«Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твоё». /Втор.30:19/ Поэтому для обеспечения данной Творцом свободы разделение общества на Вампирию и Антивампирию желательно и неизбежно, чтобы каждый мог сделать свой выбор.

Гордость, самость — самоутверждение ВНЕ БОГА.

Чувство собственного достоинства, защита Образа и Замысла в себе и других — самоутверждение В БОГЕ.

То есть я себя утверждаю и уважаю как воина Неба и презираю, отторгаю всё лишнее, богопротивное в себе и других, мешающее восстановлению Образа и осуществлению Замысла. Здесь должно быть по возможности право свободного выбора, вряд ли осуществимого на земле, как свидетельствуют пророчества. Окончательное разделение произведёт последняя революция — Суд Неба над рабами Вавилонской блудницы и Антихриста. Их казнь руками самих соблазнённых и ввергнутых в погибель народов.

Но то, что нельзя окончательно победить неприятельскую армию в течение исторического времени, совершенно не означает, что не надо с ней сражаться тайно и открыто. И уж, конечно, тяжкий грех идти к ней на службу.

Эти свои мучительные сомнения она обрушит на отца Тихона потом, а не в тот черносолнечный октябрьский понедельник 93-го, когда, наверное, впервые после Крещения Руси торжествующе и нагло вскарабкалась на трон абсолютно враждебная православию, да и другим нашим основным религиям власть, под совершенно чужими, явными и неявными разбойничьими лозунгами: право сильного, бесконтрольное личное обогащение, вседозволенность во всём, вопиющая безнравственность и отношение к Родине и народу как к пирогу, от которого надо успеть отхватить кусок побольше, проглотить и вовремя смыться.

Истинные коммунисты, утверждая, что Бога нет, вели себя так, будто Он есть. Некоторые были настоящими мучениками. Нынешние, со свечками, вели себя так, будто Бога нет. Они даже не пытались «казаться» — открыто подняли над страной знамя зла, вот и всё.

Страну захватил Бармалей. А ведь нам твердили, что «враг не дремлет». И чтоб не ходили «в Африку гулять». «Но папочка и мамочка заснули вечерком…» Иоанна ненавидела его, в лучшем случае, не желала иметь с ним никакого дела… Хотелось молиться: «Чтоб они все сдохли!» Брала себя в руки: «Господи, убери их подальше, — пусть лежат на печи, нянчат внуков, копаются в огороде или загорают на Лазурном берегу — только не давай им рулить!» — Проси так: «Господи, открой Мне Свою Волю, яко немощна есть, смущаюсь», — скажет отец Тихон, до сих пор молча внимавший её излияниям. — Это правильно, что слушаешь свою совесть, переживаешь за отечество — Господь любит горячих, обязательно даст ответ… Отсекать свою волю не всегда получается, — в последние времена многое придётся решать самой, будет недостаток в благодатных истинных пастырях. Вот и я, грешный, иногда смущаюсь, молю открыть Божью волю… Может статься, Господь хочет, чтобы мы раз и навсегда переболели соблазном Запада и беспутной жизни. Или «сладкой», как там её называют… Эта дурь издавна нас мучила. Манну небесную Господь давал Руси, — нам мало, нам «как там» подавай! Ну и получили несварение желудка. Может, нарыв должен созреть и лопнуть, а Русь — выздороветь, ведь она была «удерживающей». Или вправду времена пришли последние, то есть объединение зла — антихрист, печать на лоб и руку… Если пойдём широким путём, куда нас нынешние цари тянут, об чём ты сейчас толковала — может, это и есть конец времён. Всё в Воле Божьей. Нам сказано: «Не бойся, малое стадо, Я с вами до скончания века»… «Претерпевший до конца спасётся»… Ты, может, и доживёшь, когда верующим в горах придётся скрываться, в пещерах… Придут несчетные бедствия, и тогда у нас одно средство: не участвовать в делах их. Бежать. А, может. Господь сотворит чудо и спасёт Русь…

— Но почему церковные пастыри не уведут народ с гибельного пути? — Батюшка отмолчался.

Дурацкие стишки эти лезли на ум, от новостей буквально мутило. Выпила рюмку коньяку — стало ещё хуже, снова полились слезы. Наконец, удалось заснуть. Проснулась среди ночи с плитой на груди. Депрессия. Даже молитва не помогала. В душе — лишь омерзение да бессильная ярость. Она поняла, что не знает себя. Что, оказывается, отчаянно любит Родину, — ту, которой больше нет. «Кипучую, могучую, никем непобедимую», где нет богатых и бедных, где «дружба народов — надёжный оплот», где всё «самое-самое». Где прорабатывали на комсомольских собраниях за эгоизм и аморалку, где в газетах дискуссировали, какая разница между любовью и дружбой, и унизительно ли брать чаевые.

Она сходила с ума от тоски по этому искусственному тепличному миру, комфортному заповеднику, по родному аквариуму, пусть тесному, но теперь, когда аквариум разбит и хлынул в рот и нос «воздух свободы», оказавшийся грязным, ядовитым, она безумно захотела «домой». Пусть в обманный, в искусственно созданный, но в СССР. Даже очереди вспоминала теперь с нежностью. Даже цензуру. Подумаешь, болтать было нельзя! Будто теперь не громили, не закрывали оппозиционные газеты! Не убивали неугодных журналистов. На экране знакомые оборотни брызжа слюной требовали решительных мер и «раздавить гадину». Ходили зловещие слухи о расстрелянных на стадионе, изнасилованных раненых девушках.