– Вы же сказали, что она просила составить гороскоп…

– Не гороскоп, а натальную карту.

– Один черт! Что она просила составить эту филькину грамоту не на себя, а на кого-то другого?

– Да. Но этот человек был ей близок. И Маргарита не скрывала, что ее заинтересованность в будущем этого человека основывается на том, что в дальнейшем она хочет связать с ним свою судьбу. Поэтому я рассчитала, что опасность для ее знакомого может означать опасность и для нее самой.

– И, как вижу, не ошиблись, – Бугаец кивнул в сторону зала, где прибывшие эксперты заканчивали исследовать тела и саму комнату. – Обоих и шлепнули.

– Вот здесь вы ошибаетесь, – все так же мирно заметила Ада.

– Что?!

– Я сказала, что вы поторопились с выводами. Мужчина, которого мы нашли рядом с Ритой, – не тот человек, ради которого она приходила ко мне.

– Вот как? Почему же?

– Потому что этому человеку на вид уже хорошо за сорок. А человек, интересовавший Маргариту, родился девятого марта 1976 года.

– М-да, – Бугаец с раздражением постучал по столу концом карандаша. – Будем считать, что предварительный допрос закончен. Пока только предварительный. Распишитесь… И вы свободны.

«И глаза бы мои тебя больше не видели», – читалось на его лице недосказанное.

Я едва успела вслед за Адой поставить свою подпись в протоколе, как в кухню ворвался по-прежнему возбужденный капитан:

– Эти… Чечеткины… никакого Деда Мороза они к себе не вызывали! Вот! Он к ним вообще не заходил! И к другим соседям тоже – я обежал всех! Но он тут был, точно был! И ушел через чердак! Там люк открыт на крышу. И вот! На чердаке и нашел – за антенну зацепилось!

В руке у него был заблестевший в электрическом свете клок белой синтетической бороды.

После этого Бугаец поспешил выставить нас из квартиры вон. Да мне и самой не больно-то хотелось там оставаться.

Я вернулась на свое место – в «стакан» консьержки, а Ада, словно это подразумевалось само собой, последовала за мной.

– Как страшно это все, – сказала я задумчиво. Больше самой себе, чем Аде.

Но она кивнула мне, аккуратно укладывая шубу, которую несла в руке, на край диванчика.

Я продолжила, медленно и раздумчиво, не в силах заставить себя оторваться от всей этой истории:

– Получается не только страшная, но и в высшей степени странная картина: некто убивает девушку (заметьте, убивает вовсе не из пистолета!) – представительницу древнейшей профессии, хотя это еще ничем не доказано, и ее любовника, причем последнего он угощает выстрелом именно из огнестрельного оружия. Допустим, это еще куда ни шло. Но этот же убийца зачем-то уносит с собой верхнюю одежду убитого мужчины – всю, без остатка! – а потом подбрасывает под дверь соседям грудного ребенка и пистолет, из которого стрелял…

Ада внимательно выслушала меня и спросила, склонив голову набок:

– Зоя Яковлевна, а что, Рита Чечеткина действительно была… проституткой?

– Не могу в это поверить, – сказала я то, что давно жгло мне сердце. – Такая приветливая, приятная девушка.

– Ну, девица легкого поведения – это не всегда вульгарная, грубая и размалеванная халда. К ней же приходило много мужчин?

– Да, – нехотя призналась я. – Гости в эту квартиру приходили постоянно. И все мужчины.

Я ждала, что при этих моих словах Ада как-то удовлетворенно кивнет или каким-либо иным способом поставит точку на этом вопросе, но она только нахмурилась:

– И все равно, это странно. Маргарита родилась под знаком Весов. Помните, дворник, то есть бывший дворник, Таратута сказал, что ей исполнилось двадцать лет в конце октября? Конец октября – это может быть и Весы, и Скорпион, но две дорогие чашки из китайского фарфора, обнаруженные нами в бедно в общем-то обставленной квартире, указывают именно на Весы, которым свойственно интуитивное эстетическое понимание красоты. Будучи равнодушными к уюту и комфорту в целом, не обладая склонностью к ведению хозяйства, люди этого знака отождествляют себя с понятиями элегантности и изящества. Если дама-Весы живет одна, она не будет готовить себе обед, ограничившись бутербродом и чашечкой кофе, но зато красиво сервирует стол на одну персону. Она может жить в бедности, но обязательно будет иметь в личном употреблении хотя бы одну-две дорогие и действительно изящные вещицы. Кроме того, Весы пойдут на все, чтобы избежать контакта с людьми, которые оскорбляют законы этики и хорошего вкуса. Вывод: нет, проституция никак не укладывается в характеристику этого знака.

– Но мужчины…

– Они не обязательно приходили к Маргарите с этой целью.

Мы замолчали. Телевизор доносил до нас приглушенные звуки концерта, который уже почти заканчивался.

Заканчивалась и эта новогодняя ночь.

Вернувшись с дежурства, я первым делом разбудила младшего сына – хоть и первое января, и праздник, но у него сессия, пусть сидит и готовится к экзаменам. А перед тем, кстати сказать, отвезет меня в одно место.

Я включила на полную мощность радио на кухне. По этому радио пел, нет! – блеял во все свое луженое горло какой-то певец из новомодных. Голос у него был такой пронзительно-гнусавый, что Сашку от него не спасал даже тройной слой одеяла, который он со стоном намотал себе на голову.

– Сын! Подъем! – я стояла у кровати и сдирала с него это одеяло. – Сессию проспишь, из института исключат, профессии не получишь, побираться пойдешь!

– Мммммм… – донесся до меня глухой стон из-под одеяла.

– Давай-давай! – не уставала я его тормошить.

В конце концов, сыну пришлось-таки подняться. Он сел на кровати, отчаянно зевая. Настроение у него было самое что ни на есть похоронное.

– Всего три часа и поспал, – пожаловался он.

Новый год Сашка встречал в кругу своих студенческих товарищей.

– Поучишь немножко, позавтракаешь, принесешь пользу себе и обществу, потом снова ляжешь поспишь. А перед этим отвезешь меня кое-куда.

– Куда?

– Вставай и умывайся!

– Вот скажи мне, – проворчал он, со стуком захлопывая челюсть после очередного зевка, – ну куда ты пойдешь в такую рань? Да еще после дежурства! Куда ты сейчас меня потащишь?

– На помойку.

– Что?!

– Я говорю, что ты должен отвезти меня на помойку! – прокричала я ему уже из кухни.

Остатки сна слетели с Сашки в два счета.

– Родного сына – на помойку?!

– Именно!

– А ты не поторопилась? Я еще на что-то гожусь!

– Вот именно поэтому!

Он выкатился из комнаты и остановился на пороге кухни с таким оскорбленным и одновременно вопросительным видом, что я на время прекратила сторожить сковородку с дежурной утренней яичницей:

– Детка, когда ты умоешься и приведешь себя в порядок, я все тебе объясню…

После того как сыном была исполнена моя несложная просьба, я в нескольких словах рассказала ему о том, что произошло этой ночью. Конечно, мне бы ничего не стоило оставить мальчика в полном неведении относительно ужасных событий, но таково уж было мое правило – быть с детьми честной. Это всегда приносит плоды: старшая дочь, которая давно уже жила от нас отдельно, со своей семьей, до сих пор видит во мне лучшую советчицу по поводу любых жизненных перипетий.

Рассказ о двух убитых потряс Сашкино воображение. Что не помешало ему, впрочем, уплетать завтрак за обе щеки.

– Понимаешь, – говорила я через полчаса, пододвигая ему чашку с кофе и забирая пустую тарелку, – все это время мне не дает покоя одна загадка.

– Которая из всех?

– Загадка исчезнувшей одежды этого убитого вместе с Ритой мужика. Я прекрасно помню, что на нем были пальто, кашне, под пальто что-то вроде свитера и так далее. Спрашивается: куда это все делось? Первой приходит в голову, конечно, версия о том, что одежду забрал убийца. Отсюда плавно вытекает второй вопрос – зачем?

– Ну и?

– Думаю, затем, чтобы убитого долго не могли опознать. Но! Тащить на себе большой тюк чужих вещей – глупо, да к тому же и подозрительно. Но в нашем случае похищенную одежду убийца, загримированный под Деда Мороза, сложил в свой мешок и унес. И, появившись на улице с мешком за спиной, в своем маскараде не вызвал ни у кого подозрений.