— А в этой деревне что? — спросил командир второй группы Кулемзин.

— В деревню не смогли пробраться, — виновато ответил Ларин. — На каждой тропке немец с автоматом стоит. Сколько там фрицев — черт их знает!

Снова все молчали, глядя, как догорает костер. Каждый настойчиво искал выхода из создавшегося положения.

Тишину нарушил караульный начальник Иван Акимович Зюзя.

Он подошел ко мне и доложил:

— Товарищ старший лейтенант, вас девочка спрашивает. С каким-то секретным сообщением прибежала. Требует самого главного командира.

— Приведите!

К костру подошла хрупкая девочка лет двенадцати. Обута в стоптанные мальчишеские ботинки. Поношенное пальтишко, которое ей уже давно не по размеру. Повязана девочка материнской шалью, концы ее завязаны тугим узлом на спине.

Девочка внимательно осмотрела сидящих у костра партизан.

По-видимому, не определив, кто же из нас «самый главный командир», она таинственным полушепошм обратилась ко всем сразу:

— Дяденьки, в деревню фрицев понаехало. Партизан грозятся поймать. Капут, говорят, сделаем партизанам…

— А почему ты думаешь, что мы партизаны? — таким же полушепотом спросил я девочку.

— Знаю! Вон у вас на шапках ленты красные, звездочки пятиконечные. Как в «Р. В. С.». Книжка у меня такая есть. Гайдар написал. Читали? Только там про все давнее рассказывается. Мамка говорит, что меня тогда и на свете вовсе не было.

— Умница, — говорю я. — Ты поступила по-пионерски. Так же, как Димка и Жиган из «Р.В.С.».

— Значит, вы читали книжку! — радостно воскликнула девочка и вдруг, замолчав на полуслове, окинула меня подозрительным взглядом и потом спросила: — А как вы узнали, что я пионерка?

— По твоему поступку. Только пионер может прибежать в лес и предупредить партизан, что их грозятся поймать немцы.

— Фрицы, — поправляет девочка.

Сидящие у костра партизаны смеются.

— У меня и пионерский галстук есть, — продолжает девочка. — Только я его спрятала в погребе, чтобы фрицы не отняли.

— Как зовут-то тебя, пионерка? — ласково спрашивает Иван Акимович.

— Медведева. Оля Медведева. Мы до войны в Гомельской области жили. В деревне Чапаево. Знаете?

— Хорошая деревня.

— Сгорела наша деревня, — горестно вздыхает девочка. — Фрицы сожгли…

— Не горюй, Оленька, — успокаиваю я девочку. — Деревню новую построим. Еще лучше, чем прежняя. А твою фамилию, Оленька, мы запишем в наш партизанский дневник. Закончится война, прочитают советские люди нашу запись и скажут спасибо пионерке Оле Медведевой из деревни Чапаево! Спасибо за помощь партизанам, за ее мужественный поступок.

— Ладно, дяденька. Пишите. Только вы смотрите фрицам не попадайтесь. А то мы с мамкой за вас переживаем.

— Постараемся, Оленька, а сколько же машин приехало в деревню? — спрашиваю я.

Девочка на миг задумывается, затем начинает подсчитывать вслух. — Больших машин с солдатами — восемь. Одна маленькая — с командирами. На командирах все так и блестит, так и сверкает. Две машины целиком железные. Наверху у них такие круглые колпаки. А из колпаков ружья торчат. Солдаты у школы проволоку на деревья натягивают…

— Когда ты уходила в лес, все машины оставались в деревне? — спрашивает начальник разведки Ларин.

— Нет. Не все! Маленькая машина с командирами, а впереди маленькой — железная и пять больших с солдатами уехали.

— Молодец, Оля! Большое тебе партизанское спасибо, — благодарю я ребенка. — Передай спасибо маме.

— Мне можно идти домой?

— Можно, — поднимаясь от костра, говорю Оле. — Мы тебя проводим. Вслед за мною поднимается весь «Малый военный совет».

Приложив руку к головному убору, торжественно обращаюсь к юной патриотке:

— Пионерка Оля Медведева! К борьбе за дело Ленина будь готова!

Девочка вскидывает в пионерском салюте руку и отвечает звонким голосом:

— Всегда готова!..

Сведения, которые сообщила Оля Медведева, помогли нам разобраться во вражеском замысле. И главное — ответить на два вопроса. Почему в самом центре вражеского окружения появляется сильная группа противника? Для какой цели, как сказала Оля Медведева, солдаты «натягивали на деревья» проволоку около школы?

«В деревне разместился штаб, который будет руководить операцией но уничтожению партизан, — приходим мы к выводу. — Чтобы было удобнее управлять силами карателей, этот штаб разместился в центре окружения, конечно, об опасном соседстве с нами гитлеровцы пока не догадываются. А если и догадываются, то надеются на свои силы. Проволока на деревьях — это антенны радиосвязи штаба с подразделениями окружения. Значит, связист находится в школе…»

— Нужно уходить. Оставаться здесь опасно, — говорю командирам групп.

— Без боя не прорвемся. Кругом все блокировано, — высказывается Яша Кулемзин.

— Ну и что ж! Будем прорываться с боем, — Степан Ларин сопровождает свои слова энергичными жестами, — покажем им, гадам!

— Ты не горячись! — успокаиваю Ларина. — Сейчас нужна холодная голова. Все надо взвесить. Я предлагаю запутать карты противника. И сделать это сегодняшней ночью.

Весь «Малый военный совет» склоняется над картой. Я обвожу красным карандашом населенный пункт, в котором разместился штаб карателей, и объясняю план. Командиры соглашаются.

…Сверены часы. Установлен пароль на следующие сутки. Определены места сбора партизанских групп. Как только стемнело, мы вышли из леса, небольшими группами направились к деревне.

Первой обрушивается на гитлеровцев группа Кулемзина. Взрывы гранат кромсают ночную тьму.

По деревне хлещут длинными очередями пулеметы. Трещат, захлебываясь, автоматы. Усиливая панику среди гитлеровцев, один за другим багрово рвутся в ночном небе баки с бензином в машинах, подожженных группой Негробова…

Степан Ларин с разведчиками пробирался к школе. Нависший над радистом офицер-гестаповец не успел обернуться в сторону двери, как раздался выстрел. Офицер сполз по спине радиста на пол.

— Третий — лишний, — говорит Ларин, продувая ствол пистолета. — А ты, голубчик, работай, — обращается он к радисту. — Зови подмогу: «Помогите! Помогите! SOS». Понял?..

Испуганный радист застыл с отвисшей челюстью. Он явно не понимал, что происходит вокруг, почему партизаны просят помощи… у своего врага.

— Работай, голубчик, — уговаривает Ларин радиста. — Да поскорее. А то мы всех ваших перестреляем! Беда! Прошу вас, битте, — Ларин аккуратно трогает челюсть остолбеневшего вояки.

Радист что-то нечленораздельно мычит.

— Садись, милый. Зетцен зи зих, — ласково говорит начальник разведки. — Передавай, пожалуйста: «Помогите! Помогите!..» Ни черта не понимает, — сокрушенно разводит руками Ларин.

— Разум, видно, с перепугу отшибло, — предполагает Иван Удинский.

— Мы тебя не тронем, — говорит Ларин, — если выполнишь наше задание.

— Я понимайт, — говорит он вдруг на ломаном русском языке.

— Понимаешь! — радостно вскрикивает Ларин. — Что ж ты, елки-моталки! Шуми, голубчик: «На нас напали партизаны! Окажите помощь! Окажите помощь!..»

На лице радиста недоумение и растерянность.

— Я теперь не понимайт, что есть «шуми», что есть «елки-моталки»? — обращается он к начальнику разведки.

— Поймешь, голубчик! — нетерпеливо, кричит Ларин. — Передавай: «На нас напали партизаны! На нас напали партизаны! Срочно окажите помощь!»

…Более двух часов лежим мы с Верченко на промерзшей земле, вслушиваясь в гул ночного боя. Стрельба то затихает, то вспыхивает с новой силой. Нам уже понятно, что Кулемзин и Негробов выбили гитлеровцев из деревни.

Время движется к полуночи. Лесная дорога перед нами безжизненна. Начинает беспокоить мысль — справился ли с задачей Степан Ларин?

Но вот до нас доносится неясный шум. Через некоторое время мы уже отчетливо слышим топот сапог, позвякиванье металла и подстегивающие окрики: «Шнелль, шнелль!» В сторону деревни идут каратели.

Глухо урча мотором, мимо нас мягко прошла бронемашина.