– А я что сейчас тебе сказала? – У Кэтрин было такое чувство, что она сейчас расплачется сразу от радости и от досады.

Скорее всего, именно такая и предстоит ей семейная жизнь. Что ж, она уже не сомневалась.

– Макс, послушай, пошли кого-нибудь в Уайтхолл забрать твое письмо об отставке, – вздохнула она. – Пусть его принесут обратно и отдадут тебе в руки. Ты слышишь меня? Потом найди приходского пастора и подготовь брачную лицензию. Я хотела бы выйти за тебя замуж сегодня после полудня. Хватит тянуть, слышишь?

Макс только протестующе замотал головой, как в дверь негромко постучали, и на пороге спальни возник доктор Гривз. Он шагнул вперед и закрыл за собой дверь.

– Доброе утро, Максимилиан! – поздоровался он, с благодушным видом положив чемоданчик на столик у кровати. – О, леди Кэтрин! Смотрите-ка, румянец потихоньку начал возвращаться на ваши щеки!

Макс вскочил на ноги.

– Гривз, вы должны нас поздравить, – очень серьезным тоном произнес он. – Ваша пациентка только что сделала меня счастливейшим человеком в мире.

Врач широко улыбнулся и потер руки.

– Превосходно! Просто превосходно! – проговорил он, обходя кровать вокруг. Нимало не смущаясь, он откинул одеяло и открыл широкую белую повязку на теле Кэтрин. – В таком случае, Макс, я воспользуюсь вашей помощью.

– Что? Моей помощью?

Гривз незаметно подмигнул Кэтрин и извлек из своего чемоданчика прямо-таки отрез развернутой белой ткани для перевязки.

– Конечно! Я сменю повязку на ране и тут же отправлюсь к следующему пациенту. Очередная дуэль! Дурацкий обычай!

Весело болтая, Гривз начал разматывать бинты на животе Кэтрин.

– Вам же не привыкать к виду крови, верно? Всего успели насмотреться. А раз уж вы собрались пожениться, так нет ничего дурного в том, что вы мне сейчас и поможете.

Макс растерянно кашлянул.

– Ну, вообще-то я не уверен, что ...

Постепенно открывалось место ранения на животе Кэтрин.

– В любом случае, – перебил его Гривз, – Я не хотел бы видеть рядом с собой кислую физиономию здешней домоправительницы ... извините, мэм.

Он смотал еще один слой повязки, теперь слегка влажный и светло-коричневого цвета. Старый армейский хирург профессиональным жестом забросил кусок марли себе на плечо.

– А, вот она! Гноя нет. Отлично! Из раны ничего не сочится. Еще лучше! И швы держатся отлично. Великолепно! Макс, посмотрите вот сюда, и вам сразу полегчает. Я заметил, что пуля отломила крохотный кусочек тазовой кости – кстати, я его сохранил вам на память! – а потом вышла наружу через ...

Речь его прервал оглушительный грохот. Кэтрин завизжала, и Гривз мгновенно обернулся, но опоздал. Макс повалился на спину, обрушив вместе с собой чайный столик и два стула. Он теперь лежал на полу, на спине, во весь свой немалый рост, а вокруг валялись опрокинутые стулья и обломки столика. Глаза у Макса закатились, и на заострившемся лице заметно выделялся его характерный, с горбинкой, нос.

– Бог ты мой! – пробормотал Гривз, присаживаясь на колени и вглядываясь в бескровное лицо де Роуэна.

Кэтрин прижала ладонь ко рту.

– Господи! – невнятно проговорила она сквозь пальцы, – Он не убился, доктор?

Гривз сердито покачал головой.

– Ничего серьезного, даже швов не потребуется накладывать, – проворчал он. – Однако у меня, миледи, есть для него очень четкий медицинский совет.

– Какой, доктор? Скажите!

Гривз ухмыльнулся.

– Когда у вас начнутся родовые схватки, попросите молодого мистера Ратледжа прихватить с собой будущего отца на Пиккадилли, и там в любой пивной пусть он его напоит до бесчувствия.

Макс проснулся и обнаружил, что солнце опустилось к горизонту бледного октябрьского неба и небезуспешно пробивается сквозь щели в неплотно прикрытых ставнях. Он сел и, приложив руку козырьком к глазам, стал смотреть, как Кэтрин неспешно пробирается по дорожкам сада к нему. На зеленом фоне она выглядела такой притягательной, гибкой и прелестной, что Макс даже не обратил внимания, что простыня соскользнула на прохладный мраморный пол. Он лениво зевнул и потянулся всем телом, но взгляда от Кэтрин так и не отвел. Привычка к послеполуденному отдыху превратилась в роскошную традицию. Почти такую же неодолимую и постоянную, как любование собственной женой.

Кэтрин. Кэтрин, что двигалась так, будто время утратило какой-либо смысл. Впрочем, здесь, в Испании, посреди буйно разросшихся виноградников, это не имело никакого значения. Темп жизни задавался не календарем, а виноградной лозой. Он наблюдал, как его жена неторопливо идет – буквально плывет – по густой сочно-зеленой траве, что обрамляла террасу. Из-под длинного подола белой юбки то и дело мелькали ее босые ноги. Одну руку Кэтрин держала на своем уже заметно округлившемся животе, а в другой держала что-то похожее на письмо, которое читала на ходу. Ее темно-каштановые распущенные волосы золотились в лучах заходящего солнца.

Гея. Его земная богиня. Он с самого начала это знал. Хотя для его бабушки она всегда оставалась Королевой Пентаклей, символом бескорыстия и мудрости. Но самое главное – присущая королеве плодовитость, при мысли о которой Макс громко рассмеялся. Кэтрин, должно быть, услышала его смех, потому что подняла на него глаза со смущенной и немного растерянной улыбкой. Взгляд у нее исполнился безбрежного счастья, что не могло не порадовать ее мужа до душевного и физического трепета. Макс поискал в памяти более подходящее слово и не нашел.

Кэтрин, чуть наклонившись, грациозно прошла под низко нависшей цветущей лозой и подошла к Максу.

– Ты смеешься, – заметила она, неслышно ступая босыми ногами по мраморному полу. – Сонный, голый – и смеется! Любопытно узнать, что за мысли бродят у тебя в голове?

Макс обнял ее рукой за более чем широкую талию и усадил рядом с собой. Другой рукой он забросил густую копну каштановых волос ей за плечо и убрал пряди с лица.

– О чем я думаю всегда, ты знаешь, но я с удовольствием повторю, – прошептал он. – Я думаю о том, что люблю тебя. Что ты мне нужна.

Кэтрин бросила взгляд вниз.

– Да, я вижу. И правда ...

Он потянулся к ней и поцеловал в губы.

– А еще я думаю о том, что, глядя на тебя, забываю обо всем и не желаю никуда отсюда уезжать.

Кэтрин неопределенно пожала плечами.

– Ну что ж, если ты на самом деле хочешь остаться, тогда нам незачем отсюда уезжать, – просто ответила она и провела ладонью по его заросшему щетиной подбородку, – ведь вилла принадлежит тебе, разве не так? Теперь крыша больше не протекает, а пауки все перебиты ...

– Что ты такое говоришь, Кэтрин! Здесь такого никогда не было!

Она машинально погладила свой выпирающий живот.

– Нужно будет еще подновить детскую, и можно оставаться здесь до скончания века. За Олдхэмптоном присмотрит Бентли. Ему все равно нужно найти занятие, чтобы держать его подальше от всяческих соблазнов.

Макс лег в шезлонг и притянул Кэтрин к себе.

– Из твоего брата фермер никудышный, – заметил он. – Мне же здесь долго оставаться нельзя. Я дал слово Пилю. Но мы каждый год будем сюда приезжать. Правда, здорово было наблюдать, как собирают урожай? Для меня прямо чудо какое-то. Столько лет сюда не приезжать! Почему, ума не приложу!

Впрочем, ответ он знал. Каталония уж слишком близко к Франции. К Эльзасу. Очень много воспоминаний и сплошной душераздирающей боли. Поначалу даже аромат зреющего винограда просто-напросто душил его. В детстве он ездил сюда довольно часто.

Он привез ее в Каталонию, чтобы провести романтический медовый месяц. По крайней мере, в таком намерении он постарался убедить себя и ее. Но сейчас он понял, что сделал так исключительно ради того, чтобы она прогнала прочь еще несколько призраков из его прошлого. И она прогнала. Макс с нежностью провел ладонью по ее выпирающему животу и испытал чувство глубокой, искренней благодарности.