— Докладывай, — не поднимаясь, приказал Кузьма.
У Федора губы задрожали от обиды.
Доложил. По форме, по уставу, черт возьми!
— Иванова мы потеряли, Федор. Садись, — ответил на рапорт младший лейтенант Кузьма Королев.
— Когда его? — сглотнув, спросил Федор.
— Никогда. Просто потеряли. Понимаешь? Просто потеряли, — Королев хлопнул ладонью по столу. — Возвращались под обстрелом. Смотрю уже в траншее — нет Иванова, Он вот с этим гусаром шел. Где он? — взревел Королев, обернувшись к щеголю сержанту.
Тот вскочил. Желваки заходили у него, а усики зашевелились.
— Я докладывал, товарищ младший лейтенант…
— Слышал! Садись, Федор. Подлечили?
Федор поставил вещмешок на нары, подошел к столу.
— Полностью подлечили. Как новый.
— Как… как… Ладно, садись. Водки выпьешь? Приучился небось.
— Не то чтобы приучился, но выпью.
— Стемнеет — пойдешь! И чтоб был! Живой или мертвый! — рявкнул Королев, снова обернувшись к сержанту.
— Так точно, товарищ младший лейтенант… Стемнеет, чтоб был живой или мертвый. Разрешите идти?
— Ступай.
Сержант, сверкая приспущенными голенищами начищенных до сияния сапог, выпорхнул из землянки.
Облегченно вздохнув, Королев потрогал согнутым указательным пальцем пышные усы, поднялся, обнял Федора:
— Этот новенький — Свиридов — хороший парень. Только бабник. Погубит его эта штука. Разведчик-спортсмен. Ясно?
— Понятно, товарищ младший лейтенант.
— Полно, Федор. Дождались тебя награды — обе «Славы». Что не отвечал на письма?
— Честно?
— Честно!
— Боялся — не вернуться мне. А тогда… — Федор махнул рукой.
— Правы, значит, были Глыба с «тройным» Иваном. А я, признаться, хуже подумал, Федор. Подсаживайтесь, ребята.
Подойдя к нарам, Федор протянул руку Глыбе, заранее став очень твердо. Тихон обхватил руку Федора и тотчас очутился едва ли у него не на шее.
— Помнит! — захохотал, обнимая Федора, Глыба. — Помнит, как с Глыбой здороваться.
В блиндаже стало шумно, но разведчик в сапогах сорок шестого размера будто и не слышал ничего. Он спал в положении «смирно», лишь руки его с переплетенными пальцами покоились на груди.
Обернувшись к нему, Королев громко позвал:
— Егор!
— Ухм…
— Федор приехал!
— Оч… хорошо. — Носки огромных сапог сдвинулись, но это было лишь единственным движением.
Постаравшись сострить, Федор сказал:
— Пожарником он был, что ли?
Разведчики рассмеялись громко, раскатисто.
— А ты откуда знаешь? — Из полутьмы, которая стояла в дальнем углу землянки, появилось широченное лицо с красноватыми спросонья глазами. Голова вопрошавшего была окружена венчиком светлых волос. Федору захотелось сказать, что в группе захвата теперь двое лысых, но, вспомнив о первом — «тройном» Иване, он промолчал.
— Он пожарником по совместительству служил, а спит — так по фамилии. В аккурат, — съехидничал Глыба. — Не разбуди Косолапова — сутки проспит.
— Поесть я не забываю, Тихон. Это ты напрасно… — И Косолапов легким движением поднял свое непомерное тело, быстро нахлобучил на босую голову пилотку, подсел к столу.
— Поиск был удачным?
Королев помотал головой:
— Плохой из меня командир захватгруппы. Сначала все вроде шло. А вот ворвались в эту проклятую Пруссию — и ни с места. Бои местного значения. Это в его, в фашистском, логове! Берем одного языка — и ни бум-бум. Новенький. Необстрелянный. Сам ничего не знает. Хуже нас оборону свою понимает. Второго — то же самое. Пробовали, как ты тогда, за что тебе вторую «Славу» дали, — налет в траншею — и порядок. Не тут-то было! Они, из первой траншеи, если по нужде — и то рядом. Начальство жмет — давай, я жму — давай, а…
Глыба попробовал было вставить словцо, но маленький счастливчик солдат ткнул его в бок.
— Вот и ору… А чего орать?.. Пойду Свиридова позову. Страдает ведь человек. Неудачник он, — поднимаясь, приговаривал Кузьма. — С его наградами ему бы чин капитана надо иметь, а он сержант. Так вот за свои похождения взад-назад и ездит. Давайте наливайте. Я мигом.
Королев вышел.
Косолапов сказал Федору, как хорошему знакомому:
— Фрицы теперь у себя дома. Подготовились. А наш брат — известное дело — разведчик. И вот ключики ищем. Попробовали с налету — солдат не фартит. Не фартит!
Маленький солдат, Николаев его была фамилия, быстро и бесшумно прибрал и разложил что надо на столе. И все осторожно, даже как-то без маеты, колготни, славно, раз — и готово.
Сверху, с улицы, послышался голос Королева:
— До полной темноты не выпущу! Со мной пойдешь. Насвоевольничаешь — знаешь, у меня не заржавеет.
«Действительно, трудно как-то Королев командует, — подумал Федор. — Вот у Русских, у того все получалось само собой. Команда — когда надо, и разговор — когда надо. А у Королева только команда. Но и он хороший командир».
— До полной темноты — полтора часа. Марш в землянку! Приказываю!
Когда они спустились, их уже ждали накрытый стол и полные кружки. Разведчики только утром вернулись из поиска, и им был положен отдых. И ничто, казалось, не могло его нарушить. Часа через полтора группа собиралась выйти на поиски тела Иванова, так как было решено, что Иванов убит и лежит в воронке, около которой его в последний раз видел сержант.
Федор уже ждал фразы Королева: «Готовы? Пошли…», когда наверху послышались голоса и, топоча сапогами по ступенькам и громко пыхтя, двое пехотинцев вволокли в землянку связанного немца, а за ним шел старший сержант Иван Иванович Иванов. Живой и вроде здоровый, только вывалянный в глине.
Появление двух солдат с пленным фрицем, а затем и Иванова было настолько из ряда вон, что никто сначала не двинулся с места.
— Отсекли меня, гады, товарищ младший лейтенант, — докладывал Иванов. — Высунуться невозможно. Вскочил, когда отходили утром, на взгорочек, да в воронку. А высунуться, понял, невозможно. Чего ж задаром пропадать? Лежал тихо. Что было делать? Они, гады, заприметили, видно, воронку ту. Вот и пожаловал ко мне гость в сумерках. То ли моими карманами интересовался, сволочь, то ли хотел «железный крест» хапануть за дарового языка, если я ранен. А может, и на то и на другое рассчитывал, сукин сын. Только он мне до зарезу нужен. По расхлябанной обутке судя, давно здесь ошивается. Обутку эту я потом разглядел. Ну, а когда до своих дотащил — попросил ребят помочь. Уж больно умаялся. Еще не стемнело толком, а туманчик поднатянуло. Я и решил не ждать полной темноты, чего вам лишку волноваться? Все, товарищ младший лейтенант.
— Вот чертушка ты, «тройной» Иван! — воскликнул совсем не по-уставному Королев.
Пехотинцев поблагодарили за помощь, угостили, и они ушли. Тогда «тройной» Иван повинился:
— Вы, товарищ младший лейтенант, не сердитесь, что я сюда, в землянку, фрица приволок. Как же, не доложив своему командиру, дальше попрусь? Одному мне не дотащить, а он идти ни в какую не желает.
— Ты его не очень? — поинтересовался Королев.
— По-моему, очень даже легонько… — заволновался и сам Иванов, потому что пленный лежал без движения, с закрытыми глазами.
К нему наклонился щеголь сержант.
— Придуривается. Вон веки дрожат.
Королев приказал развязать пленному ноги. Свиридов полоснул ножом по веревке, а потом прислонил рукоятку ножа к виску пленного, как приставляют пистолет. Пленный взвыл и откатился в сторону.
— Вот и все, товарищ младший лейтенант! — отрапортовал сержант.
— Веревку-то чего приспичило резать, — обиделся Иванов. — Она у меня была счастливая.
Тогда щеголь сержант с удивительной Федору душевностью проговорил:
— Прости, Иван! Поторопился сдуру.
С этой минуты Федор словно перестал замечать, что сержант — картинка, а усы у него щегольской ниточкой.
— Ладно, — сказал Иванов. — Перебьюсь как-нибудь.
— В штаб! Поднимай своего крестника — и в штаб. Пехота, поди, уже сообщила, что ты не один появился. «Язык» нужен. А начальство ждать не любит, — сказал Королев. — Со мной Иванов и ты.