Чувствуя себя скорее отцом, чем мужем, он наклонился и поцеловал ее в лоб. Ее руки обвились вокруг его шеи, она судорожно притянула Чарли к себе и стала целовать его рот, подбородок, щеки.

Чарли оставался с ней, пока она не заснула, сжимая все еще горячей рукой его руку. Осторожно разогнув ее пальцы, он высвободился, подтянул повыше одеяло и тихо вышел из комнаты.

Крашенные помадой губы оставили на его щеке следы в форме полумесяца.

Он вымыл тарелки и поставил их на полку. Потом пошел в свою «берлогу» и наполнил трубку табаком. Переставляя кресло ближе к окну, решил: хватит ему беспокоиться за Беллилию. Если он будет проявлять терпение и сочувствие, она постепенно начнет доверять ему. Лучше узнать о ее грехах… или о глупых поступках… через добровольное признание, чем силой вытягивать из нее правду. Он был уверен, что, если искать зло самому, оно окажется намного страшнее, поэтому лучше узнать истину более мягким способом. Чарли расположился поудобнее, вытянул ноги и с удовольствием стал попыхивать трубкой.

В окне появилась какая-то тень.

Чарли вскочил.

Тень прошла мимо окна и завернула за угол дома к входной двери. Это был Бен Чейни, который спустился с горы на снегоходах.

Раздался звонок в дверь.

— Как у вас дела? — спросил Бен и наклонился, упираясь в стену, чтобы отстегнуть снегоходы. На нем было обычное городское пальто с бархатным воротником, на голове котелок, на шее шерстяной шарф.

— А как у вас? — спросил Чарли.

— Удалось выжить. Трудно поверить, что мы всего в шестидесяти милях от Джеральд-сквер, правда? Я чувствую себя эскимосом. — Он поднял голову, изучая выражение лица Чарли. Ничего особенного не обнаружив, продолжал: — Поверь мне, если бы я был эскимосом, последний человек, кого я хотел бы принять в своем и́глу, была бы Ханна. Мне известны теперь семейные обстоятельства всех и каждого, вплоть до самого незначительного и неинтересного обитателя этой округи. Не пригласишь меня в дом?

— Входи.

Глаза Бена внимательно осматривали холл и лестницу наверх, но, прежде чем последовать за Чарли в его кабинет, он заглянул в гостиную.

— Я пробовал позвонить вам, но мой провод поврежден.

— Наш тоже.

— Проклятое невезение. Я не смог получить никакой вести от моего друга. Он где-то на пути ко мне. Человек из Сент-Пола. Ты знаешь, все железнодорожные пути блокированы.

— Возможно.

— В Нью-Йорк уж точно, но я не уверен, что он мог добраться так далеко. Не сомневаюсь, застрял где-нибудь в Итаке или Рочестере. — Бен стоял у радиатора и потирал руки.

— Тебе холодно? — спросил Чарли. — Не хочешь что-нибудь выпить?

— Неплохая мысль. Глоток сидра будет в самый раз. — Он последовал за Чарли в столовую, продолжая потирать руки. — А почему ты не восхищаешься моими снегоходами?

Чарли достал графин с сидром, поставил его на поднос вместе с одним стаканом и вернулся с гостем в свой кабинет.

— Я и не думал, что ты умеешь на них ходить.

— А я и не умел. Когда я уже совсем потерял надежду на спасателей и приготовился медленно умирать от скуки, появились сыновья Эйсы Килли на своих снегоходах и принесли пару для меня.

— Ты быстро научился.

— Сначала я спотыкался, но ребята дали мне несколько советов, и вот я здесь, без единой сломанной кости.

Бен искренне веселился и громко смеялся. Избавление от заточения в собственном доме и от компании Ханны явно подняло его дух.

— За твое здоровье, Хорст. А ты не пьешь?

— Не хочется, — буркнул Чарли. Он не имел никакого желания пить с Беном Чейни.

— Что ж, твое здоровье! — Бен одним глотком выпил свой сидр. — А как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — равнодушно ответил Чарли.

— А Беллилия?

— Не очень хорошо.

— Сожалею. А что с ней?

— Сильно простудилась. Лихорадка и высокая температура. Что-то похожее на грипп.

— Очень плохо. Доктора вызывали?

— А как он сюда доберется?

Бен засмеялся.

— Да-а, я все-таки городской человек, как видишь. Ну что ж, зато я получил теперь некоторый опыт сельской жизни. Хорошо, что нашел здесь тебя, Чарли.

Пока Бен говорил, перепрыгивая с одной темы на другую, он внимательно все вокруг рассматривал. Ни один дюйм комнаты не избежал его тщательного осмотра. До этого Чарли верил, что такая привычка к наблюдению определена интересом художника к объемным формам и к плоскостям, но теперь он не сомневался, что это означает чрезмерный интерес к Беллилии и ко всему, что ее окружает. Несмотря на свою растущую неприязнь к Бену, Чарли признавал, что его жизненная энергия, подтянутость, правильные, мужественные черты лица — те качества, которые привлекают женщин.

Все это сердило Чарли. Он с неприязнью смотрел на Бена, который уселся в его кресло, свободно растянулся в нем и стал играть ножом для разрезания бумаги дедушки Чарли.

— Что ты устроил моей жене? Что сделало ее такой несчастной? — потребовал ответа Чарли.

Вопросы ошарашили Бена. Он поймал взгляд Чарли, и выражение его лица сразу же изменилось, но спокойные глаза скрывали его чувства, и он ответил:

— Я ничего не устраивал твоей жене.

— Не лги мне. Я должен знать, в чем дело и что между вами происходит. Ты что-то сделал или что-то сказал, и это привело мою жену на грань нервного срыва. Что это было? Если ты ее оскорбил… — Голос Чарли прервался. Несмотря на намерение сохранять выдержку, он дал волю своим страстям. Лицо его стало красным как свекла, кровь пульсировала в висках, и он все время сжимал и разжимал кулаки.

Бен снова откинулся на спинку кресла. Он старался создать впечатление собранности и спокойствия, но в то же время внимательно наблюдал за Чарли, готовясь в случае чего к защите.

— Беллилия тебе сказала, что я оскорбил ее?

— Я верю слову моей жены, Чейни, больше, чем твоему. Я знаю, Беллилия честна передо мной, поэтому тебе нет никакого смысла выкручиваться. Что в тот день произошло между вами?

Бен не дал немедленного ответа. Чарли в его молчании почувствовал иронию и решил, что тот тянет время, чтобы сфабриковать какую-нибудь ложную версию, которая утешит и обманет мужа. Чем дольше Чарли ждал, тем сильнее в нем разгоралась решимость добиться немедленного и прямого ответа.

— Что твоя жена сказала обо мне?

Наглость вопроса ошеломила Чарли. Какое право имеет Бен Чейни требовать от него объяснений? От оскорбленного, униженного мужа? Но его собственная позиция была не такая уж прочная, и он не мог считать, что справедливость полностью на его стороне: ведь он не нашел в себе силы узнать у Беллилии всю правду. Неведение делало Чарли беззащитным, и он стал прикрываться угрозами:

— Черт побери, ты не имеешь права задавать мне вопросы. Говори правду, или… я вышибу ее из тебя.

Бен поднял вверх брови.

— Я не могу защищаться, пока не услышу обвинения. Скажи мне, о чем идет речь, и я дам правдивый, честный ответ.

Чарли предпочел бы вступить в бой, а не идти на компромисс, только вот оставалось неизвестным, за что сражаться. Беллилия никогда не признавалась в неверности, и Чарли не обнаружил ничего компрометирующего в ее отношениях с Беном. Наоборот, она испытывала перед ним страх.

— Почему моя жена тебя боится? Скажи честно, — бросил вызов Чарли.

— Она меня боится? Я этого не знал. Последний раз, когда я встречался с ней, она была очень доброжелательна. — Голос Бена звучал умиротворяюще, но глаза блестели. Как он ни старался выглядеть спокойным и собранным, у него это не слишком получалось.

— Что произошло в тот день? Что заставило ее попытаться убежать в разгар бури?

Бен подскочил:

— Она пыталась убежать?! Когда?

Теперь Бен стал проявлять нетерпеливое любопытство, а Чарли, вооруженный знанием фактов, получил власть мучителя.

— Не молчи. — Бен не скрывал своего нетерпения. — Ты сказал, что она убежала в разгар снегопада? После того, как мы с доктором Мейерсом были здесь накануне?