Что можно было ему ответить? Я и сам недоумевал.
Дальше все пошло своим чередом. Мы жили обычной поездной жизнью, ходили обедать в вагон-ресторан, по пути заглядывая во все раскрытые двери купе пятого вагона. Но полковника Журавлева обнаружить не смогли. Вероятно, измученный ночной бессонницей и нервотрепкой, завалился на верхнюю полку и спал без задних ног.
Сердобольная Зоя не поленилась сбегать к начальнику состава и спросила, не приключилось ли с кем-нибудь из пассажиров сердечного приступа или еще чего в таком роде, из-за чего человека могли снять с поезда.
— Нет! — ответил тот. — Ни сердечных приступов, ни инсультов, ничего. Все до единого, кто сел в Чопе, следуют в полном здравии,
И еще Толя вечером, укладываясь на боковую на своей персональной полке, вспомнил про Журавлева и стал надоедать с расспросами;
— Дядя? Бачи? Онкель?.. Где? Хол? Во?..
Москва встретила нас густым снегом — такого я не видел уже много лет.
Комната Зои в Безбожном переулке оказалась запечатанной, хотя мы регулярно перечисляли квартплату и телеграммой предупредили о своем приезде. Пришлось бегать к районному прокурору, в отделение милиции. Лишь под их нажимом деятели из жилотдела с большой неохотой открыли дверь. У них, судя по всему, были на эту комнату свои виды.
Пока устраивались, пока разбирали вещи, наступил вечер. Идти со своим направлением в Главное политическое управление армии было уже поздно.
Ночью долго ворочались с Зоей на кровати с продавленным матрасом. Сон не шел. К Зое — потому что наконец-то, после стольких лет отсутствия, она опять в родных стенах, Ко мне — потому что комната оказалась еще меньше, чем я предполагал, и нам втроем, конечно, здесь не жить. А так как служить в Москве оставляли только тех офицеров, у кого в столице жилплощадь, значит, странствия наши еще далеко не закончились...
На следующий день в кадрах нашего управления мне предложили выехать к новому месту службы в Петрозаводск.
— В какой должности?
— Корреспондентом газеты на английском языке. Вы ведь знаете английский, — кадровик держал в руке мою анкету.
— Английский-то я знаю. Но что это за газета такая, кому предназначена?
Мой собеседник улыбнулся:
— В основном, начальству... Газета учебная, выходит раз в месяц в одном экземпляре. Ее рецензируют, подробно разбирают на собрании в редакции, а затем отправляют в архив. И начинается работа над следующим номером.
— Ну, это для малохольных!.. А еще какие возможности?
— У нас — никаких.
— Но и это не газета. Макет, которому предназначено собирать пыль на архивных полках. А у меня нет никакого желания трудиться на архив.
— Ну а в действующей газете вы бы стали работать, на русском языке?
— Предназначенной для читателей — да.
— В обычной армейской газете для солдат. Сможете?
— Не знаю — не пробовал. Но думаю, что смогу. Заметки писал. Однажды даже очерк. Между прочим, хвалили.
— Тогда сделаем так. Я закажу вам пропуск на завтра, а тем временем попытаюсь связаться с управлением по печати. Посмотрим, что они смогут предложить.
— А как насчет демобилизации?
— Вот это исключается. В крайнем случае, если не получится в газету, направим вас в войсковую часть. На политработу.
Так мы и договорились: встретиться завтра в одиннадцать часов утра и, в зависимости от поступивших предложений, решить, как быть дальше.
А на следующий день в бюро пропусков меня ждал сюрприз. Навстречу, направляясь к выходу, бодро вышагивал розовощекий, улыбающийся, сияющий полковник Журавлев.
— Привет, привет, старший лейтенант! Как Зоя? Как Тола? «Дядя, бачи, онкель?»
— У нас все в порядке. А с вами что, товарищ полковник? Мы так беспокоились.
— Зеленое лицо, дрожащие руки, обильное потоотделение? — рассмеялся он. — Больше всех за себя беспокоился я сам.
— А теперь?
— Теперь — ха-ха! Что теперь? Свадьба сыграна, дочка замужем. Мой новый близкий родственник, кажется, парень хоть куда. Через три дня отправляюсь к месту службы и сразу же начинаю теребить начальство: домой, домой, домой!
— Вот видите, стоило ли так переживать?
— Стоило ли? — он приспустил очки, внимательно посмотрел на меня. — Еще как стоило... Хотите, я вам покажу, как у нас нелегально проходят границу?
Мы с ним вышли на улицу, присели на краешек заснеженной скамейки рядом с бюро пропусков.
— Вот! — полковник Журавлев воровато оглянулся и вытащил из внутреннего кармана кителя портмоне с документами. Порылся там, вытащил бумажку. — Вам это знакомо?
— Пропуск через границу. У меня был точно такой же. Только мой в Чопе забрали — мне же не предстояло возвращаться, а вам вернули. Еще обратная дорога через Чоп в Вену. Вот и вся разница.
— Значит, мой пропуск в порядке?
— Да, по-моему, да.
— Плохой бы был из вас страж государственных интересов Советского Союза. А ну-ка, всмотритесь внимательно.
Пропуск как пропуск. Серая, в мелкой защитной сетке, бумага, номер, фотография, звание, фамилия, имя, отчество. Число — верное число. Подпись командующего Центральной группы войск. Характерная, между прочим, подпись. Четкая, буквы ровные, ложатся слева направо. В моем было точно так.
— А что? На мой взгляд, все здесь на месте.
— Вот и на их взгляд тоже. А я весь взмок от волнения. Что за загадка, а?
— Ох, не томите, товарищ полковник. В чем же все-таки дело?
— А печать где? — Журавлев хитро улыбался.
Печать? Печать?.. Печати нет на положенном месте!.. Я крутил в руках пропуск, словно печать могла каким-то образом обнаружиться сзади. Настолько просто, настолько элементарно. Все, решительно все есть: и подпись, и дата, и номер, и защитная сетка. Нет только круглой печати, без которой пропуск не действителен.
— Когда я ночью вернулся от вас в свое купе, — стал рассказывать полковник Журавлев, — то решил еще раз, наверное в пятый, проверить свои бумаги. Кстати, пропуск интересовал меня меньше всего. Дорожное требование, справка на получение денег в Москве. И неожиданно наткнулся глазами на пустое место там, где положено быть печати. Где печать? Печати-то нет! А без нее через границу ни за что не пропустят. Упустил какой-то растяпа-канцелярист, а я теперь за него расплачивайся?
Что делать? Возвращаться с полдороги за печатью? Тогда на свадьбу своей единственной дочери я уже точно не попадаю. Рискнуть и ехать дальше на авось?..
И я решился. Разберутся пограничники, отправят обратно из Чопа в Вену. А мне-то, собственно, какая разница: из Чопа, из Будапешта? Главное — время будет упущено, свадьба пройдет без меня.
И поехал. Дрожал, потел, но ехал.
И видите — обошлось. Расчет мой оправдался, Ведь документы на границах смотрят и регистрируют одни люди, а таможенный досмотр и проверку личности ведут другие.
Но вот с нервами я ничего поделать не мог. А пограничники народ опытный, они сразу распознали, что у меня не все в порядке. Но что именно — разгадать так и не смогли. Хоть и устроили мне танец с раздеванием. Кстати, к тому времени я уже стал успокаиваться: если до раздевания дело дошло, значит, мои документы уже проверены и сомнений не вызвали. А потом, как вы знаете, меня отпустили... Но на этом еще не кончилось.
— Нет?
— Да нет же... Ну я, конечно, сразу же завалился спать. А в Киеве, на вокзале, когда проснулся, вдруг обнаружил, что в купе нас четверо — я и трое в штатском. Где они сели, даже не знаю. Не дали мне выйти из вагона, даже пройтись по перрону, так и держали в купе до самой Москвы. А там, на Киевском, уже ждала у вагона другая такая тройка, только один не в штатском, а в милицейской форме. Усадили на заднее сиденье машины, с каждого боку по штатскому, только что не пригрозили, что в случае попытки побега стрелять будут без предупреждения. И повезли меня — куда бы вы думали?
— Неужели на Лубянку?
— Куда там на Лубянку! Прямо на Самотеку, ко мне домой. И где только адрес добыли? А там дочка со своим молодым мужем как раз после загса к свадьбе готовится. Как увидела меня, кинулась с объятиями: «Папка! Папка!» И к тем: «Проходите, проходите, товарищи! Правда, остальные соберутся только часа через два. Но вы пока передохните с дороги. Кто проголодался, могу накормить авансом»... Решила дочурка, что они со мной, товарищи мои по службе. А те переглядываются, глазами моргают. Чего они, интересно, еще ждали? Нет, нет, говорят, спасибо. Мы только полковника подвезли. Всего вам доброго! — и один за другим гуськом на улицу в свою машину.
