— Это будет сделано. Но как быть с вами?

(«Если вы не убьете его в следующий раз, я покину…»).

— Мне ничего не нужно, сир — только служить вам всем, чем могу.

— И все же я приму одну меру предосторожности! — мрачно промолвил Карл. Лицо его вновь приобрело насмешливое выражение. — Будучи праздным человеком, как вы, несомненно, слышали, я обожаю сказки и легенды. Существует одна история о нескольких королях и одной королеве, которая опровергается фактами. Но мы сделаем легенду явью.

Сняв с правой руки перстень с камеей, он надел его на палец Фентону.

— Если они нападут на вас со шпагами, сэр Николас, нам незачем за вас бояться. Но милорд Шафтсбери по возвращении может применить против вас более изощренные методы. Если так случится, пошлите мне этот перстень. Его дал мне мой отец — наши имена выгравированы внутри. Он не останется незамеченным.

(«Вы найдете его на Аллее Мертвеца…» Лидия, Лидия, Лидия!)

— Благодарю вас, сир.

— Бодритесь! Выше голову!.. Мистер Чиффинч! — прогремел Карл голосом, который поверг в молчание половину Банкетного флигеля.

Чиффинч выскользнул из-за ширмы.

— Проследите, — распорядился король, — чтобы сэр Николас отправился домой в одной из моих карет. А после этого возвращайтесь сюда.

Фентон, подойдя к проходу между ширмами, отвесил королю низкий поклон, несмотря на дрожь в ногах.

— Ваш слуга, сир, — сказал он.

Когда Фентон и Чиффинч удалились, Карл некоторое время нерешительно поглаживал подбородок. Затем он подошел к маленькому камину, положил руки на полку и устремил взгляд на решетку, за которой догорало бревно. Карл все еще стоял там, когда услышал, что вернулся Чиффинч. •

— Что ты думаешь о нем, Уилл? — спросил он, не поворачивая головы.

— Не могу понять этого человека, — буркнул Чиффинч, пользовавшийся привилегией разговаривать с королем без лишних церемоний. — Но он честен.

Несколько секунд Карл молчал.

— Если я циник, Уилл, — заговорил он, — то у меня есть основания быть им. Бедность и изгнание всегда обостряют ум. Если я не доверяю многим мужчинам и всем женщинам, то у меня тоже имеются причины. Все же…

Он пнул ногой бревно в камине, которое с шипением и искрами раскололось надвое.

— Запомни, Уилл: этот человек ушел с разбитым сердцем!

Сам Фентон не думал об этом, сидя в обитом бархатом помещении громоздкой кареты, которая везла его домой.

Он лишь ощущал онемение во всем теле. Казалось, тряска экипажа должна была вызывать у него резкую боль в каждом ушибе и каждой царапине, но Фентон ее не чувствовал, как не испытывал гнева и душевной муки. Ему только было невыразимо трудно шевелить руками и ногами.

«Я должен это обдумать, — повторял он про себя. — Обдумать с самого начала».

Фентон вспомнил, как, выйдя из Уайтхолла на освещенный факелами Пеббл-Корт, где его ждала карета, он взглянул на часы и удивился, что еще нет даже половины девятого. Вся аудиенция у короля заняла менее часа.

Как медленно идет время! Фентон почувствовал, как задрожала его рука, и испугался, что уронит часы. Чиффинч осторожно взял их у него и положил ему в карман. В другой руке Фентон сжимал скомканное письмо Лидии, которое ему удалось вынести в кармане камзола.

Карета подъехала к дверям его дома.

Хотя Фентон был бы рад, чтобы ему помогли спуститься на землю, он, улыбаясь, притворился, что в этом не нуждается. Впоследствии Фентон вспоминал, как мягко упрекнул привратника Сэма за то, что тот задерживается на своем посту так поздно. Наступили сумерки, но еще не стемнело окончательно. Сэм поклонился, открыл хозяину дверь и исчез.

Джайлс стоял в холле, держа свечу. Когда он увидел лицо Фентона, его тонкие губы сжались.

— Добрый вечер, сэр.

— И тебе, мой славный Джайлс!

— Могу ли я спросить на правах старого слуги, все ли прошло в Уайтхолле так, как вам хотелось?

— Разумеется. А почему бы и нет?

— Его величество не был… сердит? Если бы вы взглянули в зеркало на свое лицо, то поняли бы причину моих вопросов.

— Сердит, говоришь? Черт возьми! — рявкнул Фентон, но, спохватившись, понизил голос. — Слушай же, нахал, как сердит был король! Он предложил мне любую награду, какую я выберу. Как ты понимаешь, я не мог принять ее из чувства чести.

— А вы знаете, что имел в виду его величество, сэр? Нет? Тогда я скажу вам. Король предлагал вам пэрство.

— Чума на это пэрство! Что бы я стал с ним делать? Скажи, Джайлс, с миледи… все в порядке?

— Да, конечно, — с удивлением ответил Джайлс. Презрительный отказ хозяина от пэрства вызвал на его лице кислую гримасу. — Ужин завершился вскоре после вашего ухода. Лорд Джордж, отупевший от вина, был отправлен домой в карете милорда Дэнби. Сожалею, сэр, но мне не понравилось, как старый мистер Рив, уезжая, раскачивался в седле. Миледи, сэр, отправилась к себе в комнату. Она просила…

Фентон вцепился в камзол Джайлса.

— Я не желаю говорить с ми… с ней — я имею в виду, сейчас. Быть может, за несколько минут до полуночи… Тебе ясно, Джайлс?

— Абсолютно, сэр!

— Зажги мне свечи, — приказал Фентон. — Я хочу пойти к себе в спальню, посидеть там и подумать. Ни в коем случае меня не беспокоить! Понятно?

Джайлс поклонился и быстро зажег три свечи в канделябре.

— Нет, я сам себе посвечу, Джайлс! Дай мне канделябр.

Фентон с усилием удерживал руку от дрожи. Его ум оставался ясным. Но чувство потрясения уменьшалось, и ушибы начинали болеть.

Добравшись до спальни, Фентон машинально двинулся к двум окнам в задней стене, выходящих на задний двор, Молл и парк. У левого окна, под углом к стене, стоял длинный туалетный стол.

Фентон поставил канделябр на стол у зеркала. Увидев в полумраке свое отражение, он лишь заметил, что слегка побледнел.

— Почему Лидия это сделала? — беззвучно спросил Фентон у отражения. — Неужели ее любовь была сплошным притворством?

— Ты сам знаешь, что была.

— Я не в силах взглянуть в лицо этому факту.

— Придется взглянуть.

Тусклое пламя свечей играло на темно-красном графине с кларетом, который Фентон держал у себя в спальне. Он схватил графин и кубок, охваченный страстным желанием напиться допьяна и забыть о всех несчастьях, но сразу же поставил их назад: теперь более чем когда-либо ему необходима ясная голова.

Рука Фентона, сжимавшая скомканное письмо Лидии, разжалась, и письмо упало на стол. У стола стоял стул в стиле ориенталь, напоминавший стулья, находившиеся в алькове Уайтхолла, и задрапированный до пола алым шелком.

Фентон поднял стул и поставил его у правого окна. До полуночи оставалось три с половиной часа. Опасность начнет грозить Лидии в полночь, когда наступит десятое число. Он уже не раз порывался ворваться в ее спальню и швырнуть ей в лицо письмо в качестве обвинения.

Но Фентон не мог так поступить. Если Лидия виновна, то он хотел не знать об этом как можно дольше. Что бы она ни сделала, не имеет значения… ну, почти не имеет. Он любит ее и будет защищать, что бы ни случилось.

Фентон поставил часы на стол так, чтобы можно было дотянуться до них рукой.

После этого он опустился на стул, глядя в темноту окна, где виднелись, помимо отражения пламени свечей, только листья высокого бука во дворе. Когда Фентон впервые проснулся в этой комнате, он считал, что эти деревья находятся в парке, в то время как они росли в его собственном саду.

— Я не верю этому! — сказал он себе, начиная чувствовать колющую боль в сердце, так как шок начал проходить. — Это не Лидия! Это не похоже на нее!

Другая сторона его ума, холодная и оценивающая, отвечала ему на языке двадцатого столетия:

— Отбрось все эмоции! Ты ведь хотел подумать? Отлично, думай! Каково происхождение Лидии?

— Ее родители пресвитериане. Ее дед был цареубийцей — это хуже, чем индепендент или человек Пятой монархии[112].