…На Воловьей улице, что у Калитниковского рынка, Пересветов тихонько подозвал городового, показал документ и приказал отвести себя к дворнику дома № 133.

Дворник-татарин жил в подвале и, на счастье, был в своей комнатенке один. На вопрос, где жена и дети, ответил:

— Под Казань уехал. Мулла долг платил.

— Жильца из пятнадцатой квартиры знаешь?

— Видал маленько.

— Вызови его в коридор и передай записку. Ясно? Да чтоб ни одна собака не знала.

Дворник, что-то бормоча не по-русски, ушел.

Городовой, покашливая, мялся у двери.

— А ты, братец, ступай к воротам. Дело у меня серьезное, так что будь начеку.

Оставшись один, Пересветов, окинув взглядом убогую обстановку дворницкой, принялся ждать.

Вскоре в подвальном коридоре послышались гулкие шаги.

Татарин в приоткрытую дверь всунул голову, кивнул Пересветову и пропустил мимо себя молодого человека. Его слегка помятое сном лицо выражало недоумение.

— Оставь нас, — сказал Пересветов татарину, а молодому человеку приветливо кивнул.

— Что это вы задумали? — недовольным тоном сказал тот, — К чему маскарад? Неожиданный вызов… В чем дело?

— Изволили спать? — ехидно спросил пристав, указывая на табурет… — Прошу. Разговор будет серьезный.

Он внимательно осмотрел собеседника — молодое, с румянцем лицо, над высоким лбом причудливая башенка из вьющихся каштановых волос, маленькие, кокетливо подкрученные усики. Да, ничего не скажешь — красавец. Никому бы и в голову не пришло, что этот баловень судьбы вот уже второй год состоял на тайной службе в охранке.

А кто, спрашивается, завербовал его? Опять же он, Пересветов. Накрыл подлеца почти случайно со взрывчатыми веществами, оружием и противоправительственной литературой.

На основании статьи семнадцатой положения об усиленной охране арестованному грозил военно-окружной суд и каторга… Кроме того, можно было без труда приписать еще и другие статьи уголовного уложения, и тогда…

В общем насмерть запуганный красавчик на пятый же день допросов выдал товарищей и подписал все, что от него требовал Пересветов.

— Как дела с побегом? — спросил Пересветов так, как будто спрашивал о здоровье.

— Все идет по плану. Одежду, документы и деньги доставили в камеру. Зураб очень осторожен — опять сменил квартиру.

— Знаю.

— Сейчас он связывается с другими группами (Пересветов насторожился), чтобы те помогли укрыть бежавших. Одним нам это просто не под силу.

— Понимаю… — в раздумье произнес Пересветов, встал и, с каждой минутой все больше и больше воодушевляясь, начал излагать план дальнейших действий. — Надо осуществить побег в ночь на второе, так как утром приезжает Курлов. Вы понимаете, какой это будет эффект! Генерал получит подробный доклад. Вас представят ему. А это, сами понимаете, удается не всегда.

Все это Пересветов говорил с жаром, проникновенно, по-отечески ласково глядя на агента. Ему и в самом деле от всей души хотелось показать этому еще совсем молодому человеку свое расположение.

И агент поверил. Настороженность и недоверие в глазах исчезли.

— Но как убедить их? — сказал он с сомнением. — Если начну настаивать, не вызовет ли это подозрений?

— В ваш талант я, дорогой, верю. Скажите, что долго держать вещи в камере опасно. И еще вот что… — Пересветов дружески обнял агента. — Не удастся ли вам заполучить адреса, которые хранит Зураб? Ведь он один связан с центром. Тогда мы обезвредим не только вашу группу.

— Постараюсь. Но это нелегко.

— Понимаю, дорогой, понимаю. Вам выпала тяжелейшая миссия. Но, видит бог, игра стоит свеч. Так что действуйте смелее. И знайте — вас оберегают мои филеры.

— Да я уже заметил. Грубо они работают.

Пересветов смущенно улыбнулся.

— Что поделать — дураков у нас хватает. Значит, договоримся так: если вы сумеете убедить группу — тотчас позвоните. Ну, а, не дай бог, возникнут осложнения — звоните, встретимся в Зоологическом саду, у борцовской афиши.

Агент одобрительно кивнул и улыбнулся. Эта открытая, светлая улыбка долго еще стояла в глазах у пристава.

Домой он ехал на извозчике, который случайно подвернулся на перекрестке. По профессиональной привычке отметив про себя номер пролетки — пятьдесят девятый, — Пересветов спросил возницу:

— А что, голубчик, ты москвич?

— Коренной, — извозчик повернул к нему свою русую бородку. — К чему это вы?

— Хорошие, говорю, люди в Москве. Я приезжий, из гостей еду.

— Из гостей? Это хорошо… Только что-то от вас, извините, гостями не пахнет.

— Ах ты шельма! — засмеялся пристав, приподнялся и прошептал: — У красотки был. А она вина не любит. Понятно?

И дружески похлопал возницу по плечу.

В сторону Первой Мещанской Шура ехала на извозчике. Моросил не по-летнему нудный дождь. Мокрая каурая лошадка, запряженная в пролетку, вызывала жалость. На Сухаревке Шура расплатилась, получила от извозчика с русой бородой сдачу с трех рублей и сошла, бесцельно повертелась в галантерейном магазине, вышла, осмотрелась и проходными дворами быстро направилась к двухэтажному серому дому.

Из подъезда навстречу ей вышел дворник, скользнул (или это показалось?) по ее лицу быстрым взглядом и отвернулся.

Взбежав по лестнице, Шура остановилась у квартиры с табличкой «9» и постучала условным стуком.

Дверь открыл Василий — огромного роста близорукий парень в очках, совершенно не похожий на своего брата Владимира. По тому, как часто дышала Шура, он догадался, что известие будет не из приятных, хмыкнул, сказал:

— Идем, — и по узенькому коридорчику зашагал в комнату.

На продавленном кожаном диване сидели Владимир и Сергей Усов, Зураб — в кресле у стола. По их разгоряченным лицам было видно, что они что-то горячо обсуждали.

— Что произошло, Шура? — тихо спросил Зураб, внимательно вглядываясь в лицо своей «невесты».

— Беда.

— Ну, а точнее? Да ты садись.

Василий подставил венский стул, Шура села и торопливо и сбивчиво рассказала о событиях сегодняшнего утра.

Братья переглянулись. Зураб нахмурился, а Усов сказал восхищенно:

— Молодцы девушки! Подняли крик и избежали обыска. Просто молодцы!

— И что же было дальше? — настороженно спросил Владимир.

— Фриду и Веру бросили в карцер. С княжной в кабинете случилась истерика, и она тут же уехала домой или к врачу. Но Спыткина начеку. И вообще… в любую минуту может произвести обыск, и тогда…

Шура задохнулась и замолкла. Зураб вопросительно посмотрел на Василия (тот грустно покачал головой), потом на Владимира (этот закрыл глаза) и тихонько присвистнул.

— Товарищи, побег нужно делать сегодня же ночью! — воскликнула Шура и обиженно добавила: — И нечего, кивать головами и свистеть.

— Ну, что ты обижаешься! — лицо Зураба засияло искренней белозубой улыбкой. — Просто от твоего «подарка» мы еще не опомнились.

С дивана поднялся Сергей.

— Ну вот, видите, — сказал он, как бы подводя черту под давнишним спором. — Я оказался прав — медлить с побегом нельзя.

Зураб внимательно посмотрел на его молодое, с красивыми усиками лицо и тряхнул головой.

— Да, ты оказался прав.

— Значит, сегодня? — спросил Владимир, ни к кому не обращаясь.

— Сегодня! — решительно сказал Зураб.

— У нас все готово, только нет ключей от карцера, — сказала Шура и тут же бодро добавила: — Но ничего. Веру я в карцере не оставлю. Ключи мы отберем у Федорова.

Зураб посмотрел на нее восхищенно, покачал головой и горько улыбнулся.

— Этот зверь проглотит любую из вас и даже, заметь, дорогая, даже косточки не выплюнет.

— Тогда дайте нам оружие!

Василий сердито махнул рукой.

— Сказала! А в случае неудачи что? Виселица.

Его поддержал Усов:

— Нет, нет, рисковать вашими головами мы не имеем права.

— Провала не будет, — медленно произнес Зураб, и по его сосредоточенному взгляду все поняли, что он на что-то решился. — Не должно быть никакого провала, черт побери!