– Не вижу причин сомневаться. В любом случае по крайней мере один убийца в доме есть – и притом на редкость гнусный... Давайте поступим так: я расскажу, что тут произошло, а вы сами сделаете выводы.
Фелл говорил скупо, сонным голосом, но не упустил ни одной детали. Мелсону казалось, что мозг его окутал туман, еще более густой, чем сигарный дым, заполнивший комнату. Доктор Фелл еще не закончил свой рассказ, как Хедли уже вскочил с места и крупными шагами стал расхаживать по комнате. Наконец доктор умолк и, шумно затянувшись, махнул рукой, давая понять, что закончил. Хедли остановился перед одной из витрин.
– Ну, так, – кивнул он, – кое-что прояснилось, но многое стало еще туманнее. Ясно, по крайней мере, почему вы решили, что на крыше был мужчина и та блондиночка собиралась с ним встретиться...
Чуть нахмуривлись, Фелл кивнул:
– Это было не так уж трудно. Наша блондинка уверяла, что из-за сквозняка хлопнула ее дверь, и она поднялась с постели, чтобы выглянуть в холл. Да, но у нее было напудренное лицо и помада на губах. Чертовски странно – как если бы вскочивший с постели мужчина натянул фрак, прежде чем швырнуть башмак в мяукающую кошку. Далее. Она не включила свет, хотя это было бы совершенно естественно, и поспешно стерла с лица следы косметики, когда кто-то сказал, что надо разбудить остальных жильцов. Все ясно указывало на тайное свидание... ну, а где оно могло состояться?
– А теперь, – оживленно продолжал Фелл, – более любопытная деталь. Она поднялась по лестнице, услышала слова Боскомба: "Господи! Умер!..", увидела лежащего на полу человека, и тут же у нее началась такая истерика, что она продолжала кричать, обвиняя Боскомба, даже когда уже можно было сообразить, что он тут не при чем. Это же очевидно, Хедли! Вряд ли ее так взволновал бы мертвый бродяга.
Инспектор кивнул.
– Пожалуй. Она приняла жертву за кого-то другого. Гм-гм. Однако в ярком свете она сразу увидела бы, что Эймс не тот, за кого она его приняла, если бы кто-то не повернул створку двери таким образом, чтобы лицо убитого оказалось в тени. Значит, вы считаете, что реконструировать события следует именно так... Неплохо, черт возьми! – неохотно признал Хедли и стукнул кулаком по ладони другой руки. – Вполне приличная догадка.
– Догадка?! – взорвался доктор, вынув сигару изо рта. – Догадка? Я исходил из строжайших законов логики...
– Ну, хорошо, хорошо. Продолжайте же.
– Хорошенькое дело! Догадка! впрочем, ладно. Сейчас я перейду к действительно интересному пункту. Ее удивило, что мужчина (вероятно, она предполагала, что это ее возлюбленный) может быть в холле, но ей вовсе не показалось странным, что он может оказаться наверху. В пользу моего вывода говорит и то, что она спутала убитого с ним. Выходя из комнаты, она собиралась подняться на крышу. Я должен был сразу же сообразить это, увидев в шести футах от трупа дверь, ведущую прямо на крышу, ту самую дверь, от которой девушка так отчаянно пыталась отвлечь наше внимание; окончательно я это понял, когда увидел, что на ее очаровательную пижаму накинута уродливая пыльная, но зато теплая кожаная куртка...
– Ясно, ясно, – снисходительно перебил его Хедли, – невзирая на то, что все это звучит достаточно дико, и только какой-нибудь лунатик...
– О-хо-хо! – сердито покачал головой доктор. – Снова наш вечный спор. Вы же, друг мой, имеете в виду не то, что только лунатик может захотеть провести пару часов на крыше дома, а то, что вам бы этого не захотелось. Держу пари, что миссис Хедли, даже в то старое доброе время, когда вы за ней ухаживали, была бы несколько изумлена, если бы вы спрыгнули с ветки клена к ней на балкон...
– Она решила бы, что я сошел с ума, – кивнул Хедли.
– Между прочим, я бы пришел к такому же выводу. Но сейчас я терпеливо стараюсь объяснить вам совсем иное. Перед вами пара молодых двадцати-двадцатичетырехлетних людей – моя проклятая интуиция подсказывает мне, что из них двоих Элеонора несколько старше и умнее, но какое это имеет значение? – и они-то вполне способны на подобные поступки. Попробуйте поверить мне, старина, хоть это и с трудом укладывается в вашей голове, что для них сейчас нет в жизни ничего серьезнее всей этой комедии. Не кровь, а вода течет в жилах того юноши, – с разгоряченным лицом воскликнул доктор, – который не полез бы в романтической ситуации на дерево, втайне опасаясь, что какая-нибудь предательская ветка подломится под ним, хотя и был бы искренне удивлен, если бы так случилось на самом деле... Только по иронии судьбы в самом центре романтической сцены оказался реальный труп, а юный кавалер, столкнувшись лицом к лицу с действительностью, едва и в самом деле не сломал себе шею. Но, как я уже говорил, Элеонора старше и опытнее, и это многое объясняет...
– Что именно? Если бы у меня были факты...
– Элеонора увидела лежащее на полу тело и решила, что это ее юный друг. А над ним стоял Боскомб с пистолетом в руке. Это и было причиной ее истерики. Она ни на мгновение не усомнилась, что Боскомб его застрелил.
Хедли пригладил свои седеющие волосы.
– Судя по этому, Боскомб...
– Боскомб наверняка влюблен в нее, Хедли, я бы даже сказал, по уши влюблен. Подозреваю, однако, что девушка его терпеть не может. Этот нервный человек может быть безжалостным, и Элеонора, несомненно, это понимает. А если она считает или считала его способным на убийство Дональда, то можно выдвинуть одну любопытную гипотезу...
– Хотя бы такую, отнюдь не лишенную интереса гипотезу: в темном холле кто-то мог принять Эймса за Боскомба, – рассеянно проговорил Хедли, поглядывая на доктора из-под нахмуренных бровей. – Должен признать, что в этой красочной истории многое, связанное с Боскомбом, начинает меня все больше интересовать.
– Башмаки, перчатки, разбитое окно и Стенли?
– О, я уж сумею выжать из них правду, – негромко проговорил Хедли. В этих словах и в сопровождавшей их бледной улыбке было что-то, от чего Мелсону стало не по себе. Он испугался, что вот-вот свершится нечто непоправимое: ему показалось, что инспектор готов ударить кулаком по какой-нибудь витрине и начать крушить ее хрупкое содержимое. Хедли, однако, снова зашагал по комнате, а потом, подойдя к столу, окинул их обоих непроницаемым мрачноватым взглядом и проговорил:
– Меня не покидает мысль, что Боскомб и Стенли подготовили, чтобы подшутить над Эймсом, какое-то мнимое "преступление". Что вы на это скажете?
Вместо ответа доктор издал какое-то невразумительное мычание.
– Самое для нас сейчас важное, – продолжал Хедли, это допросить жильцов и попытаться выяснить, кто из них знал Эймса. И бог мне свидетель, я выжму из них правду и найду того мерзавца, который исподтишка, ударом в спину убил нашего человека!
Он ударил кулаком по столу, и, словно в ответ, почти в ту же секунду в дверь постучали. Когда сержант Бетс, державший в руке какой-то завернутый в носовой платок предмет, вошел в комнату, Хедли уже снова был спокойным, бесстрастным инспектором полиции.
– Э-э... орудие убийства, сэр, – доложил бледный как мел Бетс. – Карманы были пусты, мы нашли при нем только пару перчаток. Вот они. Старый Трудяга никогда... – сержант оборвал на полуслове, неизвестно зачем откозырял и умолк.
– Возьмите себя в руки, сержант, – сам стараясь скрыть волнение, сказал Хедли. – Всех нас это выбило из колеи. Закройте дверь! Вот так! Э-э... надеюсь, никто не проболтался о том, кем был убитый? Это существенно!
– Нет, сэр, хотя двое – толстая дама с крашеными волосами и важничающий тип в сером халате – пробовали расспрашивать об этом. – Бетс, хотя лицо его оставалось лишенным выражения, как-то необычно пристально посмотрел на шефа. – Только что случилась странная история. Мы как раз искали отпечатки пальцев – кстати, на этой заостренной штуковине их не оказалось...
– На это я и не рассчитывал, – проворчал Хедли. – Ну, и что же случилось?
– Мы с Бенсоном занимались этим, когда в дверях появился здоровенный мужчина – походка неуверенная, странная и глаза какие-то мутные. Бенсон шепнул: "Господи!", а я спрашиваю: "В чем дело?" – тоже тихо и прикрыв рот рукой, потому что та дама все наблюдала, как мы работаем, а кто знает, может, ей приходилось иметь дело с глухонемыми. Бенсон мне: "Это Стенли. Он-то уж точно знал Трудягу..."
