Но не техника Джилли остановила Элис. У нее на лице появилось отвращение, потому что ей не нравилась мелодия. Концерт Рифт. Как будто мало слушать его ежедневно в исполнении Эмили! А теперь еще и Джилли!

Этот Концерт долины Рифт написал Гвидо Торони, военнопленный итальянец. Его прислали работать на ферму Фламинго, а Эмили случайно узнала, что до войны он был пианистом. Он сочинил свой концерт на рояле Эмили марки «Бехштейи». После окончания войны он уехал в Америку и сделал там карьеру. Там же он записал концерт на единственную долгоиграющую пластинку и послал ее Эмили на память и в знак благодарности. Эмили была необычайно довольна и никому не разрешала трогать эту пластинку, но две недели назад пластинку нашли разбитой на мелкие части.

Это не мог быть несчастный случай. Это было намеренное и безобразное выражение злобы, которое так напугало Элис и рассердило Эмили. Но это оказалось еще не самым худшим. Эмили стала играть концерт по памяти — чтобы не забыть. Она играла его бесконечно в течение этих двух недель, пока дикие кадансы не стали преследовать Элис и совершенно не расшатали ее нервы. А теперь и Джилли играет этот концерт. Он играл с такой же страстью и пылом, как Эмили, но с гораздо большим мастерством и очарованием, какого не могли достичь скрюченные пальцы Эмили.

Элис пробралась между белых лилий и побежала через газон и по ступенькам, ведущим на веранду. Дверь в гостиную была открыта, она вошла, наклонилась над плечом Джилли и бесцеремонно сбросила его руки с клавиатуры; последовал ужасный звук.

Джилли повернулся на вращающемся стуле и уставился на ее искаженное лицо.

— Господи! Ты меня напугала! Что случилось? На тебе лица нет. — Он быстро встал, — Ведь ничего не случилось, правда?

— Нет, ничего — Элис нащупала за спиной стул и упала на него. Ее дыхание выровнялось, на щеках появился нормальный розовый цвет.

— Извини, Джилли. У меня нервы на пределе. Это просто из-за музыки. Эмили играет эту мелодию целыми днями, я больше не могу этого выносить.

— Она играет, правда? — усмехнулся Джилли, добавляя в виски содовую и протягивая бокал Элис.

Второй бокал, с гораздо большим количеством виски, он налил себе, пренебрегая содовой, и выпил содержимое залпом.

— Тогда я не удивляюсь, что у тебя нервы не выдерживают. Она жуткая пианистка. Этот третий пассаж она исполняет так, будто слон мчится за скорым поездом.

Он опять сел за рояль, словно желая проиллюстрировать свои слова, но Элис сказала строгим тоном:

— Джилли, если ты сыграешь еще раз, я закричу. Кроме шуток.

Джилли опустил руки и с тревогой посмотрел на Элис.

— А ты в ужасном состоянии. Хочешь еще выпить?

— Я еще и этот бокал не начала. — Элис попыталась рассмеяться. — Вообще-то я не из-за музыки. Знаешь, ведь пластинку разбили. Ты слышал об этом?

— Ты имеешь в виду полтергейст? Конечно, слышал.

— Это не полтергейст. Не говори таких слов. Это должен быть кто-то, какой-то человек. Но Эмили уверена во всех своих слугах. Они служат у нее долгие годы, и все они слуги на Фламинго во втором поколении, а некоторые и в третьем! Она не верит, что это один из них. Но она ужасно обеспокоена. Я знаю.

Джилли налил себе еще виски, высотой на три пальца, добавил содовой и стал потягивать напиток с задумчивым выражением лица. Это был худой, неряшливый на вид мужчина лет тридцати пяти, с бледным, постоянно недовольным лицом, светло-голубыми глазами, имевший привычку смотреть в сторону, — он избегал прямого взгляда. Его светлые волосы всегда были чересчур длинны, чтобы выглядеть опрятными; он носил рубашку с открытым воротом, на которой были заметны пятна от пота, и грубые брюки цвета хаки; на не затянутом ремне у него висел револьвер в потрепанной кобуре. В целом он казался чем-то инородным в шикарно обставленной гостиной Лайзы, столь же инородным, как и Элис де Брет, с аккуратной черной головкой, в строгом дорогом темном костюме, в безупречных туфлях и жемчуге чистой воды, с бледным, напряженным лицом мадонны, почти не знавшим косметики.

— Эмили не вредно поволноваться, — проговорил Джилли, потягивая виски. — Сколько раз я говорил ей: избавляйтесь от всех кикую. Да и все ей говорили. Но Эмили уверена, что знает лучше других. «Относитесь к ним как полагается и увидите, что они очень преданны». Как бы не так. Не существует преданных кикую. Мы все убедились в этом, и довольно жестоким образом.

Элис ответила несколько неуверенно:

— Но она привязана к своим слугам, Джилли. И ведь они не бросили ее во время чрезвычайного положения, а теперь, когда все закончилось…

— Кто тебе сказал, что все закончилось? Как бы не так! А как же насчет этого Киама Киа Муинджи?.. Роза под другим названием — именно так. Секретные церемонии, вымогательства, запугивания — все те же грязные делишки, которые сдерживаются какое-то время и готовы выйти наружу вновь в любой момент. И все же находится много оптимистов, болтающих, что все закончилось. Не позволяй им одурачить себя!

Он протянул руку, взял бутылку и вновь наполнил бокал, расплескав содержимое на чехол дивана из розового ситца.

— Кто может сказать, сколько еще человек из племени мау-мау в бегах и где они — в лесах, в Найроби или в долине Рифт? К тому же они не схватили и самого Генерала Африка, а говорят, все закончено. Видишь ли, — Джилли говорил почти без пауз, — ты знаешь Гектора Брэндона? Конечно, знаешь! Гектор много допрашивал стариков мау-мау, и один сказал ему, что есть банда жестоких террористов, скрывающихся в болотах с зарослями папируса. Они кормятся трудом африканцев, работающих на фермах по берегам озера. И Грег Гилберт считает, что Генерал Африка работает слугой у какого-нибудь поселенца. Да это может быть любой из кикую у Эмили! Кто знает? Какой-нибудь тихий домашний слуга, или повар, или пастух днем, а ночью — сам Генерал Африка в шлеме из львиной шкуры. Да он может работать и у самого Гектора, вполне вероятно.

— Нет, Джилли. Все же знают, что мау-мау поклялись убить Гектора из-за его работы на разведку. И все же не сумели. А если б Генерал Африка работал у него, это было бы для них совсем нетрудно.

— Может быть, — протянул Джилли скептически. — Но я расскажу тебе то, чего никто не знает. Однажды люди Дру Стрэттона чуть было не схватили Генерала Африка — он попал к ним в засаду с пятью чернокожими, и, хотя ему удалось уйти, кое-что он оставил: охотничий нож. У него на поясе было нечто вроде кобуры, и пуля срезала ее, не причинив ему ни малейшего вреда. Случилось лучшее, если не считать неудачу с его пленением, ведь на ноже были отпечатки его пальцев — единственный ключ к разгадке личности этого человека, который появился у Сил Безопасности. И что же случилось с отпечатками? Я тебе скажу. Гектор тщательно их стер! Я всегда считал, он узнал нож и поэтому решил не рисковать, что осудят одного из его дорогих мальчиков, «честь дома» и все такое.

— Нет, Джилли, — запротестовала Элис — Не надо так говорить. Видимо, произошла какая-то ошибка, несчастный случай.

— А он так и сказал. Якобы подумал, что это нож Грега и вроде взял-то его со стола Грега, сволочь. Грег чуть не взвился до потолка! Бесполезно, Элис. Ты и представить себе не можешь, на что способны некоторые старые кенийцы; для них их маленький кусок собственной земли — это Вселенная, просто потому, что они всего добились своим потом, они голодали ради нее, отдали ей свою молодость, лишились удобств, безопасности, благ цивилизации и многих дорогих их сердцу безделиц ради этой земли. «Долина Брэндона» — гордость Гектора. Нет, не то. Кения — его гордость. «Долина Брэндона» — это его жизнь, и он всегда клялся своими африканскими слугами. «Они преданны мне всем сердцем» — и прочие глупости. Да его просто убила бы новость, узнай он, что один из его драгоценных кикую — лидер шайки мау-мау. Я уверен, он готов почти на все, чтобы скрыть подобные вещи, если они станут ему известны. А свою совесть он успокоит, считая, что он может один справиться со всем этим. Они очень любят в этой стране подминать под себя закон. Ты этого еще не замечала? Элис ответила с неловкостью: