— Швырнуть в судью чернильницу, — задумчиво повторил он. — Швырнуть чернильницу… А знаете, я почему-то подумал о вашем полтергейсте. О том, что он значил для викария.
— Ах это? — Патриция вопросительно подняла брови и усмехнулась. — Да, то еще было дело! Жаль, что вы при этом не присутствовали. Конечно, никто из нас никогда не считал вашего отца — простите за не совсем точное выражение — чокнутым… ну, может быть, за исключением моего отца, хотя мы все не поверили ни одному его слову, когда он рассказывал нам об этом американце, как там его зовут?…
— Спинелли?
— Он самый. Впрочем, еще хуже было то, что мы услышали сегодня утром… — Она задумчиво нахмурилась. — Что, кстати, кое о чем мне напоминает. Послушайте, нам же совсем не обязательно идти прямо к нам в дом, так ведь? Может, сначала лучше зайдем к Морганам и выпьем у них по коктейлю? Вы не…
Непреодолимая сила взаимного притяжения тут же безошибочно отразилась на их лицах: не успела она, заговорщицки хихикнув, закончить последнюю фразу, как они оба начали разворачиваться, чтобы пойти прямо в противоположном направлении.
— Сама не знаю, а, собственно, почему… — продолжила Патриция таким тоном, будто ей была ненавистна тема этого разговора, но закончить его она считала своей святой обязанностью. — Зачем, ну зачем, скажите, этому американцу Спинелли убивать нашего мистера Деппинга? Хотя… Он это все-таки сделал! Вообще-то он итальянец и, вполне возможно, даже член этой ужасной мафиозной банды «Черная рука», а они, как известно, творят бог знает что… Вам ведь, полагаю, все это не в новинку? Простите, я имела в виду различные уголовные дела…
— Вон как? — протянул Хью, который, как ни странно, уже начинал испытывать некое сожаление. Он хотел, очень хотел объяснить ей все до мельчайших подробностей, но по каким-то пока еще ему не совсем понятным причинам не мог.
— Странно, конечно, — повторила Патриция тоном, который безошибочно свидетельствовал о том, что она явно довольна логикой своих рассуждений. — Но, знаете, я была бы отчаянной лицемеркой, впрочем, как и большинство из нас, если бы вздумала убеждать вас, что искренне сожалею о смерти мистера Деппинга. То есть мне вообще-то, конечно, жаль, что с ним так получилось… хотя, с другой стороны, я искренне рада, что его все-таки поймали… ну, этого убийцу. И теперь он понесет заслуженное наказание… Но вообще-то было бы куда лучше, если бы он просто исчез отсюда. Раз и навсегда! — Она слегка поколебалась. — Если бы не Бетти, не те несколько раз, когда мы имели счастье ее видеть, думаю, мы бы все были против папы и мистера Берка и сказали бы им: «Послушайте, вышвырните же, наконец, этого придурка отсюда! Раз и навсегда!»
Она говорила с таким ядовитым чувством, что это даже начинало все больше и больше ставить Хью Донована в тупик.
— В общем-то да… Да, конечно же, — не совсем уверенно протянул он. — Но ведь самое интересное из всего, что мне приходилось видеть, заключается в том, что…
— В том, что?…
— В положении старины Деппинга. Ведь никто, практически никто не думал и не думает хоть как-либо вставать на его защиту! Когда он сюда приехал, его никто здесь не знал, затем со временем вы сами сделали его одним из своих. Ну и почему же он вдруг взял и оказался изгоем? Самым настоящим изгоем?! Что, скажите, что послужило причиной столь необычного изменения отношения к нему?
— Ах вот вы о чем! Понятно, понятно… А знаете, я сама не раз задавала себе тот же самый вопрос. За всем этим стоит мистер Берк. Это он все время побуждал моего отца говорить о мистере Деппинге именно в таком ключе, после чего папа с побагровевшим лицом начинал бормотать что-то не совсем внятное, типа: «Что-что?… да-да, конечно же!… Наш старый Деппинг вполне приличный парень? Хм… может, так оно и есть! Хотя… кто знает, кто знает!…» И тут же через ближайшую дверь пулей вылетал оттуда, где мы только что разговаривали, считая свою миссию полностью выполненной. Идея же всегда принадлежала мистеру Берку, хотя сам он никогда ничего подобного вслух не произносил.
— Мистер Берк? То есть вы хотите сказать…
— Да, вы правы. Подождите до встречи с ним, и сами увидите… Он невысокий, но коренастый, с мощными, широкими плечами, блестящей лысой головой и грубым, чуть хрипловатым голосом. Обычно имеет кислый-прекислый вид, а потом вдруг неизвестно почему начинает хихикать. Всегда одет в темно-коричневый костюм, я за все это время ни разу не видела его хоть в чем-нибудь другом, всегда с трубкой в зубах. И, кроме того… — Патриция почему-то печально вздохнула, — кроме того, он имеет весьма, знаете, дурную привычку вдруг закрывать один глаз, а вторым пристально смотреть на вас вдоль своей трубки. Совсем как в прицел пистолета… Ощущение, признаться, в высшей степени неприятное… — Она, чуть передернув плечами, тихо хихикнула. Впрочем, не без некоторого удовольствия. — Хотя если я в чем-либо насчет его и уверена на все сто процентов, то только в том, что он ненавидит говорить о книгах, не говоря уж о стихах, и может за один присест выпить неимоверное количество виски, при этом совершенно не меняя выражения лица!
Ее искренние слова произвели на Хью весьма сильное впечатление.
— Да, а знаете, Патриция, это действительно нечто новое. Мне всегда казалось, что любой, кто непосредственно связан с издательскими делами, должен иметь спускающиеся до самого низа щек седые бакенбарды, очки с толстенными линзами и вечно сосредоточенно-задумчивый вид. Как будто до смерти боится забыть про очередной литературный шедевр. Но вот Генри Морган… кстати, я уже встречался с ним. Так вот, судя по рекламным шедеврам на обложках его книг…
Она снова радостно захихикала:
— А что, по-моему, они совсем не плохие, вы не находите? Кстати, он всегда сам их все пишет. Не доверяет никому другому… Впрочем, мы ведь говорили о мистере Деппинге. Простите, о покойном мистере Деппинге. И вряд ли здесь дело было в деньгах, которых он унаследовал, полагаю, более чем достаточно. Нет, скорее в его сверхъестественной способности практически безошибочно угадывать, какие книги будут расходиться большими тиражами, а какие не очень… Таких, как он, в мире можно пересчитать по пальцам. Откуда у него этот бесценный дар — никому точно не известно, но он у него есть!… Вернее, был. Он всегда точно знал, что и как будет. Мистер Берк высказался о нем вслух только один раз, когда мы с Маделайн за что-то его ругали, а он пытался вздремнуть в кресле-качалке, прикрыв лицо газетой «Тайме». Устав от нашего не прекращавшегося воркования, он наконец-то сдвинул газету с лица и раздраженно сказал: «Да заткнитесь же вы, черт побери!» Затем, чуть помолчав, тихо, но со значением добавил: «Этот человек просто гений» — и… снова, но теперь уже по-настоящему уснул.
Они уже вышли на главную дорогу и теперь неторопливо шли под густыми деревьями, по обеим сторонам обрамлявшими ее вместе с высокими кустами боярышника. Уже у самых ворот дома до них отчетливо донеслось громкое жужжание электрического смесителя коктейлей и звонкий голос Моргана:
— Господи ты мой, да подожди, подожди, сейчас я расскажу о том, что было на самом деле! Расскажу так, как сделал бы это сам Джон Зед. Ну, для начала…
— О, привет, Хэнк! — перебила его Патриция. — Можно войти?… Спасибо, спасибо… Еще раз привет!
А на лужайке прямо перед самим зданием, окруженной высокой живой изгородью, можно было увидеть на редкость милую, поистине домашнюю сцену: Маделайн Морган, свернувшись калачиком, сидела в шезлонге под большим пляжным зонтом с выражением нетерпеливого ожидания на лице, поднося к своим губкам то одну руку с бокалом коктейля, то другую с дымящейся сигаретой, в то время как ее муж нетерпеливо расхаживал взад-вперед перед столом, то и дело останавливаясь, чтобы произвести очередную операцию с шейкером. Услышав приветствие Патриции, он резко к ней повернулся, внимательно посмотрел на нее поверх очков и явно одобрительным тоном произнес:
— Ха!… Входите, входите… Маделайн, принеси нам, пожалуйста, еще два бокала… Чем обязаны?
