Казя никогда не рассказывала о своем умершем младенце. Но ведь у Екатерины детей отбирала не смерть.

– Боюсь, там будет скука смертельная, – со вздохом произнесла Екатерина и даже зевнула при мысли о невеселой перспективе. – Между нами говоря, Казя, я не особенно жалую французов как нацию. Иногда мне кажется, что в Англии я бы скорее чувствовала себя в своей тарелке. И все же, как подумаешь, что дали миру французы! Одни философы чего стоят! Месье Дидро, месье Вольтер зажгли Европу идеями, за которые еще полвека назад взошли бы на эшафот. – И Екатерина принялась с восторгом расписывать Париж и Версаль, а Казя, несмотря на усиливающийся жар, старалась вникать в ее слова и в нужных местах улыбаться.

– Хоть нас и ожидает скука, все же не лишено интереса познакомиться с послом Франции – первым после того, как в сорок первом году императрица приказала несчастному Четарди покинуть Россию, – заключила великая княгиня. Где-то с силой хлопнула дверь, раздался громкий женский смех. Екатерина сидела выпрямившись, и только постукивание веера по руке выдавало ее возрастающее нетерпение.

– Скажите, Казя, есть ли какие-нибудь вести от вашего графа Алексея? – поинтересовалась она после короткой паузы.

– Да. Он надеется п-п-приехать домой на с-с-следу-ющей н-н-н – не в состоянии выговорить слово, раздосадованая Казя отказалась от дальнейших попыток. При малейшем недомогании или усталости для Кази говорить становилось тяжким испытанием даже в обществе самых близких людей.

– Понимаю, – Екатерина сочувственно потрепала Казину руку. – И тогда, – добавила она с самой мягкой из своих улыбок, – тогда, я полагаю, вам понадобятся несколько дней для своих личных дел.

Казя с благодарностью кивнула. Алексей ехал в Петербург с донесением от генерала Фермора, и Казя ждала возвращения своего друга всего лишь с приятным волнением и только, что немало ее удивляло. Пока они были вместе, она была по уши в него влюблена, они оба приносили друг другу счастье. Но за месяцы его отсутствия выпадали такие дни, когда она лишь с помощью сознательного усилия могла заставить себя подумать о нем. Ей нравилось находиться в его обществе, она наслаждалась красотой и силой его тела, но сердце ее было задето неглубоко, да и его, как она догадывалась, тоже.

– Ох, уж эти братья Орловы! – задумчиво произнесла Екатерина. – Чего только о них не говорят! Каким гигантом, верно, был их отец, если смог дать жизнь пятерым таким сыновьям.

– Да, конечно – Казе казалось, что голова ее вот-вот расколется на части. Она провела рукой по горячим воспаленным глазам. Неужели половина десятого так никогда и не наступит?

– Вы плохо себя чувствуете! – твердо сказала Екатерина. – Вам надо не на бал ехать, а в постель лечь.

– Н-н-нет, я в п-п-порядке.

– Чепуха, дорогая! Прасковья будет в посольстве, она сделает все, что нужно. Не спорьте со мной, Казя! – Екатерина сверкнула глазами. – Вопрос решен. Вы сейчас же пойдете и ляжете в постель. Я уже хорошо знаю эти ваши приступы лихорадки. А впрочем, – улыбнулась она, – сегодня вы красивее, чем когда бы то ни было. Пусть температура повышается почаще. Румянец вам к лицу. – Екатерина была права: в темно-красном платье, вышитом цветами, с бриллиантом в волосах, которцй ей подарил, выиграв в карты, Алексей Орлов, Казя выглядела замечательно. Этому немало способствовало и та, что от жара глаза ее ярко блестели.

Казя поднялась, чтобы выполнить приказание императрицы, но в этот миг дверь распахнулась, и в комнату ввалился великий князь. Петр пребывал в превосходном настроении и был доволен миром и всеми в нем живущими, а более всего самим собой. Пока что он, по его меркам, был почти трезв.

– Ага! Вы, следовательно, готовы, не так ли? – Он остановился перед камином и встал в позу, положив одну руку на эфес шпаги, а другую – на ордена, блестевшие на его коричневом кафтане. Стоя так, он оглядел обеих дам, и его длинное лошадинообразное лицо выразило удовлетворение.

– Полагаю, сегодня я буду гвоздем бала, – сказал он, прекратив громко напевать себе под нос какую-то мелодию, и хвастливо выставил вперед худую ногу в белом шелковом чулке и красном ботинке с пряжкой. Тонкий слой пудры закрывал следы оспы на его лице, голубые глаза навыкате блестели. От Петра пахло тонкими духами, и только руки оставались, по обыкновению, грязными.

– Как вам мой костюм, Екатерина? Сшит по заказу специально для этого вечера.

– Очень мило, – ответила Екатерина рассеянно.

– Воронцова от него без ума.

– Ну, тогда он, безусловно, произведет фурор в посольстве, – ледяной тон жены нисколько не обескуражил Петра.

– Я тоже так подумал, – ответил он с детским простодушием. – Такой костюм я заказал для того, чтобы никто из французских франтов не смог меня перещеголять. И вся моя свита одета в лучшие свои наряды. – Он еще долго продолжал разглагольствовать в том же духе, а Казя, перед которой все плыло как в тумане, никак не могла дождаться конца его речей. Внезапно в середине фразы Петр расхохотался и перескочил на совершенно иную тему.

– Лев Бубин потешал нас, изображая графа Александра Шувалова, который по ошибке подверг пытке одного из любимцев моей тетки и пришел ей в этом покаяться. О Боже, я думал, что помру со смеху. – Казя решила, что Петр, наверное, выпил все же больше, чем можно предположить по его виду, – теткой он называл императрицу лишь в тех случаях, когда слишком сильно напивался.

– Да, выбор весьма неразумный, – пробормотала Екатерина. Казе безумно хотелось сесть – они оба, вроде бы, забыли о ее существовании. Но Петр обратил свой блуждающий взор на нее.

– А как поживает сегодня моя маленькая казацкая графиня? – спросил он с тяжеловатой галантностью.

– Оставь ее в покое, Петр. Она плохо себя чувствует. Я даже велела ей лечь в постель.

– В постель? Какое несчастье! – Он издал преувеличенно горестный стон. – Настоящее несчастье. Вечер для меня будет испорчен, да, да, безвозвратно испорчен. В приступе деланного отчаяния он поднес руку к голове. Затем посерьезнел и уже совсем иным тоном, в котором звучало искреннее участие, сказал:

– Я огорчен, что вы нездоровы, поправляйтесь! – Вот так иногда, на короткий миг, сквозь его маску полубезумной ребячливости просматривался совсем иной человек, более добрый и обходительный.

– Н-н-ничего особенного, ваше высочество! П-п-приступ лихорадки – и только.

– Очень печально для вас. И очень неприятно. Постарайтесь пропотеть как следует. Да, да, пропотеть. С потом все и выйдет. Ах, получается, что мне придется провести этот дрянной вечер в обществе Прасковьи.

Екатерина бросила на мужа усталый и недовольный взгляд и обратилась к Казе:

– А теперь прочь отсюда, немедленно, – приказала она резко. – Видит Бог, – добавила она, – я бы и сама с удовольствием улеглась спокойно спать.

Казя бросила быстрый взгляд на великого князя, он благосклонно кивнул в ответ.

– Вам необычайно повезло, – сказал он Казе. – Я, к примеру, очень хотел именно сегодня вечером разместить моих солдат на новые позиции. Только что мне доставили новую крепость – вам следует взглянуть на нее, Екатерина, завтра, когда люди будут размещены на крепостных валах. – При воспоминании о новой забаве глаза Петра зажглись огнем, но тут-же опять потухли. – Они всенепременно будут поить гостей шампанским, – раздраженно сказал он, – а меня от него страшно пучит.

Казя присела в реверансе и направилась к двери. Екатерина уже ей в спину – крикнула:

– И я не желаю вас видеть, пока вы не выздоровеете окончательно. Поняли, Казя?

– Да, мадам.

Казя медленно побрела к себе, с трудом выдерживая тяжесть своей пышной юбки на подкладке и стараясь прямо держать голову, как бы обернутую теплой шерстью.

Карцель уже ждал ее.

– Я так и думал, что ее высочество не разрешит вам поехать на бал. – Постель Кази была расстелена, ночная рубашка выложена поверх подушки. Хорошо подрезанные свечи почти не коптили. Казя улыбкой поблагодарила карлика. За одну ее улыбку Карцель готов был положить жизнь, защищая Казю.