Услышав об этом, я сказала Крису: "В чем проблема, дружок? Объясни владельцу часов ситуацию, дай ему выставленный на субботу чек и забирай часы. Он знает сэра Эдвина и, разумеется, не станет возражать". Крис, однако, и слышать об этом не хотел. Владелец часов, сказал он, хороший знакомый сэра Эдвина, а если старик узнает, как обстояло дело, не миновать грандиозного скандала. Вот если бы башенные часы не были готовы к субботе... "Ну, тогда плохо твое дело, – сказала я. – Часы будут готовы в четверг или пятницу. Остается только надеяться на какого-нибудь грабителя – да и то без грузовика и лебедки ему с такими часами не управиться". Крис обиделся... А потом, в среду утром, я услышала, как он – тоже по секрету – рассказывал обо всем Элеоноре...
Хедли, с трудом скрывая волнение, спросил:
– Стрелки были украдены в среду вечером, не так ли? И Элеонора не знала о затруднениях Полла до утра среды, когда часы были уже заперты в комнате Карвера?
– Совершенно верно.
– Продолжайте, пожалуйста. Что именно он говорил ей?
– Я не слышала всего разговора. Крис повторил ей, не ссылаясь на меня, мои слова о том, что ему конец – разве только найдется какой-нибудь взломщик с лебедкой и грузовиком. Я бы даже не обратила внимания на их разговор, если бы эта дурочка не восприняла все всерьез! Это чувствовалось по ее голосу. Характерно для Элеоноры и ее чувства юмора! – с отчаянием воскликнула Люси. – Она сказала: "Ну, не стоит так огорчаться". Крис что-то жалобно пробормотал и добавил ни к селу ни к городу: "Одно могу сказать – я бы заплатил 50 фунтов тому, кто сделал бы что-нибудь с этими часами". Элеонора ответила: "Серьезно?"... Вот все, что я слышала.
Фелл издал какое-то странное ворчание. Обхватив руками голову, он отчаянно ерошил себе волосы. Хедли рассеянно взглянул на него и твердо, словно вбивая гвозди, проговорил:
– Что ж, это сходится с тем, что нам известно об Элеоноре. Почему украли обе стрелки? Почему это сделали в среду, а не во вторник, когда часы еще не были заперты? Вы сказали, Фелл, что ответ на оба вопроса будет совсем простым. Так оно и есть. Дело закончено, Фелл. Все ясно как день. У защиты больше нет почвы под ногами.
– Гм-м, да. Большое спасибо, мисс Хендрет. Разумеется, это разбивает мою линию защиты, – деревянным голосом проговорил Фелл. – Большое спасибо. Быть может, вам любопытно будет узнать, что вы – первый раз в вашей юридической карьере – послали человека на виселицу.
Глаза Люси округлились и наполнились страхом. Срывающимся голосом она пробормотала:
– Вы хотите сказать, что все-таки провели меня? Господи! Я бы ничего не говорила, если бы не была уверена, что вы и так уже..., вы же сказали... Я бы не говорила, если бы знала, что это как-то меняет...
– Это абсолютно ничего не меняло, – сказал Хедли. – Вы только подтвердили давно уже сложившееся у меня мнение.
– Надеюсь, вы не думаете, что... что я могла выдумать... – задыхаясь, проговорила Люси.
– Нет, нет.
– Пожалуйста, войдите в мое положение! – продолжала Люси, ударив кулаком по ручке кресла. – Молчать ради этой девицы, которая мизинца моего не стоит? А с другой стороны, Дон по уши влюблен в нее, и он достаточно уже пережил, когда погиб его отец... Что мне было делать?
– Вы поступили совершенно правильно, мисс Хендрет, – чуть резковато ответил Хедли, – хотя, расскажи вы об этом еще ночью, избавили бы нас от лишних хлопот...
– В присутствии Дона? Что вы! К тому же у меня не было уверенности. Только потом, когда вы заговорили об убийстве в "Гембридже", все стало на свои места. – Люси задрожала. – Можно мне теперь уйти? Жизнь, жизнь гораздо сложнее, чем я думала.
Люси встала с места, а вместе с ней поднялся и Хедли.
– Еще два вопроса, – сказал он, заглянув в свой блокнот. – Во-первых, известно ли вам, что Элеонора Карвер страдает клептоманией?
Девушка замялась. – Я ждала такого вопроса. Да, я знала. Не понимаю, почему вчера никто – и, в первую очередь, миссис Стеффинс – не упомянул об этом. Я от нее и узнала. Старая ведьма, конечно, ненавидит меня, но с кем-то же ей надо говорить, когда она поругается с Элеонорой... А что?
Хедли взглянул на доктора.
– Во-первых, меня интересует – знала ли Элеонора о том, что один из детективов следит за жильцами вашего дома?
– Да, я сама говорила ей об этом. На прошлой неделе – не помню точно, в какой именно день. Мы шли с Элеонорой через площадь, и там сидел на ска-меечке, читая газету, мистер Трудяга. У меня как раз было отвратительное настроение, и хотя я решила никому не рассказывать об Эймсе, но тут не выдержала и сказала что-то вроде: "Веди-ка себя поосторожнее! За нами следит сам Великий детектив!".
– И как она отреагировала?
– Почти никак. Посмотрела на Эймса и спросила, откуда мне об этом известно. Я к тому времени уже взяла себя в руки и сказала только, что видела его как-то в зале суда. Потом рассмеялась и сказала, что мои слова были, разумеется, просто шуткой.
Хедли захлопнул блокнот.
– Большое спасибо. Это все. Должен предупредить, что вам следует молчать об этом разговоре. Речь идет всего об одном-двух часах, но...
Девушка, поникнув головой, вышла из комнаты, а Хедли еще раз молча просмотрел свои заметки.
– Вам придется меня извинить, если я не буду так бесстрастен, как полагалось бы. В конце концов, не забывайте, что речь идет об убийстве полицейского; был убит наш товарищ, убит безоружный, ударом в спину. Я буду счастлив, когда убийцу повесят. А сейчас попробую рассказать вам, что произошло прошлой ночью. Стрелки были у Элеоноры – в абсолютно безопасном, по ее мнению, тайнике. Она не планировала никакого убийства. У нее просто было назначено свидание с Гастингсом, и без четверти двенадцать – по ее же словам – она отправилась на крышу. Теперь вспомним о том, что нам удалось установить тогда же ночью. Мы выяснили, что Эймс пришел, чтобы немного пошарить в доме, еще до двенадцати, хотя кнопку звонка нажал ровно в полночь. Помните? Он должен был позвонить, чтобы оправдать свое появление в доме и не вызвать подозрений. Эймс видел – вероятно, через одно из окон первого этажа – как без четверти двенадцать Элеонора вышла из своей комнаты, одетая в теплую куртку, и пришел к выводу, что вернется она не скоро. Тогда он вошел в дом – может быть, через открытую дверь, а может быть, через окно. Мы не знаем, сообщила ли ему миссис Стеффинс о тайнике в стене; во всяком случае, ясно, что Эймс собирался быстро обыскать комнату девушки, чтобы собрать необходимые улики. А теперь, – тихо, но полным триумфа голосом продолжал Хедли, – вспомним, как обстояло дело по словам самой Элеоноры. Если бы все прошло гладко, она поднялась бы на крышу к Гастингсу, а Эймс нашел бы необходимые ему улики. Однако, подойдя к дверям наверху, Элеонора заметила, что забыла внизу ключ...
– Черт возьми! – буркнул Фелл. – Вы правы, Хедли, она и впрямь могла вернуться вниз. Но...
– Эймс услыхал, как девушка возвращается, – перебил его Хедли, со скрипом проведя подошвой по полу. – Вы и сами заметили, что в задней части дома полы не покрыты ковром. Эймс выключил свет и быстро спрятался – под кровать или за дверь, – она, как мы видели, открывается внутрь комнаты – словом, куда угодно. Девушка вошла, взяла ключ, причем обратила внимание на то, что кто-то обыскивал ее комнату. Вы ведь знаете, что не оставить в таких случаях никаких следов практически невозможно.
Как поступает Элеонора? Сразу же подходит к своему тайнику и открывает его, чтобы проверить, все ли на месте... Пока она стояла спиной к нему, Эймс тихонько – но, видимо, не вполне бесшумно – выскользнул из комнаты. Элеоноре и в голову не пришло поднимать шум – она ведь понимала, что имеет дело отнюдь не с грабителем и, начав кричать, только погубит себя. Наша домашняя кобра, которая один раз уже, загнанная в угол, схватила первое попавшееся под руку оружие, и теперь поступает точно так же! У нее перед глазами тяжелая острая стрелка и перчатки, которые она надевала, чтобы не испачкаться влажной краской. Она хватает их. А что в это время делает Эймс? Понимал ли он, в каком оказался положении? Вероятно, у него было достаточно времени, чтобы добежать до входной двери. Однако, с его точки зрения, главная опасность состояла в том, что девушка заметила его, приняла за настоящего грабителя и поднимет тревогу. Разумеется, он мог бы тогда предъявить свои документы, но за применение незаконных методов сыска ему грозили бы крупные неприятности – вплоть до увольнения из полиции – а преступник оказался бы предупрежденным! Этого он не мог допустить. Кроме того, если бы даже в доме обошлось без шума, его бы непременно задержали на улице. Эймс знал, что ровно в полночь перед домом проходит полицейский патруль. Легко сообразить, как поступили бы эти парни, увидев оборванного бродягу, выскользнувшего ночью из неосвещенного дома... А потом вполне возможно, что девушка вообще ничего не заметила. Он ведь не взял ни одной вещи и оставил, как он надеялся, все на своем месте. Бежать глупо. Самое разумное, смелое и, собственно говоря, единственное решение... ну, как вы думаете, наш уважаемый присяжный? Мелсон растерянно заморгал.
