Какое-то время они молчали. Аласдэр ходил взад-вперед, его каблуки гулко стучали по мраморному полу. Ребенок. Незаконный ребенок. Господи! Все это происходит не с ним.

– Как она умерла? – наконец хрипло выговорил он.

– От лихорадки, – безжизненным голосом ответила девушка. – Обычная вещь. Она всегда хотела умереть театрально – возвышенной смертью, как она это называла, но по Шотландии, как пожар, прокатилась лихорадка. Думаю, такова была Божья воля.

Аласдэр начал подозревать, не оказал ли небольшую помощь Богу муж леди.

– Я глубоко сочувствую вашей потере, мисс Гамильтон, – наконец сказал он. – Но я никак не могу взять ребенка. Вы это имели в виду? Что здесь ему будет лучше? Уверяю вас, это совершеннейшее заблуждение, не имеющее ничего общего с действительностью.

Она отчужденно смотрела на него.

– Что я думаю на этот счет, не имеет никакого значения, сэр.

Но Аласдэр был полон решимости отделаться от навязываемого бремени.

– Я убежден, что чувство скорби по вашей матушке увлекло вас на путь романтических домыслов, – продолжил он. – Но я заядлый игрок. Мот, гуляка. Бабник самого худшего толка. Самый неподходящий человек для того, чтобы воспитывать ребенка. Возвращайтесь домой, мисс Гамильтон. Между вашей матерью и мной не было никакой страсти, ни великой, ни любой другой. Перед Богом и законом отец Сорчи – лорд Ачанолт. Я уверен, что он уже сильно обеспокоен.

В ответ на эти слова мисс Гамильтон издала резкий, горький смешок.

– Тогда вы единственный романтически настроенный глупец в этой комнате, Маклахлан, – парировала она. – Наверное, воображения у вас еще больше, чем у моей бедной матери. Ачанолта ничуть не беспокоит, что говорит закон. В Шотландии он все равно что Бог. У Сорчи и у меня нет дома. Неужели вам непонятно, сэр?

Аласдэр перестал расхаживать и повернулся к ней, сцепив руки за спиной, чтобы не стукнуть по чему-нибудь кулаком.

– Боже, – пробормотал он, – этот человек выгнал вас?

Мисс Гамильтон дернула узким плечиком.

– Почему бы ему не сделать этого? – отвечала она. – Мы ему никто. У нас нет ни капли общей крови. У нас нет ни братьев, ни сестер, ни дедушек, ни бабушек. Ачанолт ничего нам не должен. Если вы не верите мне, напишите ему и спросите. Он охотно подтвердит мои слова.

Аласдэр упал в кресло.

– Боже, ваша мать умерла, а он… он просто?..

– Наши вещи выставили за порог прежде, чем доктор объявил, что она мертва, – продолжила свой рассказ мисс Гамильтон. – Хорошо еще, что он сжалился и позволил сесть в его экипаж, когда направлялся в свои покои. Мы все время жили в его семействе, и это было ужасно.

Аласдэр растерялся.

– Ачанолт не признал ребенка?

– Официально он не объявил, что это ваш ребенок, нет, – отвечала мисс Гамильтон. – Он слишком горд для этого. Но его поступки говорят больше, чем слова, ведь так? Сорча целиком зависит от вашего милосердия. Вы ее последняя надежда.

– Но… как насчет семейства вашего отца? Не могли бы они приютить вас?

Она покачала головой.

– У моего отца не было семьи и почти не было средств. Боюсь, он еще один смазливый никчемный вертопрах. Как и второй муж моей матери. И третий. Мамочка не могла устоять перед ними.

– Но Ачанолт вряд ли вертопрах.

– Нет, но его привлекательность обманчива. Ужасное заблуждение с ее стороны.

– И больше… у вас никого нет?

Девушка как-то жалко засмеялась.

– У мамы есть старшая сестра, но около двух лет назад она уехала в Австралию, – сказала она. – Я не знаю, намеревалась ли она вернуться и жива ли вообще. Я писала, но… надежды мало.

– Понимаю, – произнес Аласдэр, все больше пугаясь.

Неожиданно девушка склонилась над спящим ребенком и начала осыпать его поцелуями.

– Теперь я должна идти, – сказала она, поднялась и быстро заморгала глазами. – Извините, но мне пора.

Аласдэру показалось, что земля закачалась у него под ногами.

– Мне надо уехать рано утром с первой почтовой каретой. – Она порылась в кармане и извлекла из него маленькую коричневую бутылочку. – У Сорчи сейчас режется зуб, – торопливо добавила она. – Крайний верхний коренной. Если она будет плакать и вы не сможете успокоить ее, просто вотрите немножко вот этого в десну на том месте, где режется зуб.

Аласдэр широко раскрыл глаза.

– Втереть?..

Мисс Гамильтон улыбнулась сквозь слезы.

– Это настойка с камфарой, – объяснила она. – Просто засуньте палец ей в ротик и нащупайте твердое место в десне. Это зуб, который пробивается через ткани. Поверьте, если у меня получилось, получится и у вас. А завтра вы сможете нанять няню, ладно? Вы ведь наймете няню? И непременно очень опытную. Сорча хороший, спокойный ребенок. У вас не будет с ней много хлопот, клянусь вам.

Аласдэр уставился на коричневую бутылочку, которую она сунула ему в руку.

– О нет, мисс Гамильтон, – воскликнул он, вскакивая. – Нет, нет и нет. Я не буду делать этого. Мне не нужна бутылочка. Я никуда не засовываю пальцы. Я не умею прощупывать десны.

– Думаю, ваши пальцы побывали в местах куда хуже этого, – сказала она.

Но Аласдэр был настолько охвачен ужасом, что не заметил оскорбления. Она действительно собиралась оставить ребенка. У него перехватило дыхание. Ответственность – весь ее ужас – сваливалась на него, и он не знал, как отвертеться.

А мокрый воробушек натягивал перчатки и смаргивал слезы.

– Подождите, – запротестовал он. – Не надо так! Что… кто… куда вы отправляетесь?

– В Борнемут, – отвечала она, заканчивая натягивать вторую перчатку. – Я устроилась гувернанткой и очень рада, что мне предложили это место. У меня нет опыта. Но доктор Кэмпбелл знал одного джентльмена – отставного полковника – и навел справки насчет меня. У меня нет выбора.

– Нет выбора? – Этого он не мог себе представить.

Мисс Гамильтон посмотрела на него очень серьезно.

– Видите ли, я сейчас осталась совсем без средств, – призналась она. – Но ведь Сорча другое дело, правда? У нее есть вы. Пожалуйста, Маклахлан. Вы не можете бросить ребенка.

– О Боже, я не собираюсь бросать ее! – возразил он. – Я даже не беру ее.

Мисс Гамильтон отступила на два шага по направлению к двери.

Аласдэр уставился на нее.

– Но… ребенок! Подождите, мисс Гамильтон! Разве вы не можете взять ее? Она… она такая маленькая! Ей немного надо!

– Почему вы так жестоки ко мне? – зарыдала мисс Гамильтон. – Никто не возьмет в услужение гувернантку с маленьким ребенком. Они, конечно же, подумают, что ребенок мой, и сразу откажут от места.

Аласдэр настороженно смотрел на нее.

– А это интересная мысль, – сказал он. – Откуда я знаю, что девочка действительно не ваша?

Внезапно глаза мисс Гамильтон запылали гневом.

– Откуда, эгоистичный негодяй? Вы продолжаете отрицать, что у вас были матримониальные отношения с моей матерью?

– Было что? – с недоверием откликнулся он. – Я отрицаю даже то, что знаю, как пишется слово «матримониальные»! Но если вы спросите меня, не мог ли я наскоро доставить удовольствие какой-нибудь даме, с которой уединился за занавесками во время развеселой встречи Нового года, тогда да, я сказал бы, что такая вероятность существует – вероятность, не более того. Я не могу точно припомнить.

– Боже мой, – прошептала она в ужасе. – Вы негодяй, да?

– Виноват! – воскликнул он, воздевая обе руки к небу. – Виноват! Именно так. И счастлив быть им!

Губы мисс Гамильтон презрительно скривились.

– Сожалею, сэр, что я вынуждена совершить такой поступок по отношению к ребенку, которого очень люблю, – сказала она. – Но быть незаконной дочерью негодяя все же лучше, чем расти в приюте для сирот или в тех условиях, которые я могу предложить ей, как бы это ни печалило меня.

Она смахнула слезу, шмыгнула носом и схватила лежащую на диване намокшую сумочку.

Аласдэр остановил ее на полпути к двери:

– Мисс Гамильтон! В самом деле! Вы не можете впутать меня в неприятность и удалиться!