Мы беседовали около часа, а точнее, он говорил, а я слушала; я была уверена в том, что произвела на него впечатление, и он, похоже, сам был этим удивлен.

Он сказал:

— Просто удивительно, как вы осведомлены в этих вопросах. Такие женщины — редкость.

— Осведомленной я стала лишь сегодня вечером, — ответила я, имея в виду осведомленность не только в вопросах французской и испанской кампаний.

— Я прибыл сюда, — сказал он, — чтобы встретить вас и завтра проводить в Фар-Фламстед. Конечно, я и предположить не мог, что мне предстоит столь интересный вечер. Он доставил мне истинное удовольствие.

— Это оттого, что я так напоминаю вашу жену, — Нет, — сказал он, — я нахожу, что вы очень отличаетесь друг от друга. Единственное сходство у вас — внешность.

— И в этом нас легко различить… теперь, — сказала я, коснувшись оспины на щеке.

— Это ваши почетные боевые шрамы, — сказал он. — Вы должны носить их с гордостью.

— А что еще мне остается делать? Он вдруг наклонился ко мне и сказал:

— Позвольте открыть вам секрет. Они придают вам особую пикантность. Я очень рад тому, что вы решили навестить нас, и надеюсь, что ваш визит окажется продолжительным.

— Вам следует воздержаться от выводов, пока вы не узнаете меня получше. Иногда гость оказывается весьма утомительным.

— Сестра моей жены не является для меня гостьей. Она — член нашей семьи, и ей всегда будут рады в доме, в котором она может оставаться столько, сколько сочтет нужным.

— Это необдуманное заявление, генерал, а вы не из тех людей, которые совершают необдуманные поступки.

— Откуда вы знаете? Мы только что познакомились.

— Но это не обычное знакомство.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Думаю, что мои глаза излучали тепло. Его глаза были холодны. Для него я была всего лишь сестрой его жены, которая, к его радости, оказалась неглупой. Полагаю, с его скромностью он не мог пойти дальше. Но это было не все. Нет. Возможно, я во многом была осведомлена лучше, чем он, несмотря на разницу в возрасте. Иногда мне кажется, что некоторые женщины вроде меня рождаются, уже обладая знаниями об отношениях между людьми разного пола. Я чувствовала что где-то под этой ледяной поверхностью таится страсть.

Я вспомнила, как поддразнивала Бастиана, как сумела не поддаться искушению, и теперь, конечно, сознавала, что Бастиан ничего для меня не значил. Я всего лишь слегка набралась опыта.

Я сказала:

— Мне многое известно о вас от сестры, она постоянно писала о вас в письмах, так что вы не такой уж незнакомец для меня. А кроме того, мы с сестрой — двойняшки… близнецы. Между нами существует прочная связь, и опыт одной из нас ощущается другой.

Я встала. Он взял меня за руку, пожал ее и искренне сказал:

— Надеюсь, вам понравится у нас.

— Я в этом, уверена, — ответила я.

Он проводил меня до двери комнаты, где уже поджидала Феб. Она изобразила реверанс, и я вошла в комнату, оставив генерала за дверью.

Подойдя к кровати, я уселась на нее. Феб расстегнула мне платье.

— Вам понравился этот джентльмен.

Это было констатацией факта, а не вопросом.

— Да, — ответила я, — мне понравился этот джентльмен.

— Вы там внизу сидели вдвоем…

— А ты полагаешь, что это нехорошо, Феб?

— Ну, госпожа, это не по мне… Я рассмеялась.

— Ты напрасно беспокоишься за меня, Феб. Джентльмен, которого ты видела, — это генерал Толуорти, муж моей сестры и, следовательно, мой зять.

Несколько секунд Феб таращилась на меня, а затем быстро опустила глаза, но я успела заметить мелькнувшее в них понимание.

Я была уверена, что Феб знает о моих приключениях с Бастианом. Пережив нечто подобное сама, она, должно быть, заметила мое приподнятое настроение; более того, она, видимо, знала, что оно означает. Она сама должна была испытывать эти ощущения в пшеничных полях, в объятиях мужчины, ставшего отцом ее ребенка, который был и ее позором и ее спасением.

В эту ночь я не могла уснуть, вновь и вновь вспоминая наш разговор. Перед глазами стояло его лицо: его твердые черты, тонкие, но четко прорисованные брови, холодный блеск голубых глаз, корректные манеры, полное игнорирование того факта, что я — женщина; и все-таки… и все-таки что-то было… какая-то искорка взаимопонимания, какая-то связь, на миг возникшая между нами.

Я попробовала поменять нас с сестрой местами. Предположим, это я поехала к Карлотте; предположим, это Анжелет подхватила оспу. Тогда я стала бы женой Ричарда. Или не стала бы? Отчего он выбрал ее? Она описала мне свое приключение на лондонской улице. Я могла представить, что, когда он спас и защитил ее, его умилила ее беспомощность. Предположим, что у меня стянули кошелек, и я попыталась вернуть его. Итак, я стала бы его женой, а Анжелет сейчас лежала бы в этой кровати, ожидая встречи со мной.

Мне необходимо было узнать, как у них обстоят дела. Любит ли он ее, любит ли она его?

Живя рядом с ними под одной крышей, я вскоре все узнаю. И каким будет результат этого моего проживания?

Я пыталась откровенно объясниться сама с собой:

— Ты знаешь свою натуру. Тебе нужно выйти замуж. Феб об этом знает. Возможно, ей это нужно. Может быть, попытаться найти для нее мужа… кого-нибудь, кто будет боготворить меня за то, что я дала возможность жениться на Феб и поступить ко мне на службу? Ну почему мне всегда хочется, чтобы люди восхищались мной? Почему бы мне не стать простой и незамысловатой, как Анжелет? А может быть, теперь уже и она не простушка. Ведь она замужем; она ложится в одну постель с этим мужчиной и могла бы родить от него ребенка, если бы не несчастный случай. Она должна была измениться.

Неужели я не знала самое себя? Ведь я так долго болела и так неожиданно вернулась к жизни. Я вновь флиртовала с Бастианом, и хотя моя гордость не позволила мне вновь стать его любовницей, но меня к нему влекло. Впрочем, это мог бы быть вовсе и не Бастиан. А теперь я встретила этого человека, и он оказался непохожим на всех, кого я знала до сих пор. Генерал ничем не напоминал парней из семейств Кроллов и Лэмптонов, с которыми я вместе росла. В нем была какая-то отстраненность, которая и влекла меня к нему; он был опытен и знал жизнь; он сражался в боях и близко видел смерть. Он в самом деле заинтриговал меня. А кроме того, он был мужем моей сестры, и, должно быть, именно из-за наших с ней довольно необычных отношений, не вполне мне понятных, я испытывала к нему эти чувства.

Наконец я уснула. Феб разбудила меня рано утром, поскольку мы должны были выехать с постоялого двора ровно в семь часов.

Мы вместе позавтракали, вновь увлекшись разговором.

Ричард рассказал мне о своем родном доме на севере страны, а я сказала, что хорошо представляю его предков, защищавших свои дома от пиктов. В нем было что-то от датчанина, и я предположила, что его предки прибыли в Британию на своих длинных лодках, чтобы разорять наши берега.

Он согласился с такой возможностью, хотя их семейные хроники утверждают, что основатели рода прибыли вместе с Вильгельмом Завоевателем, и мы пустились в рассуждения о войнах, и о том, что они всегда существовали в этом мире, Я сказала, что было бы гораздо лучше, если бы люди научились решать свои распри другими способами.

Будучи солдатом, Ричард ненавидел иные пути решения многих проблем, ибо всегда найдутся люди, готовые нарушить данное ими слово, и единственным реальным путем установления закона и порядка может быть применение силы.

— Как странно, — заметила я, — что для того, чтобы воцарился мир, нужно вести войну.

— Противоядия нередко бывают именно таковы, — согласился Ричард. — Мне кое-что известно о лечебных травах, и представьте, действие одного яда часто нейтрализует действие другого яда.

Потом он начал рассказывать о травах, о том, как он лечил ими полученные в боях раны… и, таким образом, время за завтраком пролетело незаметно.

Мы должны были отправиться в семь утра и выехали минута в минуту. Меня немножко смешила такая точность. Я решила, что отсутствие пунктуальности в глазах Ричарда должно выглядеть чуть ли не преступлением, и мне стало любопытно, как же удается выкручиваться Анжелет, так как пунктуальность никогда не входила в список ее добродетелей.