— Ладно, потише. Хочешь — бухай, но не ори.

— Ну и буду бухать! А что здесь такого? Выезд есть выезд, Питер есть Питер. Трезвым здесь быть западло.

На желтом облезлом заборе — большая афиша концерта Добрынина.

— Интересно, кто на такое говно еще ходит? — говорю я.

— Дофига кто, — отвечает Валя. — Те, кому пятьдесят или около того. Они другой музыки никогда не слышали — кроме Добрынина и Магомаева…

— Не, на Муслима ты не гони, — говорит Курт. — Он в шестидесятые годы такие твисты бомбил. Не зря Летов говорит, что слушает эстраду шестидесятых…

— Давайте ему глаза выколем, — предлагает Алина.

— А есть чем? — спрашивает Курт.

— Ручкой обычной хотя бы.

Выходим на Невский.

— Кто-нибудь знает, как идти? — спрашиваю я.

— А какой адрес? — отзывается Алина. — Я здесь была много раз, центр более-менее знаю.

— Московский проспект, 10–12. Метро Сенная площадь.

— Короче, нам до Набережной Фонтанки, потом налево. Можно, конечно, и на метро, но зачем? Времени ведь еще дофига, да?

— Времени еще доху-у-у-я-а! — орет Клык.

Он вытаскивает из кармана «чекушку», допивает, ставит бутылку на тротуар.

Подходим к набережной Фонтанки. Впереди Клык грузит Леху:

— Не, Питер — заебись. Классный город — мне нравится, охуеть. Взял бы и переехал. Только мне тогда что, за «Зенит» фанатеть? Не, за «Зенит» фанатеть я не буду. А еще мне нравится, что ментов здесь мало — меньше намного, чем у нас. И черножопых тоже. В Москве иду по району — одни только эти, а в Питере — не особо. Может, здесь, типа, климат хуевый, холодно им…

Клык останавливается.

— Надо, короче, поссать в Неву.

— Это не Нева, — говорит Леха. — Это — Фонтанка.

— Что Нева, что Фонтанка — один хуй, — говорит Клык, расстегивает джинсы и просовывает член в решетку набережной.

Я и Валя проходим мимо, остальные все уже впереди.

— Заберут идиота в милицию, — говорит Валя.

— Не заберут. К сожалению. — Я усмехаюсь. — Он прав — здесь ментов действительно мало.

Леха ведет Клыка, держа за руку — его развезло. Влад тащит Лехины тарелки. Клык останавливается, достает сигареты, сует одну в рот, ищет зажигалку, находит, щелкает. Он водит зажигалкой перед носом, пытаясь зажечь сигарету.

— Ну у тебя и друг, — говорит Валя. — Знала бы — не поехала бы…

— Он не друг, а просто приятель. И ехать он сам напросился, я не звал его. Если бы знал — точно не взял бы.

— Александр, подойди, пожалуйста! — кричит Леха. — Тут пиплы пообщаться хотят.

Я оборачиваюсь. Два крепких паренька лет по двадцать разговаривают с Клыком и Лехой. Я иду к ним.

— …Приезжаете, бля, из своей Москвы и засераете наш город, — говорит один из парней. — Ну-ка покажите документы. Мы в милиции работаем — счас заберем вас…

— А вы сами не покажете документы? — спрашиваю я.

— А ты что, тоже с ними?

— Да, мы все вместе.

— Ладно, забирайте его и валите. Но еще раз увидим — будут проблемы.

Рядом с клубом — овощной рынок. Черноволосые смуглые парни таскают по лужам ящики с яблоками и бананами. На грязном снегу валяются капустные листья и раздавленные помидоры. У входа в клуб несколько человек пьют пиво. Курт, Алина и Влад стоят чуть в стороне.

— Что, закрыто? — спрашиваю я.

Курт кивает.

— Ну, наверно, пора похмелиться, — говорю я и достаю из рюкзака портвейн.

Курт срывает пробку ключом. Валя пьет первой, потом Алина, после нее — я. Внутри резко теплеет, бодун отступает.

До начала концерта — десять минут. В клубе — человек двадцать пять, не больше. Серый, организатор концерта, говорит Курту и мне:

— Короче, получилась херня. В том смысле, что концерт начинается в восемь — так на афишах. А в реале начать придется в семь. А то не все успеют сыграть.

— А можно тогда, чтобы мы — не первые? — спрашиваю я.

— Нельзя, парни. Я реально говорю. Сами поймите — здесь никто вас не знает. Придется рубиться сначала. Я это Курту сразу сказал. Я никого не кидаю, стараюсь все честно…

— Это была наша последняя песня, — говорю я в микрофон. — Группа «Угроза жизни» из Москвы…

Раздаются жидкие хлопки — это стоящие перед сценой Валя, Алина, Клык и Влад. Остальной публике — ее сейчас в клубе человек пятьдесят — до нас дела нет. Народ общается, попивая пиво у стойки бара.

— Не, заебись вы дали, — говорит Клык. — Показали этим питерцам, да? Дали просраться… Вот что значит — приехали простые московские парни…

Я не отвечаю.

— Будем слушать остальные группы? — спрашивает Валя.

Я кручу головой.

— На фиг. Нас не слушали — и мы не будем. Лучше по Питеру пошататься.

— Как хочешь. Я бы еще осталась… Надо только от твоего приятеля отделаться. — Она кивает головой в сторону Клыка. Он базарит с двумя парнями, они кивают, улыбаются. — Не хочу, чтобы он с нами ходил.

— Отделаемся, не бойся. Он пока вроде здесь остается. Билет на поезд — у него, дорогу на вокзал найдет.

На улице — сумерки. Грузчики овощного рынка исчезли. Капустных листьев и раздавленных помидоров стало больше. Грязь под ногами начинает подмерзать.

— Сколько у нас до поезда? — спрашивает Курт.

Я отвечаю:

— Около трех часов.

— Тогда мы с Алей смотаемся в одно место, здесь у нас знакомый живет… С утра дозвониться пытаюсь — не берет трубу. Но это почти рядом, две станции метро. Значит, встретимся на вокзале…

— Где?

— Вокзал — такой же, как в Москве. Значит, в начале, у входа.

— Ладно, договорились. Пока.

— Пока.

Курт и Алина идут к метро. Мы стоим на площади. Люди тусуются у кафе и магазинов.

— Что будем делать? — спрашивает Валя. — Может, зайти куда-нибудь, выпить чаю?

— Пошли, — говорю я. — Вон такое кафе, как мы утром были.

Сидим в «Кошкином доме», пьем чай. Влад и Валя жуют блины. Я есть не хочу, никогда не ем после концертов.

Влад, прожевав, говорит:

— Питер — бедный город. Это сразу заметно: люди гораздо беднее одеты, чем в Москве. И сам город в таком состоянии — сколько обшарпанных, облезлых домов. И никто их не реставрирует… Правильно говорят: все деньги — в Москве.

— Ну и хер на деньги, — говорю я. — Зато обстановка какая, атмосфера… Ощущение здесь совсем другое…

— И вообще, Питер — культурный город, интеллигентный. Не то, что жлобская эта Москва, — помогает мне Валя.

— Ну вот, давайте сразу все обсерать. Москва у вас жлобская, Питер — интеллигентный… Москва тоже разная, и люди там разные живут. Но я четко вижу, что Питеру до Москвы далеко. Несмотря на всю культуру, это сейчас — провинция, и надо смотреть правде в глаза.

— Ладно, хорошо, посмотрим в глаза, — говорю я. — Ну а ты, Леха, что ты нам скажешь?

Леха смотрит по очереди на всех на нас, улыбается, убирает волосы с глаз.

— А ничего я, пиплы, насчет этого не скажу. Мне и в Москве не то, чтобы сильно плохо, и в Питере тоже нормально.

— Главное — внутренняя гармония? — спрашивает Валя.

— Вот-вот, именно так. Золотые слова.

— Че это вы меня кинули в этом сраном клубе, а? — орет Клык. — Он стоит у вагона, курит. В руке — бутылка пива «Невское». Чуть в стороне курят Курт и Алина.

— Ты же там, вроде, друзей нашел, — говорю я. — С кем-то затусовался…

— Таких друзей — за жопу и в музей. Вы че, какие друзья? Так перетер с кентами немного, потом выпили по три капли, и я пошел вас искать. Три раза этот ебаный клуб облазил — и бесполезно, вы уже уебали.

— Ты б позвонил, — говорит Алина.

— Как я вам позвоню? Мой сотовый разрядился.

Плацкартный вагон. Мы занимаем четыре полки у туалета, две боковые напротив и одну в следующем отсеке — она достается Клыку. Напротив него — невысокий парень в черном свитере. Клык сразу же жмет парню руку — знакомится.