Расправив плечи и решительным жестом водрузив на голову шелковый цилиндр, полковник Хендерсон в сопровождении Кита направился к парадным дверям, в которых они столкнулись с Нигелом Сигрейвом, входившим в отель.
Для человека, который сравнительно недавно был на грани смерти от лихорадки и истощения, Нигел довольно быстро обрел свою привычную форму. Крепкий и здоровый, с копной светло-каштановых волос и густыми усами, он отлично выглядел, хотя и несколько прихрамывал. Но какая-то тревожная мысль явно омрачала его настроение. Сомнение, нерешительность... что это могло быть?
Нигел раскланялся с полковником Хендерсоном, когда тот проходил мимо него; затем схватил Кита за руку и буквально втащил за собой в малый зал.
– Прости, старина! – выпалил он. – Я дважды и трижды чертовски виноват, но ничего не мог сделать.
– Чего ты не мог сделать?
– Сегодня вечером празднество не состоится. Мы с Мюриэль должны отбыть на природу и вернемся только в воскресенье вечером. Поезд отходит в 7.30 с вокзала Чаринг-Кросс, Мюриэль уже ждет в кебе. Все было обговорено уже несколько недель назад, но я забыл. Начисто забыл! А с родителями Мюриэль необходимо обращаться так, словно они в прямом родстве со Святым семейством, – так что мне было не выкрутиться. Кит, черт бы меня побрал, как мне заслужить у тебя прощение?
– Тем, что все забудешь.
– То есть?
– Нигел, ради бога! Неужели ты кипишь, как примус, лишь потому, что мы не сможем немедленно осмотреть твой новый дом, а затем, когда я осмотрю его сверху донизу, сесть и выпить, как в старые добрые времена?
Нигел швырнул шляпу и перчатки на стол и расстегнул пальто. Хотя рядом никого не было, он понизил голос:
– Нет, ничего подобного! Разве я не говорил, что должен посоветоваться с тобой по делу большой важности?
– Я к твоим услугам. Валяй, советуйся.
– Сейчас, Кит? – в ужасе переспросил друг. – Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Движение на улицах такое, что будем радоваться, если успеем на Чаринг-Кросс к отходу поезда.
Но, подумав, Нигел просиял.
– Могло быть и хуже. Обычно такие визиты длятся с пятницы до понедельника. Но родители Мюриэль люди пожилые и слегка капризные. Гостей они не очень жалуют. И в воскресенье днем, отдав долг чести, мы их покинем. И вот что я скажу тебе, Кит! Почему бы в воскресенье вечером тебе не пообедать с нами в «Удольфо»? Я пошлю за тобой экипаж – и вот тогда-то мы сможем поговорить.
– То есть в твоем доме, не так ли? Насколько я понимаю, назван «Удольфо» в честь «Тайн...»?
– Одна из романтических идей Мюриэль. Когда они безобидны, я ничего не имею против. Она могла бы выбрать что-то столь же романтическое и из более современного романа. Скажем, из «Женщины в белом» или... как называется та толстая книга того же парня? Мюриэль рассказывала, что она вышла всего лишь в прошлом году.
– «Лунный камень». Я читал ее с продолжениями в «Харперс уикли».
– Да, именно «Лунный камень». Но не заблуждайся, Кит. Наше «Удольфо» – отнюдь не замшелые руины с тайными ходами, в которых по ночам звенят чьи-то цепи. В Хэмпстеде целебный воздух, прекрасный вид, все современные удобства! Так мы договорились на воскресенье вечером?
– Конечно. Послушай, Нигел, я вижу, тебя что-то серьезно волнует. В чем дело?
– Скоро узнаешь, старина! Всему свое время!
– Можешь хотя бы намекнуть мне, о чем пойдет речь. Надеюсь, дома все в порядке? И жена любит тебя?
– Да, она меня любит. Я не должен употреблять таких выражений, но не могу не сказать, что любит она меня страстно.
– И ты к ней испытываешь такие же чувства?
– Я всегда любил Мюриэль и буду любить.
– Так в чем же суть дела?
– Прошу прощения, какого дела? – вмешался женский голос.
Кит оглянулся. Судя по фотографии, которую давным-давно прислал ему друг, это могла быть только Мюриэль Сигрейв. Но хотя изображение передавало ее красоту, оно не могло передать всего очарования молодой женщины. А Мюриэль, как сразу же стало ясно, обладала удивительным обаянием.
Возраст ее колебался между двадцатью и тридцатью. Среднего роста, с гибкой фигурой, она поверх вечернего лиловато-розового платья накинула котиковую шубку. Ее стройная шея казалась слишком хрупкой для тяжелой копны золотых волос, которую не могла скрыть шляпка клюквенного цвета. Светло-карие глаза смотрели на собеседника с неподдельным интересом, в котором не было ни кокетства, ни хитрости. Каждый ее взгляд, каждый жест говорил о воплощенной женственности.
– Что это такое? – не без раздражения спросил Нигел. – Я-то думал, что ты ждешь в экипаже!
Пусть даже Нигел и был раздосадован, у жены его это не вызвало ни тени замешательства.
– Я послушная жена, мой дорогой, в чем ты, конечно, не сомневаешься. Но, честно говоря, Нигел, я просто не могла справиться с собой. А вы, должно быть, Кит. – Она протянула руку. – Прошу прощения, но ваше имя так часто упоминалось в нашей семье, что было бы странно, если бы я обратилась к вам как к мистеру Фареллу. А я...
– О, я думаю, Кит знает, кто ты такая! Та фотография...
– Эта фотография, Мюриэль, – заверил ее Кит, – совершенно не в силах воздать вам должное. И давайте отбросим формальности...
Ни Кит, ни Нигел не садились; Нигел оставался стоять у стола, а Кит – рядом с дверью, что вела в фойе. Мюриэль подошла к мужу, который нежно посмотрел на нее.
– Все в порядке, малыш, – сказал он. – Кит в курсе дела; в воскресенье вечером он у нас обедает. Кстати, не лучше ли нам двинуться на вокзал, чтобы не опоздать к поезду?
– Ох, Ниг, еще нет и четверти седьмого! – Она обратилась за поддержкой к Киту: – Вы же знаете, каждый раз этот человек настаивает, чтобы мы являлись за несколько часов до назначенного времени.
– А эта женщина, как, впрочем, большинство женщин, – возразил Нигел, – просто обожает тянуть время до последнего и еле успевает на поезд. А если серьезно, моя дорогая: что заставило тебя примчаться сюда?
– Считай это свойством человеческой натуры, считай вульгарным любопытством. Кит, могу я задать вопрос?
– Прошу вас. О чем угодно. Мюриэль подняла на него взгляд:
– Я знаю, вы не так уж часто переписывались с Нигом. Но вы как-то написали ему поистине трогательное письмо, когда он вернулся домой после своих ужасных приключений в Африке. И сообщили, что подумываете заглянуть в Англию по пути в Италию, где собираетесь провести зиму. Но дату вы не сообщали – пока сутки назад не пришла ваша каблограмма. А теперь скажите мне: вы знакомы с Пат Денби? То есть с Патрисией Денби из Бьюли-Олд-Холл в Гэмпшире?
Кит уставился на нее:
– Вы знаете Пат?
– Нет, я никогда не встречала ее...
– Чего и следовало ожидать.
– Попытайтесь говорить без горечи, Кит. Моя лучшая подруга, девочка, с которой я училась, очень хорошо знает ее. Мы с Нигом поженились в апреле 1868-го, более полутора лет назад. Разве вы не встречали по вашу сторону океана Пат Денби примерно в это же время?
– Да, встречал.
– Она путешествовала вместе со своей тетей, леди Туайфорд. В своем письме, где вы поздравляли Нига с благополучным возвращением, вы обронили несколько замечаний, которые так толком и не объяснили. Вы сказали, что познакомились с Пат, а затем «таинственно» потеряли ее, но продолжаете искать. Если я затрагиваю запрещенную тему, дайте мне знать, и я больше слова не вымолвлю. Но как бы там ни было, не можете ли вы как-то разъяснить это?..
Кит задумался.
Так что же он может сказать о Пат Денби? Или тем более о тете Аделаиде, леди Туайфорд, которая требовала строго соблюдать правила морали, но пила как лошадь? Воспоминания о тех сумасшедших днях в Вашингтоне и за Потомаком вернулись с обжигающей яркостью.
– В том же письме, – напомнила ему Мюриэль, – вы сделали несколько торжественных заявлений, которые, как сегодня ясно, ни к чему не привели. И я вообще ничего не понимаю. Разве что вы потеряли интерес к Пат Денби, когда у вас на пороге появилась тайна Уилки Коллинза. Что случилось, Кит? – вскричала она. – Вы не искали девушку?
