Боскомб, пока общее внимание было отвлечено от него, сумел взять себя в руки, и только подергивание век выдвало его волнение.

– Ну... гм... – сдавленным голосом проговорил он, – должен извиниться перед вами, сэр, но раньше мне как-то не пришло в голову... Может быть, выпьете глоток чего-нибудь? Скажем, коньяка?

– Гм-м... Разрешите сначала представить вам профессора Мелсона, занимающегося изучением творчества епископа Бернета. Не слишком благодарная тема, – добавил Фелл. – От рюмочки коньяка я, пожалуй, тоже не откажусь – только, если можно, не надо добавлять туда рвотного.

– Рвотного?

– А что, разве это было не рвотное? – вежливо осведомился Фелл. – Я, знаете ли, видел, как вы добавляли его в стакан Стенли. Меня даже заинтриговало, какой вкус у такого коктейля.

– Похоже, что вы замечаете буквально все, – холодно сказал Боскомб. – Не буду отрицать, я решил, что Стенли лучше... гм... на время удалиться. Коньяк, доктор Мелсон?

Мелсон покачал головой. То, как этот часовщик с безупречными манерами и книжный червь, манеры которого были почти безупречны, восприняли факт чьей-то смерти, показалось ему отвратительным.

– Спасибо, – произнес он вслух, – в другой раз. – Пытаясь изобразить улыбку, он добавил: – Боюсь, что в этом смысле я не сторонник традиций. Никогда не мог пить в доме, где находится покойник.

– Вам это действует на нервы? Почему? – спросил Боскомб и слегка скривился. – О чем это я начал говорить? По мнению доктора Фелла, я попал в довольно неприятную ситуацию. Тем не менее...

Карвер перебил его голосом, полным искреннего удивления.

– Вы всерьез полагаете, доктор, что кого-либо из жильцов дома можно заподозрить в убийстве такого... такого бедняка?

– Он не был бедняком, – решительно возразил Фелл. – Не был бродягой. И не был взломщиком. Вы не обратили внимания на его руки? Он проник в дом неслышно – но он не пришел воровать. Внутри его ждали. Входная дверь была оставлена открытой для него.

– Чепуха, – сказал Карвер. – Какая еще входная дверь? Я ясно помню, что перед тем как лечь спать, запер ее и наложил цепочку...

– Вот именно, – кивнул Фелл. – Хотел бы расспросить вас подробнее. Вы сами запираете двери на ночь?

– Нет, обычно это делает миссис Горсон, но в четверг у нее выходной. Как правило, дверь запирается в половине двенадцатого, но... четверг, конечно, исключение из этого правила. В этот день она ездит повидаться со своей подругой, по-моему, где-то на окраине, – проговорил он так, словно речь шла о каком-то страшно далеком таинственном месте. – Возвращается она довольно поздно и идет прямо к себе в полуподвал. Да, я ясно помню, что запер двери, потому что миссис Стеффинс устала, хотела лечь пораньше и попросила меня оказать ей эту услугу.

– Следовательно, вы заперли их. В котором часу?

– В десять. Помню, я еще громко спросил: "Все дома?", хотя и так видел, что в комнате мисс Хендрет горит свет, мистер Боскомб еще раньше поднялся наверх, Элеонора дома, а мистер Полл уехал.

Фелл нахмурился.

– Вы сказали, что обычно дверь запирается в половине двенадцатого. А если кто-то возвращается домой позже этого времени? У кого-нибудь еще есть ключ от двери?

– Нет, нет. Миссис Стеффинс боится, что он мог бы потеряться и попасть в руки каких-нибудь бандитов. К тому же, – в спокойных глазах Карвера блеснул насмешливый огонек, – она считает, что собственный ключ – причина всяческой распущенности. "Сплошное искушение", говорит она. Мисс Хендрет – она обычно не пользуется парадным ходом – это немало забавляет... На чем я остановился? Да, конечно... Тот, кто приходит позже, звонит миссис Горсон. Она встает и отворяет дверь. Потрясающе просто.

– Не спорю, – согласился Фелл. – Судя по вашим словам, запирая дверь, вы не знали, что мистер Стенли тоже находится в доме?

Карвер нахмурился и искоса поглядел на Боскомба.

– Гм... Это странно. Совсем забыл о нем. Наверняка он пришел позже... Разумеется! Помните, Боскомб? Я заглянул к вам взять что-нибудь почитать на вечер. Вы еще сидели и курили. Один. Вы даже показали мне снотворное, которое собирались принять, и сказали, что намерены лечь пораньше. Ха-ха! – облегченно вырвалось у Карвера. Он ткнул своим узловатым пальцем в сторону Фелла. – Вот вам и объяснение, сэр! Конечно, Стенли пришел позже и позвонил Боскомбу – просто, как оплеуха! Боскомб спустился, чтобы отворить ему дверь, забыл снова ее запереть, и вор запросто смог проскользнуть в дверь... Разве не так?

Фелл собрался уже что-то рявкнуть в ответ, но сдержался и только угрюмо посмотрел на Боскомба:

– Ну, что вы скажете?

– Святая правда, доктор, – устало ответил Боскомб. – К сожалению, я как-то совсем позабыл об этом. – С легкой иронией в голосе он добавил: – Непростительная, разумеется, небрежность с моей стороны, но так уж оно было. Я не ожидал Стенли и, когда он пришел, забыл, на беду, запереть дверь...

Боскомб умолк, и в ночной тишине отчетливо послышался гул мотора автомобиля, а затем скрип тормозов. Обрывки фраз, звук шагов на лестнице. Несколько мгновений, показавшихся страшно долгими в этой безмолвной холодной комнате, Фелл не отрывал глаз от Боскомба и Карвера. Все молчали. Феллл поставил на стол нетронутый стакан, вежливо наклонил голову и вышел из комнаты.

В холле кипела жизнь. Мелсон, последовавший за доктором, попал уже в самый разгар деятельности людей из Скотленд Ярда. Группа мужчин в темных костюмах резко выделялась на фоне белых стен. Между штативом фотографа и зеленым чемоданчиком дактилоскописта стоял старший инспектор Девид Хедли, сдвинув шляпу на затылок и безуспешно пытаясь поймать губами кончики своих седых усов.

Мелсон знал и любил Хедли. Доктор Фелл тоже не раз повторял, что больше чем с кем-либо другим ему нравится спорить с Хедли – так удачно они дополняют друг друга. Склонности их были совершенно различны, но они сходились в своих антипатиях, а это и есть основа всякой истинной дружбы. При внешности и манерах атамана разбойников Хедли разговаривал, тем не менее, сдержаннее и тише, чем его друг доктор. Видно было, что в такие минуты, как сейчас, ему нелегко дается это профессиональное спокойствие.

Рядом с Хедли стояла женщина и негромкой скороговоркой что-то ему объясняла. Утром Мелсон видел маленькую энергичную миссис Стеффинс только мимоходом и теперь понял, что его первое впечатление было совершенно ошибочным. В действительности это была невысокая крепко сбитая женщина с тонкими, однако (во всяком случае, при искусственном освещении), чертами лица, как у мейссенских фарфоровых статуэток. Фиалковые глаза и красивые белые зубы – они как раз блеснули в этот момент – как у совсем юной девушки. Лишь когда ее охватывало волнение или гнев, становились заметны скрытые слоем пудры морщины на лице и мешки под глазами. Одета она была наспех, но в гораздо лучшее платье, чем то, в котором Мелсон видел ее утром. Да и седины в волосах как будто поубавилось. Такая женщина должна быть страшным деспотом, подумал Мелсон, хотя, вероятно, прибегает к террору, только когда никакие увещевания уже не помогают.

– Да, да, мэм, разумеется. Понимаю, понимаю, – сказал Хедли, сопровождая свои слова таким жестом, словно пытался отогнать назойливую муху. Тут же он нетерпеливо повернулся к лестнице. – Где этот старый жулик прячется? Бетс! Поищите-ка... Ну, наконец-то!

Доктор Фелл, спускавшийся с лестницы, приветственно взмахнул тростью и что-то невнятно пробормотал. Миссис Стеффинс, на мгновение умолкнув, изобразила на своем лице улыбку, но тут же, покачивая головой, заговорила, теперь уже погромче:

– И еще одна, по-моему, очень важная вещь... Хедли надвинул поглубже шляпу и рассеянно кивнул.

За его спиной появилась унылая фигура полицейского врача доктора Уотсона. Хедли бросил на Фелла мрачный взгляд.

– Где это вас носит, друг мой? – сердито закусив губу, проговорил Хедли. – Добрый, вечер, господин профессор! Не знаю, каким ветром вас сюда занесло, но меня сюда черти притащили – это уж точно. С чего вы решили, Фелл, что убийство взломщика на Линкольнс Инн Филдс связано с делом Джекки-потрошительницы?