должно быть, ты любил ее.

— Я что-то видел в ней. Я подумал, что она молода, свежа, здорова. Я решил, что у нас с ней будут здоровые дети. Теперь я понимаю, что видел твою тень. Вы так похожи. Часто я наблюдал за вами, когда вы катались верхом в саду, и не мог понять, кто есть кто. А вот когда ты начинаешь говорить, когда мы обнимаем друг друга — тут исчезает всякое подобие между вами. Я должен рассказать тебе так много, что не знаю, с чего и начать.

Он подвел меня к кровати, мы уселись, и он обнял меня. Мерцающая на столике свеча освещала комнату неверным светом.

— Вначале — о моей трагедии. Позволь, я расскажу тебе о мальчике. Ему одиннадцать лет… это мой сын… мой единственный сын. Его рождение убило его мать.

— Мне кажется, я тебя понимаю. Я уже кое-что сопоставила. Ты держишь ребенка в замке и потому запретил всем приближаться к нему.

Он кивнул.

— Уже на первом году его жизни стало очевидно: что-то с ним не в порядке. За ним ухаживала миссис Черри. Она сама на этом настояла и прекрасно справлялась со своими обязанностями. Я очень многим обязан супругам Черри, Джессону и его дочерям. В то время все они уже жили здесь. Они посвящены в тайну и все эти годы помогали хранить ее. Остальные слуги — старые солдаты, а старые солдаты знают, что не следует много болтать языком. Есть еще очень сильный мужчина — Джон Земляника, как его называют из-за родимого пятна на щеке. Это человек, который может показаться несколько странным. Он действительно необычен и обладает, как ты видела, огромной силой. Он присматривает за мальчиком и живет с ним в замке с тех пор, как ребенку исполнилось три года и он уже становился опасен для окружающих. Никто, кроме Джона Земляники, не может справиться с ним. Мальчик становится все сильней. У него руки гориллы, и он способен ими убить человека.

— Ты собираешься держать его там вечно?

— Я слышал, что такие люди долго не живут. Я наводил справки и кое-что разузнал о подобных случаях. Обычно они умирают ближе к тридцати годам. Как мне сказали, им отпущена двойная порция силы и половина жизни.

— Ждать еще долго.

— Пока мы справлялись. Считается, что он умер. Ох, Берсаба, пришлось выдумывать столько уверток!

— А ты человек, который ненавидит любые увертки, — не без задней мысли сказала я.

— Я привел в порядок замок, выстроил вокруг него высокую стену, и с тех пор он живет там. Под его именем был похоронен другой ребенок. Бывали случаи, когда ему удавалось оттуда вырваться, но нечасто.

— И это нужно держать в тайне.

— Это мой сын, Берсаба. Я отвечаю за него. Я хочу обеспечить ему наилучшие условия, и я хочу детей… нормальных детей… которые вырастут в этом доме и продолжат мой род. Я боюсь впечатления, которое это может произвести на Анжелет… или еще на кого-то. Она будет бояться, что у нас могут родиться дети, отмеченные тем же пороком. Ведь он явно унаследовал безумие от кого-то из родителей.

— А его мать…

— Она была милой девушкой из хорошей семьи. Безумия в их роду не отмечалось. Я знаю, ты поймешь меня. Ведь ты всегда меня понимала»? Я не хотел, чтобы Анжелет об этом знала. Если она будет вынашивать ребенка, постоянные мысли об этом принесут вред и ей и ребенку. Ты это понимаешь, Берсаба. — Он прижал меня к себе. — Что же мы будем делать, Берсаба?

— А что мы можем сделать?

— Мы можем расстаться, а это значит, что остаток своих дней я проведу, тоскуя по тебе.

— У тебя есть профессия, — сказала я, — и похоже на то, что в наступающем году она будет полностью занимать тебя. А мне пора отправляться домой.

Он еще крепче обнял меня.

— Когда ты пришла, я сразу узнал тебя, Берсаба.

— И не подал виду.

— Я не решился.

— Да, — сказала я, — поскольку ты праведный человек. Ты прямо как Адам. Женщина ввела тебя во искушение. Только не протестуй. Это так. Видишь ли, Ричард, я нехорошая женщина. Ты должен это осознать. Анжелет похожа на нашу мать — мягкая, добрая, совершающая правильные поступки. Я не мягкая; добра я лишь к тем, кого люблю; а поступать правильно я согласна лишь тогда, когда это доставляет мне удовольствие; и, как ты сам видишь, по той же причине я готова совершать не праведные поступки.

— Я никогда не встречал никого, похожего на тебя.

— И молись о том, чтобы больше не встретить.

— Я вообще не представлял, что могут существовать такие женщины. Только узнав тебя, я поверил в это. Если бы ты была моей женой, мне ничего другого не нужно было бы от жизни.

Я пригладила его волосы.

— Что же теперь, Ричард? — И, не ожидая ответа, ответила сама:

— Мне надо уехать. Именно это я и хотела тебе сказать, придя сюда., а потом поддалась искушению побыть еще раз с тобой.

— Господи, Берсаба, что же нам делать?

— Есть только один выход. Я должна уехать.

— Нет, — спокойно сказал он, — я не могу позволить тебе сделать это.

— Мы обязаны думать об Анжелет, — продолжала я Он кивнул.

— Ты должен попытаться понять ее. Будь терпелив. И, возможно, со временем…

— Она никогда не превратится в тебя.

— Но ты женился именно на ней, Ричард.

— Почему же мне не встретилась ты!

— Роптать на судьбу бесполезно, правда? Так уж все сложилось, и мы должны смириться. Она в восторге от тебя. Она тебя любит. Ее нельзя осуждать только за то, что такова ее природа, как нельзя осуждать за это нас.

— Теперь, узнав тебя, я не смогу без тебя жить.

— Сможешь и будешь. Так должно быть. Он взглянул на меня с отчаянием.

— Мы должны что-то придумать. Я покачала головой.

— Я не являюсь хорошей женщиной, Ричард, как ты понял. Но таковой является моя сестра… моя сестра-близнец. Этому должен быть положен конец. Мне следует найти предлог для отъезда.

— Этим ты разобьешь и ее и мое сердце.

— Сердца быстро заживают, если кто-то занимается их лечением. Вы вылечите друг друга.

Он еще крепче обнял меня, и я воскликнула:

— Нет! Я обязана уехать. Мне нельзя оставаться здесь… в таком качестве. Ты же видишь, насколько это опасно.

— Я не могу отпустить тебя, — просто сказал он.

— А я не могу остаться, — ответила я.

— Берсаба, обещай мне не уезжать сразу… Подожди немного. Давай подумаем, как все это можно уладить.

— Если я останусь… это может повториться. Мы оба замолчали. Я понимала, что он борется с кипящими в нем страстями точно так же, как и я. Мне надо было сохранять спокойствие. Я должна была думать об Анжелет.

— Я не могу потерять тебя. Ты же знаешь, что представляет собой наш брак. С твоим появлением изменилась вся моя жизнь… она приобрела смысл… исчезла вечная подавленность…

— Это понятно, — ответила я. — Знаешь, сейчас мы слишком взвинчены. Мне пора идти.

В колеблющемся свете свечи я видела лицо Ричарда, умоляющее, полное отчаяния и ставшее от этого более молодым и беззащитным. Мне хотелось успокоить его, дать обещания, которые были бы предательством по отношению к Анжелет, а ведь — Господь свидетель — я и так достаточно причинила ей зла. Следовало прекратить думать о себе и о Ричарде.

— Обещай, что пока не уедешь, — настаивал он. И я пообещала ему, а затем ушла. Я почти выбежала из спальни и захлопнула за собой дверь. Потом я заглянула к Анжелет. Она мирно спала, и на ее невинном лице читались удовольствие и облегчение.

Было нелегко смотреть в лицо Анжелет, но я справилась с этим лучше, чем Ричард. А в середине дня прибыл гонец с вызовом, и он явно почувствовал облегчение.

До его отъезда нам удалось встретиться с глазу на глаз. Он сказал:

— Мы что-нибудь придумаем. Но я знала, что ничего придумать нельзя. Анжелет долго махала ему вслед рукой, а затем, повернувшись ко мне, с гордостью сказала:

— Он занимает очень важную должность. С ним советуется король.

Что касается меня, то мне хотелось побыть одной и подумать, поэтому я отправилась к пруду, откуда открывался вид на стену замка, и стала думать о переживаниях Ричарда, о его ребенке-монстре, который был заточен там, а главное, о том, что будет с нами дальше.