Уоррен присвистнул.

— Ничего себе! Кайл? Вот так номер! — Молодой дипломат с силой треснул кулаком по переборке. — Господи! Ведь этот Кайл — один из подозреваемых! Да, да! Теперь мне все ясно! Наш вор переоделся в него…

Морган с трудом утихомирил расходившегося Уоррена. Тот был уже, несомненно, убежден в том, что вор и любитель бить людей дубинкой по голове не мог прикинуться никем иным, кроме как известным врачом с Харли-стрит. Логика у него была железная: чем более респектабельно выглядит человек, тем вероятнее, что на самом деле он подлый убийца. В подтверждение Уоррен привел примеры из избранных сочинений Генри Моргана, в которых преступниками оказывались (соответственно) адмирал, садовник, разводящий розы, инвалид и архидиакон. Пегги возразила, что такое случается только в детективных романах, однако Морган встал на сторону Уоррена.

— Тут-то вы и ошибаетесь, старушка, — заявил он. — Именно в реальной жизни воры и убийцы сплошь и рядом рядятся в платье почтенных граждан. Только вы видите их не в том месте — на скамье подсудимых. Для вас он — убийца, а для соседей — почтенный прихожанин, живущий в доме номер 13 по Лабернэм-Гроув. Вспомните самых известных преступников нашего века, и окажется, что почти все они пользовались особым уважением у приходского священника. Констанс Кент, доктор Причард, Кристина Эдмундс, доктор Лэмсон, доктор Криппен…

— И почти все — доктора! — вскричал Уоррен, на которого словно снизошло вдохновение. Он мрачно покачал головой, словно сокрушаясь неискоренимой тяге медиков к душегубству. — Видите, Пегги? Хэнк прав.

— Не будьте ослом, — посоветовал Морган. — Прекратите считать доктора Кайла вором, ясно? Он — очень известная фигура… Кстати, выкиньте из головы нелепую мысль, будто кто-то в состоянии изображать Кайла, в то время как настоящий доктор мертв. Злоумышленник еще может выдать себя за человека, который редко появляется в обществе, но с такой известной личностью, как знаменитый врач-психиатр, номер не пройдет… Продолжайте, Пегги. Скажите, кто занимает 51-ю каюту, и на этом закончим лирику, займемся делом.

Она наморщила лоб:

— Нашла… Знаете, как странно? В каюте номер 51 живут мистер и миссис Лесли Перригор. Вот это да!

— Что же здесь странного? Кто они такие?

— Помните, я рассказывала об очень-очень умном высоколобом критике, который тоже плывет в Европу на нашем корабле? Он написал кучу восторженных статей о гениальности дяди Жюля. Я очень хочу, чтобы завтрашнее представление состоялось — не только ради детишек, которые хотят посмотреть битву рыцарей с маврами, но и ради него!

— А! Так это и есть Перригор?

— Да. И он, и его жена — большие эстеты. Он сочиняет заумные стихи — знаете, такие, которые невозможно понять, в основном о душе, которая похожа на сломанные перила и все такое. Еще он возомнил себя театральным критиком, хотя в его статьях смысла не больше, чем в стихах. Во всяком случае, я их не понимаю. Но сам Перригор считает, что настоящими драматургами можно назвать только французов. Утверждает, что дядя Жюль — единственный классик со времен Мольера. Может, он вам попадался на глаза? Такой высокий, худой тип с зализанными светлыми волосами, а его жена ходит с моноклем. — Пегги хихикнула. — Они каждое утро делают по двести кругов по верхней палубе и никогда не разговаривают друг с другом. Представляете?

Морган хмыкнул, припомнив вчерашний обед.

— О да. Но я понятия не имел, что вы с ними знакомы. Если этот тип написал кучу хвалебных статей про вашего дядю…

— Да не знакома я с ними. — Пегги изумленно раскрыла глаза. — Видите ли, они англичане. Англичане могут посвятить вам целые тома, подробно обсудить все ваши сильные и слабые стороны, однако даже не поздороваются с вами, пока не будут должным образом представлены.

Весь разговор велся через голову доброго капитана Валвика, который все больше беспокоился и издавал из-под усов такие звуки, словно пытался пробиться через запертую дверь.

— Я раслил виски, — наконец снизошел он. — А фы толейте сотовой. Мы решили, шшто путем телать? Мешту прочим, пора и спать.

— Я скажу вам, что мы сделаем, — проговорил с жаром Уоррен, — надо в общих чертах набросать план сражения. Завтра утром прочешем корабль в поисках девушки, которая разыграла тут обморок. Она — единственная ниточка, какая у нас есть, и мы будем искать ее так же рьяно, как Уистлер — изумруды. То есть… — Он резко обернулся: — Хэнк, объясните, пожалуйста. Когда вы высказывали ваше предположение, вы просто хотели нас напугать или говорили серьезно?

Очевидно, этот вопрос все время вертелся у него в подсознании, но ему не хотелось думать об этом. Уоррен стиснул руки. Наступило молчание. Пегги отложила в сторону список пассажиров и тоже посмотрела на Моргана.

— Шшто са претполошение? — спросил капитан Валвик.

— Странная вещь, — отозвался Морган. — Нам не хочется, чтобы наш забавный фарс обернулся чем-то другим… Но зачем, по-вашему, перестелили белье и поменяли полотенце?

— Сдаемся, — спокойно сказал Уоррен. — Так зачем?

— Затем, что после… после того, как мы видели девушку: там могло быть еще больше крови. А теперь помолчите.

Наступила тишина. Морган слышал, как воздух со свистом вырывается из ноздрей капитана Валвика. Уоррен вскочил с места; мгновение он рассматривал койку, а затем начал в бешенстве расшвыривать простыни.

Каюта легонько заскрипела…

— Возможно, вы ошибаетесь, — произнес Уоррен, — и я надеюсь, что вы ошибаетесь. Не верю, что такое возможно. Вряд ли! Подушка… пододеяльник… одеяло… простыня… Все в порядке. Смотрите. — Он схватил белье в охапку. Ну и странный был у него вид в тот момент — волосы всклокочены, рукава рубашки подвернуты; коричневое одеяло и ворох белья почти закрывали его. — Посмотрите, черт вас возьми! Все в порядке! Чем вы пытаетесь нас запугать? Смотрите, вот простыня… Погодите-ка!

— Снимите ее, — приказал Морган, — и осмотрите матрас. Мне не меньше вашего хочется, чтобы я оказался не прав.

Пегги бросила беглый взгляд на койку и тут же отвернулась; лицо у нее побелело. Морган подошел к Уоррену и Валвику. К горлу у него снова подступил ком. Нижнее одеяло было аккуратно расправлено; однако кровь успела туда просочиться. Сдернув одеяло, они увидели, что бело-голубые полоски матраса почти неразличимы под огромным коричневым пятном.

— Неужели это… — Морган сделал глубокую затяжку. — Это…

— О та. Это кровь, — констатировал капитан Валвик.

Стало так тихо, что Моргану показалось, будто он услышит даже отсюда, как бьют склянки. Теперь корабль шел почти ровно, лишь снизу, из машинного отделения, доносилось мерное урчание мотора, да слегка дрожали стеклянные стаканы. Морган представил себе, как девушка с бледным лицом и классическими чертами лежит без сознания; над нею горит тусклый ночник. И тут открывается дверь, кто-то входит…

— Но что с ней случилось? Где она сейчас? — тихо спросил Уоррен. — Кстати… — опомнился он, — от удара дубинкой столько крови не бывает…

— Да и зачем ему вообще убивать ее? — задала вопрос Пегги, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. — Просто нелепость! Ни за что не поверю! Вы меня пугаете! И… и потом, откуда он добыл чистое постельное белье? Где она и зачем… Да нет, вы ведь просто пугаете меня, да?

— Спокойно, детка! — Уоррен, не сводя взгляда с койки, крепко сжал ее руку. — Не знаю, зачем он это сделал и на что рассчитывал, когда перестилал постель. Но лучше все снова застелить.

Осторожно поместив трубку на край дрожащего умывальника, Морган подавил отвращение и склонился над койкой. Пятна крови были еще влажные; он старался не прикасаться к ним. Морган был напряжен, словно натянутая струна, но мозг его работал четко, как часы; такое бывает по утрам, сразу после пробуждения, когда все чувства еще притуплены… Он почти не удивился, когда услышал, как между матрасом и переборкой что-то звякнуло. Обмотав руку уголком простыни, Морган пошарил на полу…

— Лучше не смотрите сюда, старушка, — предупредил он после паузы. — Красивого тут мало.