— Карта не понадобится, — проворковал женский голос.

Дверь приоткрылась, явив мужчинам улыбающееся личико, подобное едва распустившемуся цветку.

Глаза, в которых сияло любопытство, не отрывались от Ди.

— Нисколечко не удивлен, верно? Спорю, ты все это время знал, что я стою тут и подслушиваю. Я расскажу все, что тебе нужно знать. Лукас Мейер преподает в школе, завтра он будет там. После занятий я отведу тебя к Квору. Ну а третью долго искать не придется. Вот мы снова и встретились, Ди.

Дитя фермера Белана, а ныне — приемная дочь мэра, сделала реверанс, слегка поклонившись Ди.

— Так, говоришь, ты уверен, что все в порядке? — спросила на следующее утро по дороге в школу Лина, управляя парой гнедых, запряженных в повозку.

— Что в порядке?

— Ну, эта поездка с утра пораньше. Дампиры не любят солнца, ведь в них течет кровь аристократов.

— Пикантных сплетен наслушалась? — пробормотал Ди, глядя поверх спин шестиногих лошадей-мутантов.

Если бы рядом оказался телепат, он уловил бы в неприветливо замкнутом, но вполне человеческом сознании юноши насмешку.

Дампиры наследовали характерные черты обоих родителей — и человека и вампира, но физиологические особенности предков проявлялись в полукровках в разной мере.

Люди спят ночью и бодрствуют днем, аристократы же — наоборот. Когда гены разных рас вступали в противоречие, доминирующими обычно оказывались физиологические черты родителя-вампира. Тело дампира жаждет дневного отдыха и ночной деятельности.

Однако как левша может научиться одинаково свободно пользоваться обеими руками — дело лишь в каждодневной практике! — точно так же и дампиры способны подчиниться человеческим генам и жить, как все смертные. И хотя подобные особи обладают лишь половиной силы, зрения, слуха и прочих физиологических качеств истинного вампира, главным их преимуществом является приспособляемость. Пятидесяти вампирских процентов достаточно, чтобы никто из людей не мог надеяться даже потягаться с ними, а драться с аристократами дампиры способны что днем, что ночью.

Впрочем, хотя они действительно в состоянии подавить фундаментальные биологические позывы, нельзя отрицать, что работа при свете дня сильно ухудшает состояние дампиров. Их биоритмы резко идут на спад после полудня, к полуночи достигая зенита. Прямые солнечные лучи обжигают кожу полукровок, так что даже легкий ветерок причиняет им страшную боль — словно в каждую клетку тела втыкают иголки. В некоторых случаях на теле вздуваются волдыри, точно при ожоге третьей степени.

Спад биоритмов влечет за собой усталость, тошноту, жажду и полное истощение. Разве что один из десятка дам пиров способен выдержать бешеную атаку солнца, не испытывая подобных мучений.

— Да, похоже, проблем у тебя нет. Как неинтересно. — Лина поджала губки и вдруг быстро натянула поводья.

Лошади заржали, а тормозная планка, свешивающаяся со дна повозки, воткнулась в землю.

— В чем дело? — без малейшего удивления поинтересовался Ди.

Лина вытянула пальчик, показывая:

— Да опять эти психи. И Квор с ними. И вчера было худо, а сейчас-то они что затеяли?

Шагах в тридцати от коляски семеро парней, обойдя старый валун, свернули за угол. С тремя из них — среди которых был, конечно, и Хейг — Лина и Ди столкнулись вчера в развалинах.

Впереди, подталкиваемый и подпихиваемый остальными, шагал юноша-великан, лет семнадцати-восемнадцати, — больше шести футов ростом и весом около двух сотен фунтов. Глаза его были пусты, он послушно тащился по ползущей под уклон тропе, подгоняемый парнями, недотягивающими ему и до плеча.

— Отлично. Мы как раз собирались повидаться с ним. Что там внизу?

— Остатки фермы по разведению пикси.[1] Она уже много лет как заброшена, но, по слухам, там все еще опасно, — ответила Лина. — Думаешь, мерзавцы ведут Квора туда?

— Отправляйся в школу.

Последнее слово еще не достигло ушей Лины, а Ди, в темном ореоле развевающегося плаща, уже шагал к тропе.

Стоило ему обогнуть угол стены, показались здания фермы. Впрочем, «здания» — не слишком подходящее слово. Похоже, владелец забрал весь хоть сколько-нибудь полезный хлам, вплоть до пластиковых стропил, оставив лишь несколько покосившихся, дырявых хибар, готовых каждую секунду рухнуть. Зимнее солнце выбелило пустой участок, окруженный голыми, покрытыми сероватой коростой последнего снега деревьями.

Парни скользнули в одну из более-менее сохранившихся развалюх. Они, кажется, были абсолютно уверены в том, что сюда никто больше не явится, поскольку так ни разу и не оглянулись.

Прошло секунд тридцать.

Внутри здания закричали. Громко закричали. Очень громко. Испугавшись чего-то, люди обычно кричат, но эти звуки были совершенно ужасны. С ветвей растущих возле дома деревьев посыпался снег. Раздался грохот, точно разбилось вдребезги что-то огромное.

Через секунду после этого Ди шагнул в здание.

Крики оборвались.

Глаза охотника чуть покраснели. Густой аромат крови хлынул в трепещущие ноздри.

Люди, все до единого, лежали на каменном полу, конвульсивно подергиваясь в алой луже. Кроме нескольких железных клеток, выстроившихся вдоль одной из стен и напоминавших о прошлом пиксиводческой фермы, обширное пространство наполняли лишь запах крови и мучительные стоны. Что бы ни случилось за полминуты, прошедшие с того момента, как парни вместе с Квором вошли внутрь, работа была проделана быстро и качественно. Здесь явно неистовствовала потусторонняя сила.

Внимание Ди привлекли две вещи.

Во-первых, массивное туловище Квора, распростертое перед клетками. Во-вторых, зияющая дыра в каменной стене. Сквозь гигантское, футов шесть диаметром, отверстие с зазубренными краями на грязный пол падал солнечный свет. Что бы или кто бы ни утопил людей в море их собственной крови, оно или он удалился именно этим путем.

Даже не взглянув на прочих парней, Ди подошел к Квору. Не без изящества присев на корточки, охотник спросил:

— Меня зовут Ди. Что произошло?

Мутные голубые глаза болезненно медленно сфокусировались на Ди. Омут безумия стоял в них. Правая рука парня чуть приподнялась, указав на свежую дыру в стене. Ссохшиеся губы выдавили:

— Кровь…

— Что?

— Кровь… не я…

Возможно, Квор пытался переложить на кого-то вину за кровопролитие.

Левая рука Ди коснулась потного лба юноши.

Веки Квора сомкнулись.

— Что ты видел в замке? — Ди остался совершенно безучастен к недавней бойне. Он даже не спросил, кто устроил эту кровавую баню.

Однако сумеет ли ладонь Ди вытянуть правду из сознания помешанного?

Рыхлое лицо психа как будто отвердело и вдруг показалось волевым и решительным.

Адамово яблоко парня качнулось, точно маятник; горло готовилось к речи.

— Что ты видел? — повторил Ди. В это время его правая рука потянулась к мечу за плечом. Охотник обернулся.

Полумертвые мужчины поднимались на ноги.

— Одержимые?

Взгляд Ди скользнул по полу. Длинные тени, тянущиеся от сапог раненых, принадлежали не людям. Черные силуэты напоминали гусениц, а гротескно тоненькие ручки и ножки совершенно не соответствовали туловищу. Это были тени пикси!

Один из злобных пикси, содержавшихся здесь, должно быть, сбежал и все это время прятался на ферме. В отличие от множества искусственно созданных тварей, привнесенных в мир аристократами, большинство видов пикси были исключительно доброжелательны. Однако некоторые модификации, жестокие и необузданные, созданные на основе генома гоблинов, поука[2] и бесов из древней Ирландии докатастрофной эпохи, беспрестанно терроризировали народ Фронтира. Поука-красноколпачники, например, отрубали путникам головы топорами, растущими у них вместо рук, а потом красили кровью жертв «шапочки», давшие название виду. Некоторые из этих существ обладали способностью управлять полумертвыми людьми, однако при должном обращении они могли вспахать на диких носорогах огромные участки земли, умели понудить хохлаток Грихмма нести не одно урановое яйцо в три дня, а три яйца в один день. Принимая во внимание сказанное, некоторые вконец обнищавшие деревни Фронтира добровольно шли на риск, разводя пикси.