Она, как и предполагала, нашла Маклахлана в его кабинете. Он переоделся в темно-зеленый сюртук, под которым был шелковый жилет цвета соломы, и облегающие коричневые брюки. Шейный платок был элегантно завязан под квадратным свежевыбритым подбородком. Да, он выглядел потрясающе красивым, и то, что он выглядел так после разгульной ночи, вызвало у нее досаду. Ему следовало бы по крайней мере иметь болезненный вид.

К ее удивлению, Маклахлан сидел не за подносом с кофе, а за своим письменным столом, и в его позе не было ничего безвольного и вялого. Напротив, он сидел прямо и неподвижно, как делающая стойку охотничья собака, весь погруженный в свое занятие. Если его и мучили последствия бессонной ночи, проведенной с миссис Кросби, по его виду этого никак нельзя было утверждать.

Подойдя ближе, она поняла, что погружен он был отнюдь не в работу. Он увлекся какой-то разновидностью карточной игры. Его густые золотистые волосы упали на лоб и скрывали глаза. Вдруг, пробормотав проклятие, он сгреб карты и перетасовал их. Затем сосредоточенно перетасовал их еще раз – карты казались продолжением его длинных, удивительно быстрых и ловких пальцев.

Она подошла к столу, с трепетом ожидая, когда же он обнаружит ее присутствие. В этот момент он отодвинул карты в сторону, взглянул на нее, и что-то изменилось в его взгляде. Как будто она пробудила его ото сна. Он встал, и через мгновение глаза его снова приобрели ленивое, сонное выражение.

– Доброе утро, мисс Гамильтон, – сказал он. – Прошу вас, садитесь. Она прошла к указанному им искусно инкрустированному шератонскому креслу, стоявшему у чайного столика.

Комната была выдержана в голубых и кремовых тонах. Голубой шелк стен отражался в высоких, от пола до потолка, зеркалах в простенках между окнами; пол покрывал толстый ковер кремового цвета. Появился лакей с небольшим подносом с кофе и поставил его на дальний конец чайного столика. Маклахлан попросил Эсме налить кофе. Кофе оказался очень крепким, очень вкусным и странным образом наводил на мысль о бархате.

– Уэллингз сказал мне, что вчера вы водили девочку на прогулку, – сказал Маклахлан. – Надеюсь, вы обе получили удовольствие?

Ей не хотелось говорить о своем визите к тете Ровене. Может быть, потому, что не хотелось выглядеть доведенной до отчаяния и глуповатой.

– Лондон такой большой, – пролепетала она, – но прогулка оказалась приятной.

– Как далеко вы ходили?

– Ну, кажется, до Мейфэра.

– Прекрасная часть города, – отметил он. – Хотя я предпочитаю тишину и спокойствие здешнего окружения.

– Конечно, здесь гораздо лучше. – Эсме осторожно сделала глоток горячего кофе. – Скажите, Маклахлан, вы часто играете в карты?

Сегодня в его взгляде появилось что-то циничное, и она слегка насторожилась.

– Думаю, вы знаете, что да, мисс Гамильтон, – отвечал он ровно и сухо. – Как вам удается заставить меня почувствовать себя так, как будто я все еще в Аргайллшире? А ваша манера обращаться ко мне? Я ведь не единственный Маклахлан.

– Что касается вашего клана, возможно, вы правы, – прямо ответила она.

Глаза у него широко раскрылись.

– У меня нет клана, мисс Гамильтон, – сказал он. – У меня есть земли, да, хотя этим нечего хвастаться. Мой дед сражался с якобитами, и за службу король бросил ему кость – титул баронета.

– Король Англии.

– Прошу прощения?

– Титул баронета ему пожаловал король Англии.

Маклахлан поднял бровь.

– Твердокаменная шотландка, вот вы кто, так?

– Да, и я не знаю других.

Он засмеялся.

– Скажите мне, мисс Гамильтон, а вы не из тех изменников, которые продолжают поднимать бокалы за заморского претендента? Не приютил ли я тайную якобитку?

Эсме слабо улыбнулась.

– Скорее всего вы приютили приверженку исторической точности, – заметила она. – Вы хотите, чтобы я называла вас сэром Аласдэром?

Он пожал плечами и начал помешивать кофе медленными, расслабленными движениями, которые, по-видимому, были вообще свойственны ему. Во всех случаях жизни, кроме игры в карты.

– Не думаю, чтобы меня это действительно заботило, – наконец признался он. – Называйте меня как хотите. Я не поклонник точности ни в какой ее разновидности.

– Не могу согласиться полностью, – сказала она. – Я думаю, вы очень точны, когда играете в карты.

Он взглянул на нее из-за чашечки с кофе и тонко улыбнулся.

– Прихожу к выводу, что вы недооцениваете мой талант, – ворчливо сказал он. – Но при условии, что он хорошо отточен, игра в карты, мисс Гамильтон, становится искусством, с помощью которого бедный молодой шотландец может идти своим путем в этом мире.

– Так вы несчастный бедняк? – Она выразительно посмотрела на его элегантный сюртук, стоивший, вероятно, больше, чем половина ее гардероба.

– Нет, и никогда им не был. – Его глаза опасно заблестели. – Но в настоящее время я, как вы недавно напомнили мне, очень богатый джентльмен. И, уверяю вас, я никогда бы не стал им, если бы жил за счет своих арендаторов.

– Возможно, вы стали им в силу слабостей других людей, – предположила она. – Азартные игры по своей природе нечестны.

– Меня нимало не волнуют слабости мужчины, мисс Гамильтон, если он так глуп, что садится играть за стол со мной, – отвечал он невозмутимо. – И когда я играю, ничто не остается на волю случая. Все дело в вероятности и статистике – вещах настолько реальных и ощутимых, что их можно рассчитать на обороте старой газеты.

– Как нелепо это звучит! – возразила она. – Вы пытаетесь выдать порок за добродетель. Всем известно, что игра в карты зависит от удачи.

– В самом деле? – Он потянулся за колодой карт. Ловким движением он разложил их на столе веером. – Возьмите карту, мисс Гамильтон. Любую карту.

Она хмуро посмотрела на него.

– Это не деревенская ярмарка, милорд.

– Мисс Гамильтон, вы боитесь, что, несмотря на ваше знание жизни, вы в чем-то можете оказаться не правы?

Она схватила карту.

– Прекрасно, – сказал он. – Теперь у вас в руках карта…

– Как вы проницательны, Маклахлан.

Напряжение повисло в комнате.

– …карта, которая может быть или черной, или красной, – продолжал он. – Шансы пятьдесят на пятьдесят, не так ли?

– Так, но при чем здесь наука?

– На самом деле очень даже при чем, – сказал он. – Конечно, есть еще другая переменная.

– Мне кажется, их пятьдесят две.

Его брови снова поползли вверх.

– Давайте поэкспериментируем, мисс Гамильтон, – предложил он. – Карта, которую вы держите в руке, или туз, или фигурная, или нефигурная. Сейчас, когда на столе рубашками вверх лежит пятьдесят одна карта, вероятность того, что у вас туз, составляет четыре к пятидесяти двум. Согласитесь, шансов мало.

– Как я уже сказала, все дело в удаче.

Он поднял вверх палец.

– А вероятность того, что у вас фигурная карта, – двенадцать к пятидесяти двум, так?

– Да, так.

– А вероятность, что это нефигурная карта, – тридцать шесть из пятидесяти двух, верно?

– Конечно.

– Тогда я предположу, мисс Гамильтон, что вы держите в руках нефигурную карту. Вероятность этого выше, как видите. Я осмелюсь предположить также, что это карта красной масти.

Эсме посмотрела на свою карту и побледнела.

– Разрешите мне взглянуть?

Она неохотно положила на стол восьмерку бубновой масти.

– И все же это просто удачная догадка, – пожаловалась она.

– Первое неверно, – возразил он. – Но второе верно. Мисс Гамильтон, есть разница между вероятностью и удачей. Теперь переверните карту рубашкой вверх и возьмите другую.

– Это нелепо. – Но она сделала, как он просил.

– Теперь, мисс Гамильтон, вы изменили вероятность, – сказал он, не сводя с нее глаз. – Теперь у нас пятьдесят одна карта, поскольку восьмерка бубновой масти вышла из игры.

По его настоянию они повторили те же действия еще более десяти раз. Четыре раза сэр Аласдэр ошибся. Эсме пыталась торжествовать, но с каждым разом точность его догадок возрастала. Он неизменно называл вероятность угадывания для каждой последующей карты. Цвет масти, фигурная или нефигурная. Вскоре он смог угадывать не только это, но саму масть и даже число.