– Акира, ты можешь это прочесть? – спросил я, складывая половинки вместе и протягивая ему.
Он несколько секунд смотрел на надпись, потом сказал:
– Мой китайский не хороший. Имя. Чье-то имя.
– Акира, слушай внимательно. Посмотри на эти иероглифы. Ты должен знать хотя бы некоторые. Пожалуйста, постарайся прочесть. Это очень важно.
Он снова посмотрел на табличку, потом покачал головой.
– Акира, прошу тебя, подумай, – взмолился я. – Это может быть Ян Чень? Не это ли имя здесь написано?
– Ян Чень… – Акира задумался. – Ян Чень. Да, возможно. Вот этот иероглиф… Да, возможно. Кажется, здесь написано Ян Чень.
– Действительно? Ты уверен?
– Не совсем. Но… вероятно. Очень вероятно. Да. – Он решительно кивнул. – Ян Чень. Я думать так.
Отложив расколотую табличку, я осторожно прошел по битому кирпичу в переднюю часть дома. На месте двери теперь зиял широкий пролом, выглянув через который, я увидел узкую улочку. Напротив стоял дом. Фасады прилегавших к нему строений были сильно разрушены, дом же, на который я теперь смотрел, уцелел. На нем не было заметно никаких существенных повреждений: сохранились ставни на окнах, раздвижная деревянная дверь с сеткой и даже талисман, висевший над ней. После того, через что нам пришлось пройти, это казалось видением из иного, более цивилизованного мира. Несколько минут я не мог отвести взгляда от этого зрелища. Потом жестом подозвал Акиру и прошептал:
– Эй, иди сюда! Должно быть, это тог самый дом. Ну да, какой же еще?
Не пошевелившись, Акира глубоко вздохнул: – Кристофер. Ты,- друг. Я очень любить тебя.
– Тише! Акира, мы пришли. Это тот самый дом. Я это кожей чувствую.
– Кристофер… – Он с усилием встал и медленно побрел ко мне.
Когда он остановился рядом, я указал на дом. Утреннее солнце исполосовало его фасад яркими лучами.
– Да, Акира. Это он.
Опустившись на землю у моих ног, мой друг снова тяжело вздохнул:
– Кристофер. Мой друг. Ты должен очень подумать. Проходить много лет. Много, много лет…
– Не странно ли, – заметил я, – что война обошла этот дом стороной? Дом, в котором находятся мои родители. – Едва закончив фразу, я вдруг почувствовал страшную тревогу, но взял себя в руки и добавил: – Итак, Акира, теперь мы должны туда войти. Пойдем вместе, держась за руки. Как тогда, когда пробирались в комнату Лин Тиеня. Помнишь?
– Кристофер. Мой дорогой друг. Ты должен хорошо подумать. Много, много лет проходить. Друг, пожалуйста, послушать. Может быть, мама и отец… Столько лет проходить…
– Мы пойдем туда вместе. А как только сделаем то, что должны, обещаю, я доставлю тебя туда, где тебе окажут самую лучшую медицинскую помощь. Вполне вероятно, для начала мы сможем что-нибудь найти уже там, в доме, – по крайней мере чистую воду и бинты. Моя мать осмотрит твои раны, сменит повязки. Не волнуйся, скоро ты будешь в полном порядке.
– Кристофер. Подумать хорошенько. Столько лет проходить…
В этот момент дверь напротив со скрипом раздвинулась, Акира замолчал. Я потянулся было за револьвером, но из дома вышла маленькая девочка-китаянка.
Ей было лет шесть. Довольно милое личико ничего не выражало. Волосы были аккуратно связаны в два маленьких хвостика. Простая рубашка и широкие брюки казались великоватыми для девочки.
Моргая от яркого света, она осмотрелась, потом устремила взгляд в нашу сторону. Мы стояли, не шелохнувшись. Заметив нас, девочка с поразительным бесстрашием пошла прямо к нам, остановилась в нескольких ярдах и начала говорить что-то по-китайски, показывая рукой назад, на дом.
– Акира, что она говорит?
– Не понимать. Наверное, она приглашать нас в дом.
– Но какое она может иметь ко всему этому отношение? Ты считаешь, она как-то связана с похитителями? Что она говорит?
– Думаю, она просить помощь.
– Нужно сказать ей, чтобы она держалась подальше, – сказал я, доставая револьвер. – Они могут оказать сопротивление.
– Да, она просить помощь. Говорить: собака ранена. Да, кажется, она сказать: «Собака». Мой китайский не хороший.
Пока мы наблюдали за девочкой, откуда-то из-под кромки ее аккуратно завязанных в хвостики волос начала сочиться тоненькая струйка крови. Сбежав по лбу, она перетекла на щеку. Девочка, казалось, ничего не заметила и снова заговорила, показывая на дом у себя за спиной.
– Да, – подтвердил Акира. – Она говорит: собака. Собака ранена.
– Собака? Это она ранена. И, судя по всему, серьезно.
Я сделал шаг навстречу девочке, намереваясь осмотреть рану. Но она истолковала мое движение как угрозу и, повернувшись, отпрыгнула назад, к двери. Потом снова раздвинула ее, испуганно оглянулась и исчезла в доме.
Постояв в нерешительности, я протянул руку другу.
– Акира, это он, – повторил я. – Мы должны войти в него. Пошли вместе.
Глава 21
Пока мы переходили улицу, я старался держать дверь под приделом. Но Акира обнимал меня рукой за шею и почти висел на мне, поэтому ковыляли мы шатаясь. Представив, как мы выглядим со стороны, я подумал, что вид у нас отнюдь не устрашающий. Боковым зрением я смутно заметил декоративную вазу, стоявшую при входе, а колокольчик, висевший над дверью, как мне показалось, мелодично звякнул, когда мы проходили под ним. Потом я услышал голос девочки.
Хотя фасад дома отлично сохранился, комната, в которой мы очутились, лежала в руинах. Вспоминая об этом сейчас, я полагаю, что снаряд пробил крышу, обрушил верхний этаж и разворотил дом изнутри вместе с прилегающими к нему постройками. Но тогда я едва ли думал об этом – для меня важнее всего было найти родителей. Первой смутной мыслью было, что похитители сбежали. Потом, Заметив тела, я страшно испугался, что это тела моих отца и матери – похитители могли убить их при нашем приближении. Поняв, что три трупа, лежащие в комнате, принадлежат китайцам, должен признаться, к своему стыду, я испытал облегчение.
В глубине помещения стены лежал труп женщины, вероятно, матери девочки. Наверное, взрывная волна отбросила ее туда, и она осталась там, где упала. На ее лице застыл ужас. Одна рука была оторвана по плечо, и культя торчала вверх, словно указывая, откуда прилетел снаряд. Чуть поодаль, заваленная обломками, лежала старуха, тоже с ужасом смотревшая в небо. Половина ее лица обуглилась, но ни крови, ни заметных увечий видно не было. Ближе всего к тому месту, где мы остановились, под обрушившейся полкой, лежал мальчик чуть старше девочки, вслед за которой мы сюда пришли. У него была оторвана нога. Из бедра на циновку свешивались жилы, удивительно напоминавшие стропы воздушного змея.
– Собака, – произнес Акира у меня за спиной.
Я проследил за его взглядом. В центре, посреди завала, неподалеку от мальчика, на боку лежала собака. Опустившись на колени перед раненым животным, девочка нежно гладила его. В ответ собака слабо виляла хвостом. Девочка подняла голову и снова что-то сказала, как и прежде, ровным и твердым голосом.
– Что она говорит, Акира?
– Я думать, она просить мы помогать собаке, – ответил он и, прислушавшись, добавил: – Да, она говорить: мы помогать собаке. – Потом, он вдруг стал безудержно хохотать.
Девочка снова заговорила, на сей раз обращаясь исключительно ко мне, – видимо, решила, что Акира сумасшедший. Потом, прижавшись к собаке щекой, опять стала нежно гладить се.
С трудом оторвав от себя Акиру, я сделал шаг по направлению к девочке, но в этот момент Акира тяжело рухнул на обломки мебели. Я в испуге оглянулся, но он все продолжал хохотать, а девочка – без остановки о чем-то просить. Положив револьвер, я подошел к ней и тронул за плечо.
– Послушай… Все это, – я обвел рукой кровавую сцену, на которую она, похоже, не обращала никакого внимания, – ужасно. Но ты выжила и, вот увидишь, все у тебя будет хорошо, если только… если только сумеешь сохранить мужество… – Раздраженно повернувшись к Акире, я закричал: – Акира! Прекрати! Ради всего святого, здесь не над чем смеяться! Эта бедная девочка…
