Тема разоблачений ученых «якобы мужчин» весьма обширна. Женщинам, одержимым наукой, приходилось издавать научные статьи под мужскими именами. Зачастую никто не напечатал бы даже невинный поэтический сборник женщины! Но даже сумев опубликоваться, ей пришлось бы смириться с реноме «безнравственной и распущенной». Неудивительно, что множество прекрасных женских книг так и числятся творениями мужчин! В 1778 году 26-летняя англичанка Френсис Бурней пишет социальный роман «Эвелина или жизненная история молодой дамы» — полную противоположность «будуарной» литературы. И конечно, ей приходится печатать его в Лондоне под псевдонимом… (Самый известный пример — писатель Жорж Санд, бывший женщиной). А в 1865 году в Лондоне умирает 70-летний физик Джеймс Берри. Каково же было удивление общества, когда выяснилось, что покойного звали…Миранда Стюарт. В 18 лет Миранда оканчивает медицинский колледж в Эдинбурге и намеревается объездить мир. Но общество того времени не оценило бы такой инициативы. И Миранда начинает заниматься медициной, выдавая себя за мужчину! Как ей, положившей свою жизнь на алтарь науки, жилось? Бог весть… Но именно «физик Джеймс Берри» отыскивает в Южной Африке растение, которое станет лекарством для лечения венерических заболеваний.

Ты знаешь о Каролине Гершель — выдающемся астрономе, в 1828 году получившей золотую медаль английского Королевского астрономического общества? То, что Каролина — женщина и работала вместе с братом Уильямом, сегодня, казалось бы, установленный факт. Но еще в начале ХХ века Каролина «числилась»…мужчиной. Каково было мое удивление, когда отыскав в журнале «Вокруг света» за 1913 год весьма пафосную статью, посвященную 175-летию со дня рождения Гершеля, я узнала, что Каролина — брат(!) Уильяма!!! Не хочется думать, что каких-то 90 лет назад мужчины были способны на такой подлог. Но факт остается фактом: сперва наши благоверные приписывали открытия женщин мужчинам, а затем делали само собой разумеющийся вывод о том, что наш мозг не создан для умственной работы.

Трудно понять логику мужчин, но то, что они упрямо не допускают возможности женских достижений во множестве областей знания — прискорбный факт, тянущийся из глубин веков и до нашего времени. Сотни лет если «вниманию собравшихся ученых мужей» и сообщалось об открытиях, сделанных женщинами, то только как пример абсурдности! Сурово отвергались и равные способности к познанию! Нельзя сказать, что столь «упертыми» были все мужчины. Но горе тому, кто нарушив «мужское братство», молвил доброе слово о женщине. Чего добился немецкий просветитель 23-летний Генрих фон Неттешейм, в 1509 году написавший труд «Величие и превосходство женщины», посвятив ее Маргарите Бургундской? Славы? Благодарности? Увы, только резкого недовольства собратьев-мужчин. Архиепископ Кельнский был возмущен: женщина — источник зла и всей мерзости на земле, сходящаяся с дьяволом, устраивающая шабаши, колдующая с кровью убитых младенцев, ведьма, источник похоти, толкающий мужчин на грех наделена даром духовности, разумом? Бедолаге фон Неттешейму не поздоровилось… А книга была издана лишь через 20 лет.

Даже явные успехи женщин в какой-либо «типично мужской» области упрямо толковались как исключения, лишь подтверждающие правило.

…Летом 1856 года в сыскное агентство Ната Пинкертона явилась Кейт Уорн и заявила, что пришла по объявлению о наборе детективов. Даму едва не спустили с лестницы, Пинкертон предложил ей заняться штопкой, а не поимкой преступников. «Женщина может проникнуть в места, закрытые для мужчин, стать подругой жены преступника! — убеждала девушка обхохотавшихся от такой наглости сотрудников-мужчин. — Женщины понимают психологические мотивы преступлений, на которые толкаем мы мужчин. Женщины подмечают детали, на которые не обратит внимания мужчина!» Пинкертон взял Кейт на работу «в качестве эксперимента». В короткое время девушка стала лучшим сыщиком бюро! Ей поручались ответственейшие задания. Она не боялась рисковать жизнью. Мастерски перевоплощалась из светской дамы в нищенку. Но несмотря на явное «открытие века»: женщины — отличные детективы! — лишь через 35 лет американским дамам позволили занимать должности следователей. И только спустя долгих 52 года появился официальный термин policewoman.(Смею напомнить, что в русском языке слово «милиционер» так и не приобрело женского рода)».

В середине лета Зенцов позвонил Юле с работы:

— Давай срочно загранпаспорт оформляй, повезу тебя отдыхать. Пусть сынуля воздухом подышит, фруктов свежих поест.

Юлька радостно заметалась по квартире, в первую очередь озаботившись не паспортом, а гардеробом. Вытащила старый купальник. Ужас! Резинка вытянулась, белая окантовка пожелтела. Не-ет, в этом ехать нельзя, срочно нужен новый.

Зенцов, вошедший вечером в темную прихожую, чуть не выронил из рук портфель: Юля стояла в проеме кухонной двери, оттопырив белую попу. В первый момент Зенцову показалось, что она — попа, голая. Но когда Юлия покрутила задом, он разглядел, на ней купальник с трусиками «танга», узенькой перепонкой уходящими в пышные красоты.

— Юлька, тебя или арестуют, или в гарем заберут.

— Лучше в гарем!

— Интерсно, сколько за тебя дадут? — стягивая мокасины, задумчиво начал прикидывать Зенцов. — Белая женщина…

— С зелеными глазами! — напомнила Юля.

— Точно! С зелеными глазами! Цена-то растет! Но… — Зенцов прищелкнул языком, — очень уж худая!

— Не худая, а стройная.

Это ты так считаешь. А пресыщенный араб будет сбивать цену.

— Надо меня срочно откармливать!

— Сейчас этим и займемся. Держи! Потихоньку!

Юля подхватила из рук Зенцова битком набитый отвисающий до пола пакет, и на всякий пожарный потащила его волоком.

В пакете соседствовали кульки орехов, коробочки киви, сушеные финики, курага и копченое сало.

Ассортимент продуктов выдавал глубокие знания Зенцова о сбалансированном питании беременной женщины.

— Орехи, говорят, надо обязательно. Чтоб молока побольше было, — разъяснил он.

— Какого молока? — засмеялась Юлька. — Двадцать недель еще только.

— Вот такого молока, — Зенцов стащил с Юлькиной груди чашечку купальника. — Вот счастливчик сынок, что ему достанется!..

Юля засмеялась от щекотки и вытрепыхнулась из зенцовских объятий.

— Поцелуй, кстати, произошел от младенческого сосания груди, — все еще рассчитывал продолжить тему ласк Зенцов.

— Не-ет! Это ошибочная теория, — проглотив наживку, вступила в беседу Юля.

— А какая же верная? — подозрительно легко согласился Зенцов, крепко сжав Юлю и вновь подвергнув проверке чашечки купальника.

Фланровать по пляжу в трусиках «танга» и в самом деле оказалось невозможно. Еще во время сбора под табло аэропорта, сотрудница турбюро строго настрого предостерегла выходить из гостиничного номера в мини-юбках, топах с открытыми плечами и прочих возбуждающих, ой, пардон, оскорбляющих нравственность правоверного араба, нарядах.

В самолете Юлю тошнило, а шагнув на трап она ощутила такой жар, что в глубине души пожалела о поездке. Увидев ее побледневшее, испуганное лицо, Зенцов расстроился.

— Устала? Может зря я все это затеял? — он подставил Юле руку. — Сейчас отдохнешь в гостинице.

— Еще чего! — возмутилась Юля. — В номере что ли лежать приехали?

Закатив чемодан в комнату и мельком осмотрев прохладный, как пещера, номер, Юля потащила Зенцова к морю.

Солнце все еще надрывалось осчастливить теплом всех и каждого. С наивностью северянки Юля пряталась от удушающей жары в морской глубине, не догадываясь о том, что всесильное светило с легкостью преодолевает водяную преграду, обдавая беспощадными лучами и водяное нутро.

Вечером у Юлю начался жар.

— Обгорела немного! — успокоила она Зенцова, который, удовлетворившись ответом, уснул сном пожарного.

Под утро Юле приснилось, что она нестерпимо хочет в туалет, но в какую бы уборную не заходила, везде была грязь, или оказывалось, что она — уборная, общая для мужчин и женщин, и сходить в ней совершенно невозможно. Проснувшись от нестерпимой рези в животе, Юля прошлепала в туалет. Встала, чтобы нажать рычаг смыва и с ужасом увидела завихрившийся алый водоворот.