Осенний рассвет неохотно занимался над серой гладью Днепра. Владыко Иосиф нервно сплетал и расплетал пальцы, наблюдая за погрузкой длинной ладьи. Хватит с него. До недавнего времени он полагал, что можно что-то исправить в тёмных душах грязных дикарей. Что сан архипастыря всея Руси что-то значит для жестоких и подлых правителей здешних мест. Но страшная гибель наперсника Евстигнея, почитавшего своего патриарха больше жизни, окончательно убедила его, Иосифа, в тщете всяких усилий. Так пусть же кара Господа обрушится на эту нечестивую землю.
— Осторожней!
Чернецы сновали туда и сюда, загружая судно припасами. Казна владычная, извлечённая из тайного места, надёжно уложена на дно ладьи. Да, труды не пропали даром, тут одного золота пудов десять, да сколько серебра…
— Владыко! — прервал размышления Иосифа один из стражей.
К пристани не спеша приближался большой конный отряд, явно из дружины князя Михаила. Скулы Иосифа свело. Не успел… Надо было с вечера грузить… И ночью отплыть, вот что…
— Ну здравствуй, владыко, — князь Михаил глядел на архипастыря не слезая с коня, и Иосиф ощутил гнев.
— Где почтение твоё, князь Михаил?
— Было такое, каюсь, да всё вышло, — невозмутимо ответил князь. — Далеко ли собрался?
— Как ты смеешь! — возвысил голос владыка, и дюжие охранники в чёрном взялись за рукояти мечей.
— А ну молчать! — тоже повысил голос Михаил. — С казной удрать собрался, тайно? Эй, вы, олухи! Мечи бросить наземь, сами на колени! А то ведь я вас в полон брать не велю!
Дружина князя разом вымахнула мечи из ножен. Охранники владыки заколебались — перевес численный десять против одного, да верхоконные против пеших, да не простые бойцы, витязи дружинные… Никаких шансов.
— Ну! — рявкнул Михаил.
Мечи полетели на землю, и здоровенные парни в чёрных шёлковых рясах пали на колени.
— Этих вязать! Лодью обыскать!
Княжьи кмети подскочили, взяли разом присмиревших чернецов. Никто не посмел и пикнуть, слишком близко сверкали холодной сталью мечи. Михаил наконец спешился.
— Давно я ждал подобного исхода, пастырь. Знал, что кинешь ты паству свою. Ну что ж… По крайней мере не приходится злато-серебро по ухоронкам искать. Злато-серебро то Руси нужно.
…
— Ну и как мы будем решать, кудлатый? Недоимка у тебя…
Никита молчал, угрюмо разглядывая узоры на ярко блестевшем нагруднике доспеха. Небось, один этот нагрудник дороже всего хозяйства Никиты стоит…
Сборщик податей сидел за столом, вынесенным во двор по случаю последней ясной погоды. Скоро, должно быть, уже со дня на день придут холода, зарядит серый бесконечный дождь…
Отряд бравых молодцов в начищенных доспехах стоял на страже. Рядом переминались жители сельца Семидолы, ожидавшие своей очереди к сборщику дани. Все должники.
— Я уже сдал.
— Кому сдал? Забыл, на чьей земле живёшь? Уложения не знаешь?
— Больше нет у меня.
— А меня не волнует, есть или нету. Ты должен, и ты отдашь. То, что вы тут сдали князю Михаилу, это ваше дело. Ныне тут князь Даниил хозяин, и ему вы обязаны дань платить.
— Больше нет ничего, — тупо повторил Никита, по-прежнему разглядывая нагрудник стража. Умом он понимал, что надо бы сейчас рубаху рвать на себе, слёзно голосить, в ногах валяться… Но внутри смерда что-то заколодило, и мысли выходили бездеятельные, холодные, как уж: прошуршал и исчез…
— Хорошо. В таком разе лошадёнку мы твою изымем, равно и прочую скотину. Слышишь, ты, смерд?
— Берите… — хрипло произнёс Никита, ощущая, как наваливается безразличие. В самом деле, сколько можно? Тянешься, тянешься…
— А пахать-сеять весной как будешь?
— Думаешь, на том свете тож мужиков пахать заставляют? — Никита наконец прямо глянул в лицо сборщику. В лице того что-то дрогнуло, но только на мгновение. Через секунду выражение лица стало прежним — наглая ухмыляющаяся рожа…
— Ладно… Ты хозяин, тебе видней. Эй, ребята, айда во двор к этому!
…
— … Князь Михаил Всеволодович черниговский полк вывел из Киева, а Данило Романыч галичан своих не прислал. Разве это дело?
Воевода киевский Дмитр в сердцах бросил на стол свиток со сломанной печатью. Действительно, в Киеве сейчас оставался только собственный гарнизон. Согласно договору меж двумя великими князьями Киев отходил во владение Даниилу Галицкому, и войско Михаила ушло восвояси, в Чернигов. Двадцать первого ушло, а сегодня…
— Никита, какое сегодня число?
— Третье ноября, Дмитро Войкович!
— Вот… Вторую седьмицу рать не может довести Данило Романыч!
Воевода нервно заходил по комнате.
— Слышь, Никола… Давай-ка пиши письмо князю Данило.
— Так вчера писал…
— Ты делай, что велят, а не болтай! — поднял голос воевода. — Разговорчив больно…
Писец, не споря больше, вытянул из кипы лист пергамента, вопросительно посмотрел на начальника.
— Во-во, — одобрил Дмитр. — И на малой бумажке перепишешь, с голубиной почтой пошлём.
Никита разгладил на столе пергамент, обмакнул в чернильницу гусиное перо.
— Кланяемся тебе, великий князь, и молим… — начал диктовать Дмитр Войкович, размеренно проговаривая слова. — Написал? Кланяемся и молим, да… Пришли нам войско твоё как можно скорее, ибо нападения поганых ждать следует, как токмо встанет лёд на Днепре. На Днепре… Написал? И произойдёт сие не позже, чем через седьмицу, ежели не раньше…
Забухали сапоги за дверью, и в горницу с разбегу влетел парнишка-гонец.
— Воевода! Шуга пошла по Днепру! Велено сказать…
— Точно шуга, не татары? — обернулся к гонцу Дмитр.
— Так… это… — парень был сбит с толку.
— А я уж думал, татары в Киеве, так ты орал. Выдь за дверь! Там пожди! — отрубил воевода.
Когда гонец вышел, Дмитр Ейкович снова обернулся к столу, где замер с пером в ожидании писец Никола.
— Исправь там, Никола. И встанет Днепр уже завтра, четвёртого числа то есть. Ибо пошла сегодня по воде ледяная шуга… Написал? Дату поставь. Так, давай сюда… Ну… Всё вроде…
…
— Мы понимаем твоё беспокойство, Михаил. Но и ты пойми: собрать сорок тысяч воинов дело нешуточное.
— Время, Кондрат, время! Как токмо встанет лёд на Днепре, поганые возьмут в осаду Киев, и что тогда? Надобно войско укрыть за стенами городскими!
Пламя множества свечей озаряло обширный зал. Вот интересно, подумал Михаил. Летом, когда были мы тут с Ростиславом, и солнце било в цветные витражи окон, весь этот зал выглядел таким нарядным, праздничным… Сейчас, в свете свечей, он казался мрачным и угрюмым. И сами витражи при освещении с изнанки выглядели тёмными и тусклыми. Многое выглядит иначе, если осветить его с изнаночной стороны…
— Собрать такое войско стоит очень дорого, — подал голос воевода краковский, и сидящие дружно кивнули. Михаил усмехнулся. А то он не знал, что прежде всего свербит у господ этих.
— Расходы я готов возместить в полной мере. Серебром и золотом.
Среди сидящих возникло оживление.
— Это другой разговор, Михаил Всеволодович, — Конрад Мазовецкий обернулся к епископу. — Как, ваше преосвященство?
— Святая церковь учит помогать в беде ближнему своему, — подал голос епископ. — Разумеется, когда ближние те не жалеют средств для своего спасения.
— Ну вот и ладно! — подвёл итог Конрад. — К королю Бела поедешь, князь?
Михаил покачал головой. Хорошо, конечно, было бы присовокупить к сорока тысячам Конрада ещё и полста тысяч, если не больше, воинов Арпада. Куда как хорошо… Однако момент упущен.
— Нет времени, Кондрат. Как соберёте войско, пойду назад не мешкая единого часа. Должно, князь Даниил уже с полками своими в Киеве, надобно успеть и нам тоже.
******
От рёва верблюдов, скрипа колёс и ржания коней шумело в ушах. Бату-хан, восседая на белом скакуне на вершине степного кургана, разглядывал движущееся войско. Всё доступное взору пространство от края до края было заполнено людьми, повозками и животными, и оттого казалось — это сама степь сдвинулась с места и потекла, медленно, тягуче, неудержимо, чтобы залить огнём и кровью непокорённые покуда земли Урусии.
