Охранник по прозвищу Сникерс широко улыбнулся – улыбка показала, что он знает, как обращаться с себе подобными.

– И в галерейном бизнесе – то же самое. Россия! Буквально как на войне.

Картинка в телевизоре в это время сменилась. Словно иллюстрируя слова галериста о трудностях работы, на экране появился кричащий человек и заполнил искаженным лицом весь экран; он разевал розовый рот и заходился в беззвучном крике. Непонятно было, кричит он от боли или от радости.

– Это что же, – указал Павел на розовый рот, – форум искусств или война какая?

– Ах, это, – вгляделся Поставец. – По-моему, все-таки форум искусств. Это такой интересный парень, из Тамбова. Видеоартом занимается, прогрессивная личность.

Прогрессивная личность из Тамбова раскрыла свой рот до отказа, так что зрителям видны были его свинцовые коронки и бьющийся в крике язык в белых пупырышках. Другой мастер, тот, что жил в аквариуме, плавно двигая руками, помогал двум вуалехвостам проплыть у себя под мышками. Вуалехвосты, охотясь на крошки, разевали рот широко, как тамбовский художник. Играла нежная музыка, казалось, она льется изо рта кричавшего на экране.

– Так вот, галерея. Надо создать круг коллекционеров, сплотить художников. Производители и потребители должны стать единомышленниками. Создаем среду, – сказал Слава Поставец, – создаем общество.

В это время кричащего человека оттащили от камеры, и оказалось, что художник из Тамбова стоит посреди странного полусгоревшего пейзажа и двое людей заламывают ему руки за спину. Павел смотрел, как они ставят художника на колени. Зазвонил один телефон. Потом второй.

– Именно это, – кивнул Поставец на аквариум, телефоны и телевизор, – и называется кругом единомышленников. Этот круг – он сегодня равен орбите планеты. Никто не существует изолированно. Что бы ты ни сделал, ты находишься внутри отлаженной системы. Сегодня я в курсе того, что происходит в выставочных залах Нью-Йорка и Токио.

– Как раз это я и говорил Павлу. Культура не делается партизанами в лесу.

Павел глядел на телевизор: там сменилось изображение, и на смену лидерам прогрессивного искусства явились какие-то погорельцы. Обмотанные несвежими платками тетки, стоя на фоне руин и дымящихся развалин, жестикулировали и пытались привлечь внимание оператора. Тамбовского художника, видимо, увели куда-то. Поглядел Павел и на аквариум – оттуда по-прежнему лилась сладостная музыка, вот шевельнул плавниками вуалехвост, покачал гениталиями человечек. Вуалехвост поднырнул и, покачиваясь, проплыл между ног человека-амфибии. Филипп Преображенский проводил рыбку взглядом, помахал ей рукой. Беженцы на экране телевизора засуетились и бросились бежать, видимо, кто-то напугал их. Один из беженцев споткнулся, упал, и черная струйка крови потекла у него из головы. Впрочем, теперь на форумах искусств и не такое вытворяют, подумал Павел.

– Галерея собрала мыслящих людей города, – заметил Леонид.

– У галереи собственное издательство, с «Колоколом» и «Дверью в Европу» пока соревноваться не можем, но держим руку на пульсе. Обеспечиваем рекламу демократической партии Тушинского, – сказал Поставец.

– Искусство и политика, – сказал Леонид, – неотделимы.

– Тянет меня Тушинский в политику, уклониться не могу! – Поставец улыбнулся и облизнулся. Так улыбается продавец из мясного отдела, обвесивший клиента, или генерал, заманивший противника в ловушку.

– За Тушинским будущее, – сказал Леонид. – Когда-нибудь (не скажу – завтра, но через двадцать лет), когда-нибудь мы переделаем Россию за пятьсот дней.

– Убедил Владислава Григорьевича проводить дискуссии здесь, при галерее – удобно! Обсудили, проголосовали, отпечатали брошюру. И художники под рукой. Знаете, как провели голосование за Тушинского в Сибири? Элегантный проект – «Дети любят демократию»! Художники моей галереи буквально за день нарисовали сотни детских рисунков, и мы оклеили Сургутский аэропорт. Мэр города не подозревал, что в Сургуте столько детей.

– Тушинский победил?

– Не обижайте моих детей! Разве раньше так о детях заботились? Ну скажите: выставки детского рисунка в таких масштабах устраивали в Сибири? Тушинский победил, и это победа демократии. Нефтяной регион: важно сориентировать население.

– Вот, – сказал Леонид, – иллюстрация к нашему разговору. Есть галерист, есть художник, есть политик, уверен, и банкира отыщем неподалеку – все связаны общим делом.

– Успеваем! – Поставец улыбнулся, облизнулся, потер руки. – Ярмарок-то сколько! «Документа» в Касселе, «Сиеста» в Сан-Себастьяне, «Долче Фарниенте» в Милане! Обязаны успеть! Ответственность-то какая!

– С вашей помощью, – заметил Леонид, – Тушинский не только в Сургуте, в стране выборы выиграет.

– Ситуация должна созреть. Лоббируем проблему. Есть оригинальные концепции. Делаем футбольный перформанс – «Форварды либерализма»! Играем против парламента, каково? Команда из одиннадцати художников, Стремовского поставим на ворота, у него руки длинные, Снустиков – нападение, Педерман поработает в защите. Тушинского я тренером объявил – неплохой проект, а? – Поставец увлекся идеей и потерял нить беседы, затем вновь обрел ее. – Так что союз с политическими структурами вписывается в нашу программу. К тому же среди членов Центрального комитета партии я нахожу клиентов. Предприятие выгодно всем.

Павел глядел вокруг, удивляясь, где мог бы разместиться штаб партии.

– Ищете, – догадался Поставец, – плакаты и листовки? Расхватали, как горячие пирожки!

– Места нет для картин. И партийцам негде собраться.

– Картины показываем не часто. Наше искусство мобильнее. И с партией обстоит так же. Это коммунисты устраивали съезды в Колонном зале, а прогрессивным людям – зачем? Собрались тихо, поговорили.

На экране двое наголо бритых людей с черными бородами потащили третьего за ноги, причем изо рта этого третьего неостановимо хлестала кровь. Бритоголовые бросили тело, и по тому, как оно брякнулось на землю и осталось лежать, можно было догадаться, что жизнь из тела ушла. Был ли этот залитый кровью человек тем самым тамбовским художником? И что это за перформанс? И Филипп Преображенский в аквариуме недоуменно развел руками.

– Кто Тушинскому тексты пишет? Кузин?

– Кузин работает на Кротова, работает слабо. Партии Кротова нужен грамотный менеджер. Если бы мне дали провести его выборы – мы такого бы напридумывали!

– И Тушинскому будете помогать, и Кротову?

– Не на партию работаем, – облизнулся Поставец, – на современность. В плену у времени. А время такое, что везде надо успевать. Вот мой охранник, – показал Поставец, – успевает везде! Сток-брокер на вокзале – раз, совладелец массажного салона – два, начальник охраны у меня – три, дачу мне строит – четыре! А как иначе? Если я стану одного художника продавать, одну партию обслуживать – в трубу вылечу. Я выставляю десяток предложений. Здесь неудача – там победа. Раньше Первачев бойко шел. И цены неплохие были, – Поставец что-то прикинул в уме, облизнулся, подсчитал, – да, приемлемые. Но клиенты, что Первачева брали, где они? Где сегодня найти секретаря немецкого посольства, чтоб собирал картинки с колокольнями? Амбиции у Первачева есть, а кто его знает? Замдиректора ЦРУ в позапрошлом правительстве?

Леонид Голенищев рассмеялся и сказал Павлу: «Вот партизанская тактика». Поставец продолжал:

– Гузкин, Дутов, Пинкисевич – продаются. Их клиенты – старые коллекционеры, из тех, что Родченко собирали. Много таких? Хорошо, если сто наберется. Ой-ой-ой, сколько люди о себе воображают! Объективная рыночная стоимость! – руки Поставца потерлись друг о друга. – Это надо же выдумать!

– Нет такой? – спросил Павел.

– Еще год-два, и пора гениям на пенсию. Пришли новые, слышат шум времени. Приезжают коллекционеры – им Сыча подавай, Снустикова-Гарбо, Лилю Шиздяпину.

На экране бритые люди принялись пинать ногами тело убитого. Убитый перекатывался из стороны в сторону.

– Чечня это, – сказал Павел, – не арт-форум.