— Какие, на хер, правила игры? Надо делать все искренне, то, что хочется делать, а не то, что модно. Сегодня модно одно, завтра — другое. Ну и что с того?
— Это все пустые базары. Так говорят те, кто не смог пробиться.
— А у меня нет цели, пробиться.
— А какая у тебя цель?
— Просто играть, делать музыку. Говорить про те вещи, которые меня волнуют.
— Зрителю это по херу, ты пойми. Возьми любую группу. Разве зрителя волнует, о чем песня? Возьми «Король и шут». У них тексты — говно, тупые страшилки. Но их слушают, тысячи людей. Может, даже десятки тысяч. Или возьми «Гражданскую оборону». Кто там слушает тексты? Сотня человек, которые, типа, интеллектуалы, да?
Я мелкими глотками допиваю пиво. К остановке подъезжает троллейбус. Я спрашиваю:
— Проедем остановку до метро?
— Ну, давай.
Мы хватаем гитары и бежим к троллейбусу.
Иду по переходу с кольцевой на «зеленую». Какой-то урод в белой рубашке, с бабочкой дрочит на скрипке «Ласковый май» — дебильнейший хит «Белые розы». Время от времени он выдрючивается, делает «вариации». В его «мыльнице» играет подложка — ударные и клавишный ритм. Я бы скорей дал ему денег, чтобы он не играл.
Через пять метров — мужик с отпечатанной на принтере бумажкой: «аттестаты, дипломы». Еще дальше — старуха-нищая в черном платке и очках на резинке. Я бросаю ей два рубля, но не верю, что деньги ей как-то помогут. Скорее всего, достанутся мелкому криминалу, который заведует этим «бизнесом», в лучшем случае — детям и внукам, которым западло работать самим.
На платформе обнимаются два пьяных мужика. Один говорит:
— Не, я Россию люблю — пиздец. Я чувствую, жопой чувствую, что если начнется заваруха, то я первый возьму автомат…
— Хуй ты что возьмешь, — отвечает второй. — Знаю тебя, ты только пиздеть умеешь.
* * *
До конца репетиции — десять минут. Мы прогнали программу не меньше трех раз и сейчас просто балдеем. Я играю всякие соло, а Леха и Глеб пытаются «джемовать».
— Ну, что это за ритм? — орет Глеб. — Разве в блюзе так по «рабочему» бьют?
Открывается обитая войлоком дверь, заходит хозяин «базы» Иван. Он маленький, коротко стриженный, в больших очках в металлической оправе.
— Извиняюсь, что отвлекаю. Есть одна тема…
Леха и Глеб затихают.
— Короче, мы задумали сделать продюсерский центр. Вы у нас, в общем, давно уже репетируете, слышал вас краем уха — может, возьмем вас к себе.
— И что это будет за продюсерский центр? — спрашивает Глеб.
— Задача — делать из вас звезд российской эстрады. Попса вся уже уходит, ее скоро слушать не будут. Русский рок — тоже, короче, в конце. А вот тяжелая музыка, альтернатива, панк, ска-панк — это все наоборот на подъеме. Так что, можно попробовать. Мы в воскресенье делаем прослушивание. Правда, за это придется платить, как за репетицию, но мы постараемся подогнать людей — с радио там, со студий, — чтоб послушали вас. Кого выберем, будем работать. Золотых гор не обещаю, но… Короче, решайте сами.
— Нет, спасибо, нам это не надо, — говорю я.
— Ладно, хозяин-барин. Ну, у вас есть еще время. Не буду мешать.
Иван выходит.
Глеб удивленно смотрит на меня.
— Ты что, охуел, Санек? Такая возможность для продвижения… Я вообще и не понял, что тебе не понравилось…
— Как это — что? Мне как-то не хочется становиться звездой российской эстрады…
— Ну, это он так, пошутил…
— Лучше бы он сказал — звезд советской эстрады, — говорит Леха. — Так красивее.
— При чем тут — российской, советской? — кричит Глеб. — Какая, на хуй, разница? Пацан предлагал реальную засветку…
Я молча выключаю усилитель, начинаю собираться.
Выпрыгиваю из троллейбуса, иду к дому. У углового магазина к решетке привязана овчарка. Рядом два тинэйджера пьют пиво. Звякает телефон: пришла «эсэмэска»:
«Ищите нового басиста. Я больше в группе не играю. Глеб».
* * *
Выхожу из лифта. На площадке у мусоропровода курит чувак из сто двадцать шестой. Я киваю ему. Он говорит:
— Привет.
Отмыкаю ключом дверь, захожу, заглядываю в комнату. В ней накрыт стол, за ним — мамины гости: Кустов с женой и тетя Лена с мужем. Кустов и мама работали вместе в школе, а тетя Лена — мамина коллега по турфирме. Темно-зеленые плотные шторы на окне задернуты. По телевизору идет без звука фильм, похоже — американский. Верхний свет выключен, горят только лампы-подсветки из «ИКЕА».
— Здравствуйте, — говорю я.
Все кивают, улыбаются. На столе — две бутылки вина и бутылка коньяка, салаты в салатницах и блюдо с запеченной рыбой.
— Саша пришел с репетиции, — говорит мама. — Помой руки и садись с нами, поужинаешь.
— Как музыкальные дела? — спрашивает Николай, муж тети Лены.
— Так, потихоньку.
— А что за музыку вы играете?
— Панк-рок.
— Это хорошо. Хорошо, что не попсу. А то попса сейчас везде — от культуры до политики, разве нет?
— Да, хорошая мысль, — говорит Кустов. — Точная.
— И что характерно — раньше никаких успехов в поп-музыке у нас не было, а сейчас, когда началось это нашествие попсы на все сферы жизни, группа «Тату» вдруг стала популярной во всем мире…
Мама кладет мне салата из капусты и кусок рыбы. Кустов подносит бутылку красного вина.
— Выпьешь винца?
— Да, конечно.
Он наливает мне полный бокал.
— Значит… — Николай поднимает бокал. — Давайте выпьем за успех Сашиной музыки. Чтобы у тебя, дорогой, все получилось…
Мы чокаемся. Я отпиваю немного и ставлю бокал. По-моему, никто из них, даже мама, не врубается в мою музыку, но я этого и не жду.
— Знаете, я так устала от московской зимы, просто сил нет, — говорит тетя Лена, жуя салат. Между зубов застрял зеленый огрызок. — Мы с Колей в марте поедем в Египет — надо отдохнуть от всего этого. Мне девчонки уже подобрали отель. Хорошая такая «четверка», тянет и на все пять. Четыре с половиной, короче. И даты — с четырнадцатого по двадцатое, чтобы до начала весенних каникул. Тогда и цены поменьше, и поспокойнее…
— А мы уже летом поедем — всей семьей, с детьми, — говорит Кустов. — Пока, правда, не знаю, куда. Турция как-то надоела. Кто-то ездит туда постоянно, говорит, что им нравится. А мы… Ну, съездили раз, а теперь хочется нового…
— Съездите в Грецию, — говорит тетя Лена. — Интереснейшая страна. И отдохнуть, и впечатления получить…
— Да, спасибо, Леночка. Хорошая идея, — говорит тетя Аня, жена Кустова. — На Кипре мы были, а вот в Греции еще не были.
— Надо поторопиться, — говорит Николай. — А то скоро уже не до этого будет…
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает тетя Аня.
— Закроют границы — и все. Страна неуклонно сползает в «совок». Независимые телеканалы закрыли, подбираются и к газетам, на олигархов наезжают…
— Я в чем-то согласен с тобой, — говорит Кустов. — Но до конца твой пессимизм не разделяю. Есть еще шансы на то, что все образуется. Кагэбэшники у власти долго не удержатся.
— Посмотрим, посмотрим. По-моему, их позиции на сегодня сильны, как никогда. Одна надежда на объединенную оппозицию. А ты что думаешь, Александр? Объединятся демократы или нет?
— Никто ни с кем объединяться не будет. Все это — пустой разговор. Каждый тянет одеяло на себя.
— Устами младенца… — начинает Николай. Его прерывает жена:
— Скажешь тоже — младенца. Саша может и обидеться. А рассуждает ведь очень разумно. Демократы уже много раз показали свою неспособность к конкретным делам…
— Но при этом новой силы, способной занять их место, на политическом небосклоне, так сказать, не появилось пока, и поэтому…
Я больше не слушаю, жую рыбу. Слушать этот треп неинтересно. Они ведут эти разговоры уже года три, все время одно и то же.
* * *
Двери лифта раздвигаются. Я выхожу, переступая лужу собачьей мочи. У почтовых ящиков стоит Вера Федоровна с двенадцатого этажа. Дрожащими руками она открывает свой ящик, вытаскивает бесплатную газету «Округа». Я здороваюсь с ней одними губами, жму на кнопку кодовой двери.